Начистоту. Книга писем

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

5 октября 2001-го. Когда кончался век ХХ

Когда кончался ХХ век, мы задавали друг другу вопрос: «Какой будет культура нового века?» Одни говорили: искусство будет еще более сложным, другие – всё и так слишком усложнено, наоборот, скоро придет пора самых простых человеческих ценностей. Одни говорили: в технократический век мы нуждаемся в капельке тепла, а другие твердили, что только интеллект приведет человека к новым высотам. Разброс наших мнений, ернических и серьезных, хорошо отражен в сборнике «Культурный герой ХХI века». А Наугольный тогда сказал: «Если культура вообще будет». Сегодня он говорит: «Ради чего ломали копья? Нет ее, культуры, нет литературы, чье влияние на мир ничтожно. Никто ничего не читает, во-первых. Смотрю на толпу упившейся пивом молодежи, День города, конечно, что им еще делать – только пьяной толпой ходить… Бить друг друга, уродовать. Это чернь. Она не способна понять». – Наугольный говорит с такими нервами, что я пугаюсь. А сами-то мы кто, не чернь, что ли? Но ты же сам говорил: «Водка – это красота, чистота, благородство… Мудрость!» Говорил? И пил. Я напоминаю Наугольному его же афоризм.

– Нет, я свое выпил. Просто Венечка Ерофеев и Липскеров с Павловым не могут на одной полке стоять.

– Ну и почему? Занятно, затейливо.

– Мне нравится Липскеров, который здесь и сейчас, а Ерофеев – это прошлое.

– Кроме того, зачем ты классифицируешь?

– Затейливое – не вечное. Холодное, путаное, не притянет. Татьяну Толстую провозгласили лучшей, по радио будут читать. Как же. Десять лет назад это было бы – да. А теперь это – так… Словеса. А славят. А ведь еще хуже делают. Отталкивают людей, кому еще не противно, кто еще верит. Вообще никого не останется.

– Но Павлов? Это страшная правда о нашем времени. Ему тоже не веришь?

– Да что Павлов! Это хроникер, публицист. Работает ради денег. Ради комфорта.

– Кто же не любит комфорт? Чтобы нормально жить, чтобы всё было.

– Я с тоской обозреваю свою бедную заброшенную комнату. Кресла старые, диван еле держится, обоям лет десять… Да не надо мне, чтобы всё было. У меня знакомая как поговорит с матерью, как та настроит ее самолюбие, так знакомая хватается за кошелек, деньги бросается зарабатывать, ни-че-го не понимает. А сама – не такая. Как с матерью не говорит – так высокое разумеет. Меня вызвали на семинар, кусок мне бросили, чтобы я уже не был свободен… Чтобы, что хочу, не говорил… – накаляет Наугольный телефонную трубку.

– Неправда, никто тебе не мешает. Ни к чему не обязывает. Говори ты что хочешь, специально тебя в Москву зовут, чтобы ты с подобными себе поговорил. Да еще, может, в журнале каком напечатают. Что ты всё наизнанку выворачиваешь. Когда меня в Москву звали, я ехала с огромным любопытством. Тем более что это быстро кончилось…

– А откажусь и не поеду. Назло. Не хочу быть обязанным, – гневается Наугольный. – И так свободы нет, а они еще больше перекрывают!

– Насчет брошенных кусков – это было, да и в «Графоманке» я про это писала, помнишь главу «Как их только не разорвет»? А где еще свободу тебе перекрыли? Сиди, пиши… только пиши. Чтоб этот вопль души не в телефон, а как-то письменно. Например, об этом социуме, который никогда ничего не поймет. Но это же не твое дело, твое дело – писать… Если можешь… Я вспоминаю, как занималась литературной пропагандой, и меня прозвали «культмассовым сектором вологодской литературы».

– Вот, писать! А зачем, если выхода к читателю нет? Архипов прав: у нас резервация («Резервация» – название книги Архипова). Вас загнали в ваше Лито в пятнадцать человек – вот и сидите. Вот вам все ваши границы!

– Ну и что? – Я грустно замолкаю. – Я поняла, что не состоялась. И отношусь к этому спокойно. Ладно, хоть мы с тобой говорим…

– Да что толку? – Наугольный еще больше горячится. – У меня такая смута… Мало говорим-то! Надо больше, дальше, громче… Интервью какое-нибудь…

– Хорошо, я возьму у тебя интервью как у молодого писателя России, которого пока не слышат… Который едет на семинар в Москву… Но где его печатать? Негде. Даже при условии, что у меня две подруги – одна в «Красном Севере», другая в «Русском» – это невыполнимо. Никому не нужно. И то, что поэт умер в 38, и то, как книгу новую обсуждаем – никому. – Я стихаю почти до шепота.

– Вот! А говорите – свобода. Где она? Нет ее.

– Ну, не знаю. – Мне явно крыть нечем. – Давай в рубрику «Дневник писателя» на Сакансайт. Кому не всё равно, увидит. Услышит. Только ты формулируй четко. Это всего лишь завязка.

И далее горячий монолог о том, как понятен Раскольников! Почему хотелось хохотать при виде прыгающего крючка. Понятна драма прыгающего крючка. Потому что слава ломилась в дверь! У Достоевского гордыня, да, но ему есть чем гордиться. Он сильно писал. Он памятник себе воздвиг нерукотворный, мрачноватый, правда, в виде двух убитых женщин. У Пушкина – тайная свобода, у Блока – тайная свобода, а у Наугольного – что?

– Иногда я чувствую свою судьбу, – говорит Наугольный. – Идти за Пушкиным? Не знаю. Но идти надо.

Так он говорит, а я боюсь, что он запьет, не доедет до семинара в Москве 14 октября. Рассказ ему напечатать? Может, тогда не запьет?

Дневник писателя. 19 октября 2001-го

Другой мир, другое все.

Во Дворце творчества детей и молодежи прошел потрясающий конкурс чтецов. Для меня это сильнейшее испытание. Корневики и деревенщики, составившие славу вологодской литературной школы: Белов, Романов, Фокина, Рубцов, Яшин, Леднев – вот авторы, которых читали наизусть школьники. И не строчками! Страницами! Наизусть! Со слезами на глазах! Я не отношусь к поклонникам вологодскости, и не потому, что разные союзы, а просто скучно. Саканский однажды смешно напомнил про Ромуальдыча, который заколдобился. Так этот Ромуальдыч точно был бы счастлив, как был счастлив Мануил Свистунов, который проскрипел в микрофон: «Ди-и-вный конкурс!» И так три дня. То рубцовское «Живу напротив храма», где стирают женщины белье, то фокинская нетопленая печка, то яшинский поезд, где покупают кулечек влажной клюквы, то ледневский царь, заставляющий хромого Ивашку играть камаринского на колоколах. И по десять—пятнадцать раз одно и то же. Известный стих Рубцова «Вологодский пейзаж» прозвучал чуть ли не двадцать раз! Это большое испытание даже для тех, кто очень любит поэта. А уж для меня, поперечной… Честно говоря, просто выучить стих для маленького первоклассника – и то подвиг. А уж рассказать его выразительно, не боясь оторвать руки от тела – и вовсе трудно. Потому можно представить, какую громадную работу проделали педагоги, готовясь к этому конкурсу! Но я не о том, я о самих текстах. Почему они это выбирают? Их же никто не заставляет! Они сами выбрали, сами захотели. Значит, нравится людям! А мне нет! Ну и зачем, казалось бы, делать из этого трагедию? Но я всей шкурой почувствовала ужасающую несправедливость этого простого факта. «Я пишу не хуже, – говорила я себе, – не хуже. Просто у меня не было тысячных тиражей и меня никто не знает». И я примерно слушала, таращилась и выставляла баллы, торчала в этом жюри, билась, сопереживала. Но чем больше я сопереживала, тем больше подкатывало к горлу. Почему не я, не та же Сучкова, которую хвалят в Москве, в Литинституте, а у нас даже не печатают! Не Кузнецова – такие хорошие у нее стихи пошли! И в Шукшинском конкурсе она побеждала… Да я не против Яшина и Рубцова, просто я тоже есть, но я должна сидеть и только ставить баллы! И всё! Ольга Кузнецова мне с улыбкой сказала: «Да не будут они нас читать, Галя!» И от этого мне стало еще хуже. То есть никто даже не возражает вообще. Да почему опять? «Потому, что была система, – говорит Оля, – госкнигоиздание плюс пропаганда по всем школам, детсадам, библиотекам. И это в течение сорока лет! У них было схвачено всё. А ты занималась пропагандой всего десять. И в одиночку. И результата никакого». И я сразу как-то устала. Я рассеянно отсидела этот конкурс, только одному из организаторов, Шахову, сказала: «Надо и ДРУГИХ!» – «Да, – подхватил он, – сам знаю. У нас целый шкаф новых авторов. Ты дала нам Гальского – мы его поставили на сцене. Тебя хотим поставить. Вот Наташа Бурлова будет читать твою Басю…» И да, была потом моя Бася. Настоящая такая, с глазищами. Целый рассказ выучила, непостижимо. Я даже держала ее за руку. Но этого было мало. Одна Бася сражалась с моим унынием за тридцать талантов, которых никто не знает! Нет, вру, не одна. Там еще четырех авторов из новой обоймы читали. Но Шахов хочет, чтобы новые авторы сами приходили в народ. И я заставила прийти четырех человек, но они ничего не смогли прочесть. Дети маленькие, поутомились, всё смотрели на дверь, хотели есть, уроки не сделаны. И мне поэты кучу всего высказали! Нет, надо не так. Не так. Надо создать каналы, по которым это новое шло бы постоянно! А впрочем… Разве мне это под силу?

Дневник писателя 12 ноября 2001-го. Кто я?

На днях состоялась пышная презентация второй книги 16-летней поэтессы Леты Югай. Стихи хорошие для ее возраста, читаны не однажды на городском конкурсе чтецов, на различных вечерах, печатаны в журнале «Мезон», в газетах. Я всегда с радостью смотрю на такие явления, единственное, что меня бесит – это хождение везде с мамой. Народ посмеивается добродушно: маленькая еще. Я возьми и скажи им обеим об этом. Говорю: пора уже самой ходить на Лито, на вечера и так далее, Цветаева, сами знаете… Пригласила на Лито обсудиться, а у нас там ведь жестокая критика бывает. (Накануне мой рассказ разнесли просто в клочья: «и композиции нет, и что с героями делать, не знаешь, и описаний слишком много, и на фиг тебе сдался инцест, коли нет личностного опыта», в общем, надо забыть, как страшный сон). Лета согласилась, пришла, без мамы, обсудили серьезно, со всеми минусами, она парировала, спорила, улыбалась, еще сказала, как съездила в Питер, выступила в «Бродячей собаке», где выступала когда-то Анна Ахматова. Короче, понятливая девчонка, не какая-нибудь мямля. Понятно, что деньги папы плюс энергия мамы дают свои плоды. Но всё же. Тут на днях Лета позвонила и попросила, чтобы я выступила на презентации ее книги «Сиреневый лес». Я согласилась. То, что было на презентации, не поддается описанию. Там был замглавы областного Департамента культуры Чирьев с таким букетом! Метр в поперечнике. Дальше – больше. Сотрудник обл. картинной галереи Дементьева – искусствовед и важная фигура! Известная всеми уважаемая личность, педагог и просветитель, руководитель кружка литературоведов Канунникова! И с ней двадцать человек юных литературоведов. Директор Музея забытых вещей Касьяненко! Классный руководитель Леты: мне повезло с классом и ученицей. Все чуть ли не плачут от счастья. Завалили цветами. Мол, это наша звезда и всё такое. Бедная девочка, где ей понять, что это цветы не ей… Что касается меня, то мне выступать не пришлось: меня поймал высокопоставленный папа и запретил открывать рот: «Нам не нужно ваше выступление, молчите. Дочь не обидится, я сам разберусь». – «А если я – представитель журнала, мне материал нужен? Вы думаете, что можете мне так сказать?» То есть папе на мощной раскрутке никак нельзя демонстрировать персону нон грата. То есть меня. Кто я в их глазах? Я пришла домой и стала рассказывать. У меня было странное состояние, мне хотелось что-нибудь разбить. Муж стал говорить, что они меня так боятся. Девчонки забрели на чай, стали смеяться. Но больше всего смеялись дети. Мама – шухер. Мама – Кинг-Конг. Смеялись, пока не закашлялись и чай не поразливали. Вот и всё. Конец фильма.

 

Очередной мой провал – в конкурсе спортивного рассказа на «Спорт-Экспрессе». Номинатор обозвал мое произведение соплями. Я посмотрела – а какие страшные там рассказы на конкурсе, сколько негатива. Саканский вообще ненавидит спорт, и правильно делает. А я среди участников одна женщина. Куда полезла, в самом деле. Подумала, что необязательно черепа крошить, подумала, что околоспортивное тоже пойдет. У моих героев спорт не на первом месте в жизни, зато он по-своему раскрывает людей. Оказывается, надо всё не так. Не то что призового места не будет, а и в финал не вошла. Остается утешение: Александр Нилин единственный готов отдать и вторую руку, но не для того, чтоб ее отрубить, а чтобы голосовать, что рассказ написан одаренным человеком. Плохо относится ко мне Евгений Козловский из «Компьютерры». В общем, время обломов. Дописываю новую повесть и с дрожью думаю о том, на что ее издавать. Где выпросить три тысячи, не понимаю. (Столько долгов. За обучение в институте еще не всё отдали. За ремонт антикварной виолончели.) А если не издавать, зачем я пишу тогда? Говорят, с такими мыслями нельзя заниматься творчеством. Но мое творчество не боится и более грубых мыслей: почему мужики не привезли мне обещанную картошку, три мешка, потом хоть можно будет сказать, что вот, помогали писательнице выжить. Почему мои дорогие мужчины поставили на машину Wind 2000 вместо Wind 1998, при этом вырубился сканер, без которого я не могу жить. Это что, мужской шовинизм или нет? Ясно одно: если к ним придут биографы и спросят, какова была писательница в быту, они скажут: капризничала из-за всякой ерунды типа Wind 1998.

Дневник писателя 14 января 2002-го. Встреча с «читателем»

Отчет студентов 1 курса журфака Вологодского педуниверситета о встрече с Галиной Щекиной

C. Галыгина Вечный источник?

Считаю, что именно так можно назвать Г. Щекину, она вечный источник энергии и творческого начала. Это почувствовалось с первого момента ее появления в аудитории. Женщина невысокого роста с ярко накрашенными губами и в длинной широкой юбке, с кольцами в ушах, похожая на цыганку. Может, от этого показалось, что в ней энергия бьет ключом… За внешним разбитным видом я увидела непростой жизненный путь. Экономический факультет Воронежского университета, работа в Краснодарском крае, нежелание ехать по распределению, всесоюзный розыск. Михаил Анчаров, поманивший сверкающим миром, – тут начало новой жизни Г. Щекиной. Так зажигалась новая звезда. Но она себя ею не ощущала, не знала, долго ли ей гореть. Ее увольняли из десяти организаций, не печатали в газетах, а Белов посчитал произведения эротическими. (Так он обозвал газету «Свеча», которую я издавала с 1993 по 1997 гг. – Г.Щ.). Так о чем она пишет? О человеке, и человеке творящем, о том, чья душа тянется к чему-то, о том, кто пытается догадаться, для чего создан. Отвечая на вопрос о реальности персонажей: почти на треть Бася списана с Гали, но, по признанию писательницы, Бася лучше… В заключение можно отметить, что Г. Щекина – индивидуальность. Ее жизненная позиция и главный принцип «не спать на ходу» сочетаются с прямолинейностью характера. Не это ли мешает ей в жизни? А может, помогает?

Наталья Писарева. Ее мечта

Люди творческие – странный народ, каждый со своими тараканами в голове. Г. Щекина тоже своеобразный человек. В ней удивительным образом сочетаются умение расположить к себе людей и некоторая грубость, бьющая ключом энергия и моментальные спады настроения. У таких людей, как правило, сложная судьба. Родилась в Воронеже, окончила экономический факультет. В 1979 году переехала в Вологду и работала по специальности на заводе. Но ее всегда тянуло к литературе. А на ее творчество большое влияние оказала поэзия Марины Цветаевой и Иосифа Бродского. (На меня лично – да, но тексты с этим никак не связаны. – Г.Щ.). Она написала пять книг, среди них наиболее известны: «Бася и К», «Графоманка», «Фоменко» (Первый раз слышу. – Г.Щ.), «Тедиум, или Большое ностальжи», «Мелисса». Главная тема ее творчества – человек творящий, чаще всего это женщина, которая пытается найти свое предназначение, понять, для чего пришла в этот мир. В конце беседы Галина рассказала о своей мечте: тихая комната, легкие занавески на окнах и… компьютер. Чтобы творить. Она мечтает заниматься любимым делом, мечтает дарить людям свои книги.

А. Заварина. От Будулая до Лолиты

Ее речи, сложенные из заразительного говора украинки и здравомыслия россиянки, способны разбудить Везувий. Речи осыпают неожиданной лавиной энергии тех, кто находится в радиусе хорошей слышимости, – и кто ею восхищается, и кто называет нехорошими словами. Она не любит людей-огурцов, сидящих и не взаимодействующих с миром, не терпит следовать правилам, не считает, что шокинг привлекает людей к литературе. Это всё Галина Щекина. Заканчивая по воле родителей экономический факультет Воронежского университета в советские годы, Галина всегда мечтала быть журналистом. Еще в детстве родители прятали книги от маленькой фанатки литературы, чтобы вконец не потеряла зрение. В результате, узнав Михаила Анчарова, «живущего по тем же законам, по которым и пишет», а также увлеченная чтением Марины Цветаевой, чувствует духовный подъем (Да наоборот, я увлеклась ею уже после того, как стала писать! – Г.Щ.), Галина начинает писать около 1985 года, писать и прозу, и критические статьи. Оттого ли, что мир слишком сложен или однообразен, но Щекину не печатают в газетах, не задерживают на рабочих местах. Или она отступает от норм обыденности? Галина Щекина – личность, не встраивающаяся в общество. Многие считают, «она пишет для тех, кто любит Будулая», сама она этого не отрицает. Однако «душа человека тянет, и он пытается узнать, для чего он создан». На основе этого написаны все произведения Щекиной. Последняя повесть – вариант новой «Лолиты». Ей 17, ему 58. Свет еще не раскритиковал это произведение, так как у автора нет денег на публикацию своего детища. Что касается ранних работ, то это «Мелисса», «Графоманка», «Тедиум, или Большое ностальжи», «Бася и К». Кстати, Бася на треть списана с автора. Не имеющая друзей девочка начала писать дневник, который стал ее единственным единомышленником. В повести «Бася», кроме Щекиной, есть и другие реальные прототипы. Ныне Галина Щекина – сотрудник журнала «Мезон».

Анастасия Филатова. Стук сердца плюс ноутбук

Г. Щекина родилась в 1952 г. в Воронеже. В детстве любила читать, проглатывала буквально всё. К сожалению, девочка ослепла, зрение удалось восстановить только на 60 процентов. Но, несмотря на это, на запреты родителей, маленькая Галя продолжала увлеченно читать. «Выбор» литературы для столь юного существа был поразителен – Гюго, Мопассан, Сабатини. Цветаевой она обязана духовным ростом. Неудивительно, что Галина мечтала стать журналистом, но по настоянию родителей пошла учиться экономике, которой и отдала впоследствии 15 лет жизни. В 1985-м начала писать, из-под ее пера выходили проза и критика. В литературе нашла отражение вся Щекина. Она – натура деятельная, кипучая, и вскоре за ней ходили толпы людей, интересующихся литературой. Поэтому ее увольняли из десяти культурных учреждений «за грязные полы, слишком много людей ходило». У Галины мама и бабушка – донецкие хохлушки. Она яркая и эпатажная личность. Творчество ее оценивают по-разному. Кто говорит, «культмассовый сектор вологодской литературы», кто, как Василий Белов, обзывает непечатным словом. Но она слишком любит свое дело, чтобы обращать внимание на подобные оценки. «Я называю себя просто литератором». А другой она стать и не может с ее главным принципом жизни: «не спать на ходу». Думать об успокоении бурного темперамента? Зачем? Она тем и ценна, что «не такая». Щекина написала (перечислено пять) книги: сборник стихов «Чудовищный цветок», «Бася и К», «Графоманка», «Мелисса», «Тедиум». Были попытки работать на радио, три года писала о театре, объясняя тем, что любит «многократное преломление». Она появлялась на телевидении, но в данное время – староста редакции «Ступеней» (На самом деле староста литартели «Ступени», работала в библиотеке, теперь сотрудник редакции журнала «Мезон» – Г.Щ.), а также организатор Клуба феминисток. Насчет этого понятия, естественно, имеет свое мнение: «Феминизм – не унижение мужчин, не пугало, не движение, а взгляд на вещи, близкий к гуманизму». Неожиданно, но не лишено оснований и оригинально. Сейчас писательница работает над повестью с рабочим названием «Благодарность», где главная и неисчерпаемая тема – любовь. Выход книги, безусловно, должен стать событием, жаль только, что слишком мало средств для ее публикации. Это несправедливо, но хочется надеяться, что эта ошибка кем-нибудь исправится. Талант должен быть вознагражден и узнан читателем. А пока Галина Щекина не обращает внимания на сплетни и всю жизнь «слушает первый стук сердца», пока на плите кипят четыре кастрюли. Обычная женщина. Ее мечта – шелест листвы за окном, одиночество и компьютер, «а лучше ноутбук!»

М. Йогман. Без отчеств

Говорят, журналисты и писатели не имеют отчеств. Когда Галина Щекина полностью представилась и рассказала о себе и своей творческой жизни, ее действительно трудно было бы называть по имени-отчеству, такой оригинальной и располагающей к себе оказалась писательница. Немыслимо, но серьезно сочинять Галина начала лишь в 33 года, а до того получала образование и работала по специальности. На ее счету такие книги, как «Чудовищный цветок», «Бася и компания», «Графоманка», «Мелисса», множество критических статей. Она член Союза российских писателей, объединения, которое сама же и организовала. «Бася и компания» – любимая книга писательницы. Это автобиографическое произведение, около трети Баси списано с маленькой Галинки – про детей и для детей. Галина Щекина не перестает надеяться, что «Бася» поможет детям научиться жалеть, ведь героиня книги – маленькая девочка, которую никто не любит и не хочет с ней дружить.

Наталья Коносова. На ходу пишет книгу

«Можно?» – извиняясь, спросила я. «Вы даже и не спрашивайте, проходите», – последовал ответ Щекиной. Я села. Смотрю, все конспектируют. Достала свою тетрадь, приготовилась… и отложила. Что она человек увлеченный, «больной» своим делом, я почувствовала сразу. Ее речь была очень жива, не подготовлена и завораживающа. Мне подумалось: «Она на ходу пишет книгу, раскрывая нам ее содержание и замысел, разрешает править… вопросами».

Я люблю знакомиться с новыми людьми и слушать их, иногда с интересом, редко с восхищением. Щекина тот редкий случай. В ней какая-то детская легкость, открытость и искренность в сочетании с глубинным взглядом на мир, серьезной вдумчивостью. У Щекиной удивительная судьба. В детстве мечтала стать журналистом, но по настоянию родителей ушла в экономику. Однако любовь к слову не угасла, работая с бухгалтерскими ведомостями и расчетами, она взяла свое. Какое-то время родители прятали от нее книги (были серьезные проблемы со зрением), но она находила и тайком прочитывала. Ее увольняли, отказывались печатать, в ее адрес звучали нелестные отзывы. Но она человек действия – не ждет благосклонной улыбки судьбы и упорно работает над собой. «Главное – не спать на ходу, не люблю людей, которые живут, как огурцы в теплицах». Это ее принцип жизни. Не считает она себя ни поэтом, ни писателем, ни журналистом, она – литератор.

 

Для нее значимо имя Цветаевой. С ней перекликается главная тема – человек творящий, чаще это – женщина. Женщине-творцу посвящена повесть «Графоманка». Главная героиня Ларичева не витает в заоблачных высях: ходит на работу, решает бытовые и семейные проблемы, общается с разными людьми, пишет ночью. Она стоит перед выбором: графоманство или «нормальная жизнь без загибов». Образ Ларичевой уникален своей повторяемостью и неповторимостью, женщины узнают в ней себя, сочувствуют ее обломам, проникаются житейскими радостями, приключениями. Другие прочитали бы в этой истории типичное столкновение двух миров и существование творца между ними.

Язык произведения своеобразный, легкий и выразительный. Я спросила ее: «Как и под каким влиянием сформировалась манера писать?» Ее ответ подтвердил знакомую истину: «Чтение – самая формирующая вещь! Только читая человек может писать и открывать для себя новое». Она много читала. И своей настойчивостью и бьющей энергией пугала добросовестных работников библиотеки. (Вот правда так правда! – Г.Щ.). Ее волнует реальная жизнь в ее неприглядных формах. Она не может не записывать услышанные истории, разговоры. В ее рассказах человека могут унижать окружающие, давить обстоятельства, могут даже уважать или завидовать, усмехаться за спиной, а также остаться равнодушным. Неудивительно, что литературу потока сознания, яркая представительница которой В. Вульф, она считает идеальной. (Поток сознания – это Нарбикова и Садур, говорила я, и это мне близко, а феминистка Вирджиния Вульф с ее психологизмом и английской строгостью, может быть, идеальна, но не для меня. – Г. Щ.). Писательница произвела на меня впечатление человека, не любящего загадывать, строить планы на будущее. Она живет сегодняшним днем и радуется тому, что есть, не хочет большего. Разве только тихую и уютную комнатку, книги и компьютер для работы.

О. Игнашова. Встреча

Каждый из нас в той или иной мере интересуется литературой. Кому-то ближе стихи, кому-то проза. Наша область – литературная точка России. Среди поэтов и писателей края есть неизвестные имена. Среди них литературовед (?) Галина Щекина. Жизнь творческих людей всегда сложна и интересна, у них свой мир. Как правило, писатель не всегда оканчивает литературный институт. Вот и Галина стала экономистом, хотя стремилась к журналистике. Были в жизни страшные моменты: детская слепота, одиночество, постоянная борьба с эгоизмом и злом. Всё это нашло отражение в ее произведениях. Бася не находит понимания в обществе, друзей нет. (Почему нет? У Баси целых три подружки, да еще Король. – Г.Щ.). Повесть автобиографична, но Бася лучше, – считает автор. Видимо, человек привыкает к одиночеству. Галина любит состояние грусти, ей нравится в комнате одной с компьютером, в этот момент рождаются лучшие строчки. К тому же Щекина отлично рисует. (Одна только мини-форматка с авторскими рисунками, в остальных рисуют настоящие художники. – Г.Щ.). При встрече Галина Щекина показалась слишком раскрепощенным человеком. Она могла говорить на любую тему. Но все-таки возникало чувство, что это не та Г. Щекина, какую мы знали по книгам. Может быть, под маской веселья и равнодушия скрывается одинокая женщина. Сейчас Щекина литсотрудник журнала «Мезон», член Союза российских писателей, староста «Ступеней». Ее творческая жизнь не кончается, новая повесть «Благодарность» готовится к выходу. Смысл своего существования Галина Александровна сводит к тому, чтобы прожить не зря. По-моему, это ей удалось.

Надежда Игумнова. И критика нужна

Бойкая темноволосая женщина быстро вошла в аудиторию. Бросила на нас взгляд темных жгучих глаз и приступила к беседе. Это была Галина Щекина, известная в некоторых кругах вологодская писательница. В 90-е годы, когда всё рушилось, в Вологде возникло две писательских организации. Одна была под председательством Г. Щекиной – вологодская организация Союза российских писателей. Председатель другой – Роберт Александрович Балакшин (Союз писателей России). Что касается Щекиной, она интересный разносторонний человек, стоит отметить, что любит критику. В ее адрес брошено много реплик, в том числе Белов обзывал ее непечатными выражениями. Сама же Галина в прошлом году писала рецензию на политический (Такого не было! Поэтический! Настаиваю! – Г.Щ.) альманах кадуйских авторов. Один из них – Артём Кулябин: «Думаю, она пренебрежительно относится к творчеству некоторых молодых поэтов. Она намеренно исказила названия моих стихотворений, указала на дидактизм. И сказала о том, что такому молодому еще не следовало бы кого-то учить. Цитирую Щекину: „Очевидно, властителем дум автора являются поэты типа Рубцова…“ – увы, именно так она сказала обо мне». Да, у Артёма остались о Галине не очень хорошие впечатления, но критика необходима творящим людям. Что касается творчества самой Галины, она пишет очень много и основная тема – человек творящий. Персонажи произведений реальны, частично вымышлены. Ее любимое произведение – ряд рассказов о маленькой Гале. (Басе! – Г.Щ.). Написано специально для детей, воспитания характера. Главный принцип – не спать на ходу. «Никто не хочет прожить жизнь зря, и я не исключение», – отпарировала Галина и, покинув нас, пообещала прийти снова…