18. Виола
(немного раньше)
Она почти кубарем скатилась по узкой лестнице. Зюйд-Вест, завернутый в плед, снова сидел у камина со стаканом чая в руке. Медленно обернулся, поднял на нее тяжелый взгляд устало полуприкрытых глаз. Длинно вздохнул:
– Отказываешься…
Она закусила губу, даже как будто простонала:
– Нет… Совсем нет!.. Но мне не понять! Откуда ЭТО у тебя? У вас! И вообще – что это такое?!
Он грустно усмехнулся.
– Я в школе только семь классов осилил. В четырнадцать уже сел. За карман. Это я к тому, что из нас двоих грамотная ты! Как эта музыка ко мне попала? Да очень просто! Наркоша один выставил ее на продажу. Не афишируясь, через Интернет. Я в этом не ахти, не обессудь! Ты присела бы!
Виолетта подтащила табурет и опустилась на него, жадно заглядывая вору в глаза.
– Ну?
– Покупать приехали америкосы. Мои люди пасли их. Не из-за этой игрушки, нет! Они везли бабло. Наличку в бакинских. На них мы и повелись. Ну и нахлобучили всю ораву. Из того, что дошло до моего малограмотного ума, я понял – это что-то вроде мобильника. По современному телефону можно передавать картинку и звук. А тут эти наркоши придумали, как можно передать еще и осязание, ощущения с кожи всего тела.
– А может они тоже того?.. В смысле – увели у кого-то!
– Вполне возможно. Но мне-то какая разница?!
– Как это "какая разница"?! Какой-то человек это изобретал, разрабатывал, трудился день и ночь, а его обокрали!..
Старый уголовник рассмеялся:
– Милая, ты забываешь, с кем говоришь. Я – вор. Я с детства был против частной собственности на что бы то ни было. И теперь, в старости, я еще больше уверился в том, что ничего не земле не может принадлежать кому-то одному. Голыми мы рождаемся, голыми и подыхаем. Все, что есть на земле, принадлежит Творцу. И творцы не мы, не грешные грязные создания! Все творит (в том числе и в нас) Небо. А мы только проводники. Тот инженер, что сработал это устройство, наверняка испытал восторг от самого акта открытия, это и стало ему наградой. Должно стать!
– Но послушай, Зюйд-Вест! За труды полагается плата! У него украли его труды!
– Ну, во-первых, забрали у наркоши с американскими дельцами. Наркоша бы крякнул, употребив столько наркоты, сколько мог бы купить на то бабло. Мы его спасли. Ну а тот, кто и взаправду сотворил это устройство, наверняка соорудил уже еще одно такое же! Он же в курсах, как это делать!
– Но мы об этом не узнали! К денежному вознаграждению полагается еще и слава! Известность! Об этом должны бы день и ночь трындеть по ящику! Ты что-нибудь слышал?
– Не слыхал. Пока. Может изобретение обкатывается как-то, хрен их, чинуш, знает!
19. Витюнчик
Сначала он повелся просто на штуку, которую ловко перевернул из баксов в евро. Было заметно, что их это не особо напрягло. И он отправился с ними в гостиницу.
В какой-то момент он ощутил холодок ужаса за воротником. Ведь никто не знает, на что способны эти!.. Но за штуку баксов он согласился бы и на изнасилование, возможно. В тот момент ему особо остро нужны были те деньги. И вот эта Ева с кривой ухмылкой отсчитала десять сотенных баксов.
– А в евро это будет… – он сделал вид, что считает в уме.
Девка без особого сожаления добавила две купюры:
– Хватит?
– Возможно! – усмехнулся он, пряча деньги в бумажник.
Ева обернулась к Виталию, прищурилась, словно бы сомневаясь. До этого она смотрела на окна забракованной ими квартиры, а он уже направился к яркой машине.
– Что вы учишь?
– В каком смысле? – усмехнулся он.
– Вы ученый, так?
– Ну, допустим!
Ксения в своей драной джинсухе уже запрыгнула на сиденье и нетерпеливо постукивала ладонями по рулю. Жопастая, затянутая в кожу иностранка тронула его за плечо, чего он не переносил в принципе.
– Вот! Если ученый, то что выучишь?
– Она хочет узнать вашу специальность! – брезгливым тоном пояснила старуха. – Что вы там, в институте изучаете?
– Зачем это вам? – он уже сделал шаг от них.
– У нас много бабла! – неожиданно просительно пропела Ева. – Мы хорошо плачу! Нам нужен помощь! Ваш помощь!
Виктор резко обернулся к этим странным дамочкам.
– В чем помощь? В чем она должна заключаться?
– Штука баксов! – почти страдальчески выкрикнула жопастая. – Он уже у тебя!..
В этот момент Ксения хлопнула дверью и газанула, отъезжая. Надо было бы махнуть ей, придерживая, но штука баксов это штука баксов, возможно не последняя! К тому же кожа на девице, включая ботфорты, была явно натуральной!
(уже в гостинице)
И тут началось. Виолетта с тяжелым вздохом опустилась в другое кресло и включила телик, по которому шло какое-то постановочное шоу, якобы диспут. А неестественно оживленная эстонка достала из шкафа чемодан и раскрыла его на диване. Она все время пыталась что-то сказать, вернее, выразить на русском, но у нее не получалось.
– Дядя усеный!.. Делай так!.. Делай так!.. Наследник нет!.. Дядя крякнул!.. – при этом эта сумасшедшая выкладывала странные вещи: мотоциклетный шлем с подсоединенным к нему кабелем, гидрокостюм – тоже с проводами, ноутбук с соединениями различных форм и еще кое-что по мелочи. Костюм она сразу вывернула наизнанку и принялась протирать тампоном со спиртом.
– Это что? – наконец спросил Виктор.
Когда он был маленьким, мать таскала его за собой по гостям. И там он, приученный почти с рожденья, мог сидеть часами без движенья. За это его очень хвалили хозяева, и мать потом непременно покупала какое-нибудь лакомство – поощряла эту терпеливость. В случае же неповиновения – жуткая порка сеткой авоськи. Вот и теперь он словно бы снова оказался в детстве, и, оказалось, довольно трудно стряхнуть это нелегкое очарование. Толстожопая эстонка словно бы и не слышала вопроса – продолжала с каким-то младенческим лепетом дезинфицировать костюм. Любовно,– натурально любовно! – поглаживая ватой в алкоголе все внутренние поверхности.
– Что это? – снова повторил он.
– Сто? – подняла, наконец, косые разноцветные глаза на него девица. – Сто надо?
Он глубоко и протяжно вздохнул, демонстративно набираясь терпения.
– Надо знать, что это такое!?
– А-а, это! – эстонка рассмеялась. – Это Пе-Те-О!
– Что? – не понял он.
Пожилая неохотно оторвалась от экрана и лениво процедила сквозь зубы:
– Передатчик телесных ощущений.
– Тактильных! – во весь голос поправила ее Ева и повторила по слогам, – так-тиль-ных! В этой костюме есть приборчики! А это приемник! Другой там трогает кого-то или его кто-то трогает, а ты чувствуесь! Ясно?
– Почти. Это приемник тактильных ощущений, верно?
– Тосьно!
– А где передатчик? От кого идет сигнал?
– А нет! Есть только запись! Для пробы! Хоцесь пробовать?
– Сначала я хочу разобраться!
Ева вздохнула и с очень серьезным видом принялась складывать костюм. Пробурчала, не поднимая глаз:
– Верни бабло!
– Нет, нет! Вы не правильно поняли! – он слегка привстал в кресле. – Я просто хочу убедиться, что это безопасно!
Девка сощурила косые глаза:
– Я пробовал! Он пробовал! Мы живой! И мы не больной!
– Кто он?
– Вайолет!
Старуха Виола вздохнула снова:
– Это она про меня!
Виктор на мгновение замер, уставившись в пространство перед собой, затем мягко шлепнул ладонями по коленям:
– Ладно! Но я сам сперва продезинфицирую!
Когда он очень тщательно протер костюм внутри, израсходовав почти пятьсот грамм спирта, и наконец, облачился, заставив предварительно их выйти, он все равно еще не решился окончательно. Постучав в дверь, он стал очень внимательно вглядываться в их лица – не насмешка ли все это? Он готов был в любой момент сорвать все с себя и переодеться. Но младшая Ева принялась подключать соединения с ноутбуком. В том числе и от шлема.
– А разве тут нет блютуза?
– Блютуза? Мы и не смотреть! – она нашла это соединение в меню и блямкнула на него.
В шлеме сразу засветилось.
И Виктор его одел. Чтоб посмотреть.
Подошвами он ощутил шершавость усыпанной хвоей песчаной дорожки. Хвою он увидел вместе с огромными соснами над головой. Облаков в небе не наблюдалось, низко висящее солнце ласкало бор золотистым светом. Тот, чье тело он примерял, обернулся на двухэтажный особняк. На крытом крыльце которого стояла полноватая смеющаяся тетка в застиранном синем халатике. Тетка помахала рукой, и он ответил ей тем же. После чего отвернулся и стал медленно спускаться по тропке к воде.
Он прекрасно видел "свои" крепкие руки с закатанными клетчатыми рукавами и босые ноги в голубых "линялых" джинсах. На безымянном пальце левой руки сверкало кольцо. И кисти "его" рук не были кистями работяги. Хоть это утешало!
На узкой песчаной полоске пляжа, а впереди простиралась синева вод, резвились дети с мячом, три девчонки против двоих мальчишек. Чуть поодаль справа на деревянном с облезающей голубой краской шезлонге лежала девушка в мини купальнике с газетой на лице. А от полоски ленивого прибоя к ней приближался сухощавый и лысоватый старичок. Морщинистое лицо его лучилось приветливой улыбкой, голубые же глаза оставались холодны.
– Ну, вы что, Константин, решили все же искупаться в неурочное время?! – и голос у этого хлыща был медово-ядовитый.
– Просто ноги помочить вышел! – усмехнулся носитель. И Виктор кожей ощутил его неприязнь к этому плешивому типу.
Загорающая девушка сдвинула газету с глаз и улыбнулась:
– Привет, Костя! Как работа?
Виктор почувствовал увеличение кровяного давления в паху и резко сорвал шлем с головы. Но ощущения песка с травой под ногами, напряжения члена и легкой одежды на теле остались.
– Выключай! – с отчаянием в голосе крикнул он, лихорадочно расстегиваясь.
Разноглазая Ева в это время наливала себе в бокал из бутылки. И, похоже, не впервые. Виолетта даже не обернулась от экрана.
– Что-то не так? – удивленно улыбнулась она. – Там еще чуть-чуть!..
В нем же клокотала настоящая ярость, неизвестно откуда взявшаяся. Откуда-то с самого дна. С огромным трудом удерживаемая. И немного побаливала шея.
Он ненавидел электрички и, по крайней мере, из Твери, предпочитал им скоростные комфортные поезда. Тут никогда не было удушающей толчеи, свиных рыл простонародья с их баулами и мешками, алкашей и молодого хулиганья, тут было спокойно. Не надо было прикидываться ветошью, сливаясь с человеческими отбросами. Тут и только тут можно было почувствовать себя Личностью, тем, кем он и был.
Он вытянул ноги в итальянских туфлях и прикрыл глаза. Эти две лохушки сидели через проход. Кожаная, та, что помоложе, втихаря потягивала какой-то алкоголь из плоской бутылочки, старуха, сменившая имидж – цветастое платье на "пижамные" штаны дремала, укрывшись газетой.
В этом поезде был вайфай, включенный в стоимость билета, и он пользовался им обычно на всю катушку. И сегодня тоже. Его просто распирало чувство собственной значимости, снова и снова ему доказывалось, кто он есть. Это ж надо было так распорядиться Судьбе – свести его с этими глупышками! Да к тому же еще обладательницами Устройства! Устройства, предназначенного лично ему!
Поначалу его разум даже отказывался верить действительности! Да он их словам не особенно и поверил. "Это невозможно! Такого не бывает!" – мысленно предостерегал он себя, слушая жопастую эстонку, которой он явно глянулся. Вот дура! А пожилая толстуха всем своим видом показывала неприязнь и очень неохотно поясняла то, что никак не могла выразить эта Ева.
Он уже поискал в Инете это изобретение, там о таком даже и не слышали! Больше того, сообщество подняло его на смех! Говорили, что такое даже и в принципе невозможно! Его называли фантастом! Но он все не то, что видел, на собственной шкуре, как говориться, прочувствовал ЭТО!
20. NNN
Тот истинный восторг он впервые пережил в 19, перед самым Выпускным. На сам бал он, кстати, и не пошел, вдруг сообразив, что это все пустое. Пустое по сравнению с Вечностью.
Тогда эта женщина решила устроить ему праздник – зарезервировала гостевой домик на Кафтинском озере. Ее муженёк на новенькой надувной лодке с утра пораньше отправился на рыбалку. Она, уже достаточно обнаглев, заказала сауну и хищно облизывалась, посверкивая карими с поволокой глазами.
Он разозлился на эту ее запрограммированность и заявил, что у него болит голова. Она горестно вздохнула, опуская голову:
– За нее заплаченно!.. надо идти!..
– Ну, так и иди! – тихо прошипел он и открыл ноутбук.
Она, разумеется, пошла – сердце ее всегда обливалось кровью, когда средства утекали без толку. Но приблизительно через час нахлынуло и на него. Он поднялся, закрыл все приложения и направился к отдельно стоящему домику. Идти надо было по гравийными насыпным дорожкам по направлению к плещущему серо-синему озеру с лодкой на горизонте. Возможно муженька. Поднялся по грубо вытесанным из толстых досок ступеням на крыльцо и с первого раза не смог открыть явно разбухшую от сырости, хоть и лакированную, дверь. В узкой, метра на полтора, раздевалке с вешалками по стенам было уже душновато и темновато. Представляя, как она обрадуется, он намеренно оттягивал момент встречи – раздевался помедленнее, тщательно расправляя вешаемую на крючья одежду. Перед тем, как снять трусы, задвинул на входной двери мощный засов.
И вдруг услышал ее щенячьи поскуливания, обычные ее поскуливания во время ЭТОГО. Он осторожно заглянул в моечную и замер. Толи от негодования, толи от страха быть пойманным. Но у него потемнело в глазах и екнуло сердце. А еще неожиданно свело зубы. И волосы на голове встали дыбом, он почувствовал их напряжение.
Она стояла на четвереньках на лавке, низко опустив голову, а он, здоровенный амбал с остекленевшими глазами, с торца дрючил ее, ухватив за бедра сзади. Ускорял темп с рычанием и судорожными стонами. Было ясно, что сейчас вот-вот они кончат, и даже уже как будто начали кончать.
Он прикрыл дверь, из-за которой раздались восторженные вопли и визг той женщины.
В суматошной тряске рук он никак не мог попасть ногой в штанину. Глаза его и разум застилала пелена неизвестно откуда поднявшейся ярости, его просто начинало колотить от этой ярости. Он вышел из бани качаясь как пьяный, так и не одевшись до конца, с курткой в руке.
Побродив по узкому с привозным песком пляжу, несколько раз ополаскивал пылающее лицо, стонал, как больной и, в конце концов, вернулся в свой домик. Но и тут успокоение не приходило. Тогда он взял кухонный нож и вернулся в баню.
Эта женщина с уже мягкой расслабленной улыбкой сидела на скамье. На той самой, где ее только что дрючили! Быстро оглянулась на дверь парной, зная, что он никогда туда не заходит:
– Погоди, милый, я уже заканчиваю!.. – сказала, вернее даже промурлыкала каким-то горловым голосом. Счастливым голосом.
– Конечно! – ответил он с легкой ухмылкой и шагнул в парную.
Амбал лежал на верхней полке лицом вверх с закрытыми глазами и закинутыми за голову ручищами. Бицепсы у него были ого-го!
– Ну, ты ненасытная!.. – только и успел он промурлыкать с ухмылкой, еще даже и не видя, кто идет.
Только и успел, когда длинное лезвие погрузилось в его могучую грудь.
Глаза и рот испуганно раскрылись, он захрипел что-то невнятное, взмахнув руками. Но тут же уронил их на лавку рядом с собой. А он ударил еще, еще и еще!
Вот тут он, избранный, и ощутил тот могуче заклокотавший в горле восторг, то внутреннее цунами, что взметнуло все его существо до самых звезд. И ни в какое сравнение не идущее с обычным оргазмом. Это было нечто потрясающее!
И когда та женщина вскрикнула за спиной, он медленно обернулся все еще парящий в высотах неведомого буйства. Одним махом он отбросил окровавленный нож и с сияющими глазами повалил ее прямо на мокрый пол.
Содрогнувшись в четвёртый раз, он наконец, сполз с нее на грязный пол, на четвереньках с глупо ухмыляющейся физиономией пошкандыбал в моечную, где с трудом взобрался на лавку рядом с ее тазиком и принялся намыливать мочалку. Она тоже еле-еле поднялась на трясущиеся ноги, подняла нож и ополоснула его под краном. Без единой мысли в голове. Он, как у них было заведено, протянул ей мочалку, и она стала нежно тереть его тощее бледное тело.
Так он вошел в иное измерение настоящих, истинных восторгов, восторгов Вечности.
Вернувшегося с рыбалки мужа они в баню не пустили, сказали, что там какая-то авария, а у них разболелись животы от несвежей рыбы. Весьма озабоченный мужик отвез их домой.
А через пару дней по всему Бологое прошел слух о зверском убийстве сына хозяина базы отдыха на Кафтинском озере.
– Не, ты только подумай!.. – говорил муж жене, дурацки ухмыляясь за завтраком. – Если б мы не укатили тогда, ведь могли и нас почикать!
21. Виола
Ева ушла в бар обмывать обновки: драные по моде джинсы, кожанку, кроссовки и кое-что по мелочи. Конечно, она звала и Виолетту, но та вдруг заартачилась – не то настроение. Она осталась в номере и вот, на тебе! В дверь тихо постучали. Раздраженная Виолетта запахнула новый халат, решительным шагом подошла и открыла. Она уже собиралась отчитать надоедливых служащих гостиницы, но там оказался полицейский в форме. В сопровождении толстой Натальи. Офицер сразу шагнул вперед, сложив пальцы лодочкой у виска:
– Старший лейтенант Клюев Геннадий, участковый инспектор! Позволите?
– Да, а что случилось? – она была слегка ошарашена. Еще не забылось ТО задержание десятилетней давности.
– Ну как это "что случилось"! – старший лейтенант ухмыльнулся. – Арендованный вами дом сгорел! Или это мелочь для вас?
Она чуть в обморок не упала, мозги оказались полностью парализованы.
– Нет… я… это…
– Можно войти?
– Конечно!..
Необъятная фигура служащей колыхнулась:
– Тогда я свободна?
– Пока да! – даже не обернувшись на нее, он прошел в номер. – Все мы свободны лишь временно! Верно, Виолетта Ивановна? Вот вы сколько уже на свободе? Около месяца, так? – он развернул стул у стола под окном и сел.
– Ну… – женщина прикрыла дверь и замерла перед полицейским, как перед строгим учителем в школе, с опущенной головой.
– Но шестого июня вы засветились в Вышнем Волочке. Вернее, ваша подруга Ева Пайдес. Латышка, что ли?
– Эстонка. Она сделала передачу заключенным.
– Ну да, она ведь освободилась оттуда два месяца назад! Интересный у вас союз получается!
– Обыкновенный. Мы все сделали по закону.
– По какому закону? По воровскому?
Виолетта вздохнула и промолчала. Ей вдруг стало ясно, что прошлое будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. И это было горько, горько и обидно.
Неожиданно за ее спиной отворилась дверь и в номер влетела возбужденная Ева. С двумя бутылками в руках.
– Вау! – во весь голос воскликнула она. – У нас гости!
– Это не гость. – Виолетта была насуплена.
– А в баре ни души! Ха-ха, с яйцами! Ну, чо, генерал, тяпнешь с бывшими зэчками?
Клюев опешил от такой вольности, так и застыл с открытым ртом. А девушка проскользнула в номер и брякнула бутылками о столешницу, видно было, что она ничего не боится. Участковому надо было поставить ее на место, он торжественно откашлялся:
– Ева Пайдес! Вы…
Явно поддавшая деваха весело перебила его, приложив ладонь лодочкой к виску:
– Так точно! Оттрубила за тяжкие телесные! За примерное поведение выгнали с зоны! Сказали, там таких не держат!
– Послушайте, уважаемая!.. – старлей попытался нагнать суровости.
– Слушаю всеми ушами! А вы иди сюда! Присядь! – со смехом указала в кресло обеими руками и, пока полицейский, невольно поддавшись такому приглашению, усаживался, придвинула ему бутылку. – Отворяй! Те! Бармен сказал, этот "Наполеон" сорок лет в бочка был! Делай экспертиз!
Он положил на стол папочку с документами, взял бутылку и осмотрел этикетку.
– И сколько стоит это удовольствие? – уже другими глазами прищурился на девушку.
Та, поморщившись, как от кислого, взмахнула расслабленной кистью:
– Тыщи две или три!.. – после чего обернулась ко все еще стоящей у двери Виолетте. – Что ты там как из соли?! Иди, падай куда хочешь! Только я поближе к офицеру! – и устроилась в кресло рядом с ним.
22. Клюв
Он тщательно осмотрел основательно закупоренное горлышко, ножом со стола сорвал алюминиевую крышечку и попробовал вынуть натуральную пробку. Но пробка тут была не обычная, сильно удлинённая, ему пришлось изрядно повозиться со штопором, прежде чем она подалась. Эстонка в это время достала из бара бокалы и пару разрезанных и уже подсыхающих лимонов. Участковому было немного в лом признаться, что он еще не пробовал такого зелья. Но и отказаться было как-то… Короче ему хотелось попробовать эту фигню и все! Не смотря ни на что. Он наполнил до половины три стоящих перед ним бокала, и даже он, курящий с пятнадцати лет, ощутил аромат далеких заморских земель, их виноградников. Вдруг вспомнилось солнечное утро на курорте в Анталии, куда он возил свое семейство в позапрошлом году. В прошлом не получилось из-за долбанного коронавируса.
Смаковать такие напитки он не умел, поэтому просто выпил – ну, конина и конина, мать ее!.. Да и дамочки, ясное дело, к разносолам не были привычные, проглотили по половинке налитого. К лимонам никто не притронулся.
Сидящая рядом молодая сощурилась на него истинно блядским взглядом:
– У меня к офицеру вопрос. Вы же пришел за пожар говорить? – он кивнул. – Нас из огня достал мужик. Ты знаешь?
Он снова кивнул:
– Который и поджег. Он у нас в клетке. Уже написал признание.
Дамочки были, что называется в шоке – уставились на него вытаращенными глазищами. Пауза длилась вечность.
Наконец иностранка громко глотнула и перевела дух.
– Это не может быть. Я видел его из окна далеко! Он ломал, то есть гнул железо оград! Потом ломал дверь. Могу это писать документ! – она вдруг вскочила, дыша яростью. – Ты его били!! Заставили!! – казалось, она и сама сейчас набросится на старлея.
На всякий случай он подобрался, подтянул ноги.
– Никто его пальцем не тронул! Он по доброй воле написал признательные показания!
Эстонку даже слегка затрясло:
– Нет! Когда он ломал, уже горел! Давай бумага! Я все пишу!
– Ладно, хорошо! Но я пришел по другому поводу. Шестого июня в городе Вышний Волочек было… Только не говорите, что вас там не было! Вы даже были задержаны за хулиганство! Не будете отрицать? – Ева промолчала. – Мне надо, чтоб вы описали все время нахождения в городе! – он резко обернулся к Виолетте. – И вы тоже! Бумага есть? – достал из папки на коленях два листа. – Есть чем писать?
Ева уже вызывающе взяла бутылку, налила себе и подруге, после чего выпила и закусила долькой лимона.
– А может еще про Анну Каренину написать? – зеленый глаз ее пылал неприязнью, если не сказать презрением. – Есть что предъявить, предъявляй! А нет – вали к той самой матери!
Офицер резко встал, с резиновой ухмылкой сунул руки в карманы брюк и прошелся по номеру. Затем одел фуражку, выровняв козырек по центру лба, и громко хмыкнул:
– Ну, значит так! В городе Вышний Волочек в тот самый день, когда вы удостоили его своим посещением, было совершено зверское убийство. Это пункт первый. И пункт второй – вы обе были судимы за жестокости вплоть до убийств и обе отсидели немалые сроки. Обе совсем недавно освободились. Да, и тут уже успели дом спалить!