Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 4

Как подобает истинному игроку, перемешал бараньи мослы в руках, потряс их в ладонях и бросил на землю. Из десятка альчиков, один мой и ещё чей-то, упали на фас, то есть на ребро.

Теперь взял два мосла и также перемешал, а затем потряс и бросил на землю, на фас перевернулся только мой альчик. Сразу становился ведущим. Теперь в накидку и джирк, удар закрученным альчиком в другой ближний альчик противника, должен вести игру. Все мои друзья очень хорошо играют в альчики.

Но лучше всех играет Абдуллазизов Абдулл. У него пальцы хорошо растягиваются, как резина. За счёт этого Абдулл больше берет выигранных костей.

То есть, каждый альчик противника, который ты ударишь во время игры твой и до которого ты дотянешься пальцами от своего альчика тоже твой.

Если удар не получился или ты не мог дотянуться пальцами своей руки от своего альчика до альчика противника, то тогда игра полностью переходит противнику.

Всячески старался играть лучше игроков из аула, чтобы не опозорить марку городских игроков, друзей своего круга. Но мальчишки аула играли на много лучше меня, это видно было по накидке и растяжке пальцев.

Кроме того, они закручивали пальцами во время броска и удара, намного сильнее меня. Особенно отличался длинный мальчишка, по имени Мирза. Он ловко накидывал свой, потёртый временем альчик на мой альчик.

Каждый раз должен был отдавать ему один альчик, из тех, что уже выиграл. Ведущий альчик никогда не проигрывается, так как без ведущего мосла ты не имеешь право на игру.

Даже в запасе должен быть ещё один альчик. Поэтому старался набрать мослов, как можно больше, чтобы продержаться в игре. Но, против меня играл целый аул мальчишек в то время, как положено, играть команда на команду.

Так мне играть одному было трудно и не честно. После того, как выигрывал альчик у карапуза по имени Яхъя, тут же в игру вступал Мирза. Он обратно забирал у меня альчик, который только что выиграл у Яхъя.

– Так не честно. – сказал мальчишкам. – Вы все играете против меня одного. Давайте разделимся поровну на две команды и будем играть друг против друга командами.

Которая команда выиграет, та команда будет кататься на спинах проигравших. Так играют мальчишки у нас в Новом городке. Это вам будет очень интересно. Попробуйте и вы сами убедитесь, что так лучше нам играть.

После моей длинной речи внимательно посмотрел на лица мальчишек и догадался, что кроме слова «Избербаш» им больше ни одно слово не понятно. Постарался на жестах и на словах им объяснить предложение своей игры, но пацаны стояли, как бараны и вообще не понимали меня.

Тогда Мирза пошёл в кошары и привёл с собой старика Акмала. Стал старику объяснять суть моего предложения игры.

Мы тут же разделились по жребию на две большие команды. Мирза стал ведущим одной команды, а моя другой. Уже через час мы катались по полю на спинах друг у друга.

На это смешное зрелище собрались жители всего аула и через несколько минут свободные от работы взрослые парни играли в нашу игру, а затем катались на спинах своих друзей.

Поляна возле аула превратилось в какое-то театрально-цирковое зрелище в горах. За играми с полуголыми пацанами не заметил, как наступил вечер. С ущелья потянуло свежей прохладой, а из кошар жареным мясом.

К этому времени у меня в желудке ничего не осталось от завтрака у наших родственников и мне очень хотелось кушать. Посмотрел в сторону кошар. Там заканчивали приготавливать ужин. Старик Акмал махал нам рукой, звал к ужину. Мальчишки, как стадо баранов, рванули в сторону кошар. Мне было неудобно так бегать в ауле, всё-таки городской житель.

Поэтому не спеша пошёл в сторону кошар, где пахло пищей. Старался выглядеть как можно интеллигентно и по-городскому, хотя, по моему виду, этого нельзя было сказать.

Вся моя одежда за день так испачкалась, что мало отличалась от одежды жителей этого аула. В том была разница между мной и пацанами аула, что был обут и одетый. В то время как мальчишки этого аула бегали совсем, почти голые, словно «в чем мама родила».

– Садись, Саша, гостем будешь. – предложил Акмал, место у костра. – Тут тепло и мясо близко.

7. Ущелье каптаров.

Женщина в длинном платье до самой земли, укутанная с головы до ног платком шалью, поставила у моих ног глиняную чашку с супом, а на чашку положила горячий чурек и кусок бараньего мяса. Из глиняной чашки торчала самодельная деревянная ложка. Рядом поставили глиняную кружку с козьим парным молоком. Посмотрел, как сели мальчишки аула и точно также сел сам, свернув ноги калачиком под себя. Сидеть было совершенно неудобно.

Ноги стали отекать. Как матрёшка, перекатывался из стороны в сторону, а пацаны, глядя на меня, гримасничали и хихикали. Тогда сел на кусок ствола дерева, на котором только что рубили дрова для костра.

На брёвнышке сидеть было удобно. Принялся уплетать поданную мне пищу. Всё было очень вкусно. Никогда не жаловался на свой аппетит, а тут в горах мне захотелось кушать больше.

– Саша! Ты где хочешь спать? – спросил меня, Акмал, после сытного ужина. – В шалаше с мальчишками или в кошарах за дувалом? Где спят все взрослые и девчонки. Выбирай себе сам место для своего ночлега.

Какой из городских мальчишек не хочет спать в шалаше летом в горах. Как раз здесь мне сейчас такое предлагают. Конечно, выбрал шалаш, в котором было много сена, пахло травой и цветами.

Шалаш был большой, из веток деревьев, покрытых камышом и соломой. Прямо, как дом в горах под открытым небом. Разница в том, что вместо крыши и стен, в шалаше камыши и солома.

Места много. Все легли по кругу, ногами вовнутрь и головой к стенам шалаша. Получился огромный ветер из человеческих тел. Под головой соломы и сена было гораздо больше, чем под телом и под ногами, так что спать было очень удобно.

Вот только с непривычки весь чесался от травы. Мне всё казалось, что по мне кто-то бегает. Это всего лишь трава касалась моего тела, а, совершенно машинально начинал чесаться.

Не видел лиц пацанов, но слышал их насмешки над моим не привычным поведением. Однако всё же заснул очень быстро. Ведь с самого раннего утра, как мы уехали от родственников, ещё не спал.

Целый день скакал с местными пацанами. Вероятно, это ночью сильно замёрз, так как когда проснулся, то обнаружил себя укрытым сеном, из которого торчала только одна голова. В шалаше пацанов не было.

Вылез из шалаша. Над шалашом светило яркое солнце. На дворе был день. Хорошо и долго спал на природе. Теперь тут отдохнул хорошо. Можно считать, что подлечился в горах на свежем воздухе.

– Каптар! Каптар! Вах! Вах! Ха-ха-ха! – услышал крики и смех местной шпаны. – Ай-яйяй! Ух! Ух!

Только сейчас увидел, что вокруг шалаша собралась вся детвора аула. Дети смеялись, показывая на меня своими грязными пальцами. Посмотрел на свою одежду и увидел, что на меня прилеплены колючки-липучки, а уже на этих колючках-липучках нацеплялись солома и сено.

Также у меня было и на голове. Выходит, пока долго спал, детвора потешалась над моим видом. Делали из меня какое-то лесное чучело? Можно сказать, что сотворили из человека лесное чучело.

– О-го-го! Ау! Мяу! Гр-р! – начал, издавать дикие звуки, которые мог издавать каптар в ущелье.

Мальчишки и девчонки весело засмеялись над моим видом. Кинулся на них, как дикий зверь. Дети тут же разбежались в разные стороны. Затем каждый пацан стал подбегать ко мне из-под тёшки и дёргать у меня колючки-волосы. В шутку кидался в их сторону, как затравленный зверь.

Местная детвора смеялась над моим видом. Они бегали вокруг меня, а вновь гонялся за ними. Так мы играли до тех пор, пока на моей одежде не осталось ни одной колючки и сами дети устали от этой игры. После чего, дети помогли мне полностью очистить себя от соломы и сена.

– Саша, проснулся! – приветствовал меня, старик Акмал. – Добрый день, джигит! Иди кушать.

– Утро доброе, аксакал Акмал! – ответил с приветствием, как горец. – Как дела? Как жена и дети? Как ваше здоровье? Каптар вас не беспокоит ночью? Меня ваши внуки в каптара превратили.

– Молодец, джигит! – как молодой, засмеялся Акмал. – У меня всё хорошо. Каптар не беспокоит. Мы с ним по ночам за отарой овец смотрим, чтобы волки овец не задрали. Дети и внуки здоровые.

Мы оба засмеялись над удачной шуткой, и пошли к кошарам, где в это время готовили завтрак. Вкусно пахло национальными блюдами Дагестана. В мою честь готовили шербет.

После супа из говядины, с большим наслаждением лакомился сладким шербетом с орешками фундук. Запивал сладости козьим парным молоком. Вместе со мной шербет кушали все дети аула.

По лицам детей было видно, что они рады моему присутствию. Взрослые тоже били довольны нашей дружбе. Когда мы досыта наелись, то дети позвали меня с собой в ущелье, в котором водился каптар.

Подумал, что если дети аула не боятся каптара, то чего мне тогда его бояться. Можно отправиться с ними в заросли леса, который густой стеной стоял в расщелине между величественных гор.

Было приятно понимать то, что быстро нашёл с ними общий язык дружбы, на котором разговаривают дети любой национальности. Между нами, фактически отсутствовал языковой барьер.

Это ущелье было намного больше Уллубиевской балки. Но когда был в пионерском лагере «Сергокола», то в это ущелье мы почему-то не ходили в походы. Может быть, это тогда в ущелье жил каптар, и его все боялись?

Но почему сейчас каптара не боятся местные пацаны? Словно этот неведомый зверь у них старый друг. Можно свободно общаться с ним, как с обычным человеком.

Когда мы углубились в ущелье, густо поросшее кустами и деревьями, то увидел всюду следы огромных ног. Но местные пацаны даже не обращали на них никакого внимания.

Мальчишки хотели показать мне что-то другое, что их интересовало больше, чем следы каптара. Только этого не знал. Мне было очень интересно скорее узнать тайну, которую знали местные мальчишки из аула и, наверно, хранили тайну от взрослых?

Теперь они мне, как своему кунаку, доверяли тайну гор. Как только наша орава пробилась сквозь заросли кустарников к отвесной скале, то сразу понял, зачем меня сюда привели пацаны из аула. Перед нами открылось потрясающе зрелище.

Прямо из скалы было высечено лицо похоже на обезьяну или придуманного людьми каптара. Изо рта, ноздрей и ушей высеченной физиономии на скале стекали ручейки кристально чистой воды, которая сливалась на бороду и небольшим водопадом падала вниз к нашим ногам. Тут же вода растекалась по дну ущелья и поглощалась растительностью.

Был поражён этим зрелищем. Такого мне никогда не приходилось видеть. Кто же был этот таинственный скульптор, который создал такую красоту в ущелье?

Ведь пацаны знают наверняка этого таинственного мастера. Иначе б они сюда не ходили так просто, без всякого страха, как ходят к себе домой, точнее в кошары аула.

– Кто это сделал? – спросил, пацанов, показывая жестами, как такую работу делают скульпторы.

– Каптар! – хором ответили замызганные пацаны.

Они стали, на словах и жестами, объяснять, кто делал. Пока продолжал разглядывать это зрелище, мальчишки тем временем разделись догола и полезли купаться под совершенно прозрачный водопад.

Тоже последовал за ними под струи водопада, вода которого была настолько холодной, что едва продержался пару минут под водопадом. Но даже этого времени хватило мне, чтобы смыть с себя грязь и почувствовать, как дышит моё тело, умытое родниковой водой, которая обладала приятным вкусовым качеством.

Брал эту воду от водопада в свои ладони, с большой жадностью пил и не мог никак насладиться. Настолько была вкусна эта вода, напоенная ароматом природы, зелень которой окружала прелестное место, прятало от постороннего людского глаза.

Так и хотелось мне навсегда остаться здесь, чтобы жить здесь на дикой природе, вдали от душного воздуха городских улиц. Наверно, именно поэтому в горах Кавказа живут столетние аксакалы?

Мальчишки аула ещё долго плескались под холодными потоками воды из водопада. В этот момент тоже не терял зря ценное время, постирал свою одежду и полакомился плодами ягод.

Тут в основном росли ягоды и плоды – барбариса, ежевики, винограда, кизила, алычи, груш и яблок. Просто трудно перечислить всё, то богатство, которое сотворила здесь в горах дикая природа.

Когда пацаны накупались до посинения, то мы быстро побежали из ущелья на поле, чтобы там согреться и посушить своё мокрое белье на солнце. Разложил свою одежду прямо на траву.

Мы стали играть в различные игры, которые знали мальчишки аула и которые были известны мне. Это были такие игры, как лапта, казаки разбойники, альчики, чижик, городки, жошка и многие, многие другие игры, которые можно перечислять целый день.

Так мы играли до самой темноты. Даже забыл про свою одежду и бегал в одних трусах, как из аула орава пацанов моего возраста, словно родом из этих гор и всегда жил в этом ауле.

Постепенно, даже стал понимать некоторые слова на языке этого народа и мальчишки тоже стали меня понимать также, по жестам и, по некоторым словам, русского языка.

Мы даже придумали свой собственный сборный язык. Пацаны называли по-русски какой-то предмет, а называл на их языке что-то другое, затем мы составляли сборное предложение из двух языков и получался наш собственный язык, который могли понять только мы и никто другой.

Это была, в своём роде, игра и учёба. Мы познавали сразу два языка совершено разных народов. Многие из этих слов помню до сих пор. Мы разрабатывали различные варианты игры со словами и моё мнение об этих мальчишках сильно изменилось.

Пацаны из аула оказались совсем не глупые, как мне казалось в начале нашего знакомства. Возможно, что в грамоте они отставали от городских детей, но в природе пацаны из аула разбирались гораздо лучше меня городского?

Пацаны с домашними животными общались, как с людьми и животные понимали пацанов с полуслова. Когда в темноте стал искать свою одежду в поле и никак не мог найти.

Карапуз Яхъя шепнул что-то на ухо своей кавказской овчарке, которая днем охраняла стадо овец, овчарка понюхала меня и убежала в поле.

Через несколько минут овчарка вернулась обратно и принесла всю мою одежду, причём собака тащила одежду на своей спине, слегка придерживая зубами.

Выходит, собака знала, что одежду пачкать нельзя, а возможно, что овчарка тащила мою одежду как волки, которые таскают зарезанных овец у себя на спине?

Ведь все здесь учатся жить от диких животных. Когда овчарка притащила одежду, то принесла её не своему хозяину, а именно к моим ногам. После этого собака улеглась у ног хозяина карапуза Яхъя, который довольный работой собаки, отблагодарил её косточкой от ужина.

В этот вечер, перед сном, обратил внимание на то, что после того, как мы улеглись спать, овчарка, по кличке Абрек, пригнала отару овец к нашему шалашу.

Овцы плотным кольцом легли вокруг нашего шалаша и образовали как бы утеплённый круг. В горах ночью всегда очень холодно, даже летом. От овец исходило тепло.

В шалаше не было холодно. Ночью совершенно не укрывались ничем, было тепло. Мне так понравилось в ауле с моими новыми друзьями, что даже не заметил, как прошло три дня.

На четвёртый день утром приехал на драндулете мой отец. Отец был слегка пьян. Выходит, что эту ночь отец спал у наших родственников в горах и с дядей Ильёй выпивал водку, которую отец привёз из города, так как в ауле спиртного нет.

Так нам за ужином сказала тётя Маша, которая предупредила отца о выпивке. Издали услышал трескотню нашего драндулета, появление которого облаял Абрек.

Вслед за Абреком поднялись остальные собаки из аула и сопровождали отца до самых кошар. Отара овец не успела покинуть кошары и чабаны, цокая своими языками, усмирили собак из аула, которые расположились рядом с овцами и внимательно следили за продвижением моего отца на драндулете.

Тем временем отец с приветствиями подошёл к старику Акмалу. Они обратно начали свои переговоры на тему отстрела секача и его вывоза в город.

Старик долго чему-то не соглашался, но, когда отец показал мне, что мы сейчас уезжаем, тогда аксакал ударил с отцом по рукам и они оба вернулся обратно в кошары. По пути обсуждая какие-то детали будущих событий.

Отец сел у костра, как почётный гость и ему оказали особое внимание, как тут того требует обычай гор. После всей церемонии приёма гостя, все мужчины аула расселись вокруг костра и принялись за завтрак.

Лишь чабаны с отарой овец уже покинули кошары и медленно поднимались в горы к сочным травам альпийских лугов. Вероятно, что эти чабаны завтракают до восхода солнца. В то время, когда приехал мой отец, солнце здесь только всходило из-за гор. До обеда отец отдыхал. Он спал в нашем шалаше и его никто не беспокоил.

Мне было как-то неудобно обращаться к отцу, так как отец сам ни стал говорить со мной. Может быть, выпивка ему мешала, а, возможно, что отец просто устал с дороги?

Но только в этот день не играл с пацанами аула, и пацаны меня понимали. Прямо после завтрака мальчишки ушли подальше от кошар и не появлялись мне на глаза до самого обеда.

Лишь издали слышал игру и смех пацанов аула. Но мне не было дозволено играть с ними. Наверно, мой отец хотел, чтобы был рядом с ним?

– Нам надо посмотреть тропу свиней к водопою. – сказал отец, после обеда. – Мне надо определить место лежбища свиней и в ночь сесть в засаду там, где секач стоит на своём дозоре и охраняет стадо. Вожака стада так просто не убьёшь, это умный и сильный зверь, готовый постоять за стадо.

Отец не спеша надел на пояс, кожаный патронташ с патронами заряженными пулями, проверил наличие патронов в патронташе. Как полагается охотнику, открыл затвор ружья и разломил ружье.

В таком виде, раскрытое ружье, положил через плечо и медленно пошёл к опушке леса. Тоже последовал за отцом. Присутствующие мужчины внимательно следили за нами, как за героями, идущими на схватку с врагом.

Никогда не встревал в дела своего отца, но мне было удивительно интересно, почему отец не пошёл в ущелье, где полно следов каптара и свиней, а отправился именно в обход ущелья. Чего ему там надо? Так думаю, что отец зря в горы не пойдёт.

– Если пойду прямо в ущелье, то секач будет знать мой запах. – сказал отец, словно прочитал мои мысли. – Но, если тропу проверю с опушки леса, которая продувается ветром, то секач меня никак не почувствует. Смогу его увидеть раньше, чем он успеет меня обнаружить в лесу по шороху или по запаху моего тела. Нам надо перехитрить вожака стада и захватить его врасплох.

Мы медленно поднимались в гору, по тропе между деревьями. Деревья росли в ущелье и на другой стороне горы. Тропа как бы разделяла два мира природы.

В ущелье были в основном плодовые деревья и ягодники, а также травы и папоротники величиной с человеческий рост. На наружном склоне горы в основном росли хвойные и обычные лиственные деревья, но плодовых деревьев и ягодников там вообще не было, а трава была настолько хилой, что едва прикрывала на склоне землю.

Зато лишайник на склоне горы был на всех камнях и на некоторых деревьях. Остальной растительности на холодном склоне горы не было. Где-то к вечеру мы достигли намеченного отцом места.

Отец хотел было спускаться в ущелье. Но, совершено неожиданно, оступился с тропы и встал прямо на огромную колючку, которая проткнула мне, снизу сандаль правой ноги и поранила сильно подошву.

Свалился на землю и стал плакать от боли. Отец сразу выдрал колючку и сандаль с моей ноги. Яркая кровь потекла с моей подошвы.

Отец пошарил глазами вокруг нас, нашёл несколько листьев подорожника, которые тут же приложил к моей ране на подошве и надел мне вновь на ногу сандаль. От этого мне легче не стало. Как прежде болела нога, не мог идти дальше. Терпеть боль у меня не было никаких сил.

– Возвращаться обратно, плохая примета. – сказал мне, отец. – Ты потерпи, кровь скоро перестанет течь из раны. Посиди здесь. Спущусь в ущелье. Посмотрю следы свиней и вернусь обратно к тебе. Без меня не смей никуда ходить. Здесь не Уллубиевская балка. Можешь заблудиться.

Отец ушёл, а мне сказал остаться одному на опушке дикого леса. Где всюду водится много диких зверей и каптар гуляет вместе со свиньями на водопой к таинственному водопаду, где-то там внизу ущелья.

Вот только мне приходится сидеть здесь, дрожать от страха, холода и боли моей правой ноги, которая опухла, как валенок. При такой боли можно душу Каптару отдать или откинуть сандалии.

Серые сумерки незаметно поглотила страшная тёмная ночь. С гор спустилась ночная прохлада. Прямо из ущелья потянуло сыростью. На мне были сандалии, трусы и майка. Вся кожа на моём теле покрылась пупырышками от холода, а волосы на моих руках и ногах поднялись, стали колючими, как иголки. Под листьями подорожника на раненой подошве набралось много крови и в правом сандале хлюпало, как от болотной грязи.

Нога сильно опухла. Кружилась голова и слегка тошнило. Боялся, что сейчас в лесу потеряю сознание. Поэтому щипал себя, чтобы хоть как-то бодрствовать и быть в состоянии контролировать своё сознание.

Но это мне мало помогало, голова продолжала кружиться. Чтобы меня не съели хищники, если потеряю сознание, залез на дерево и укрепился между ветками так, что во время сна или потери сознания не мог упасть вниз.

Конечно, мне не хотелось быть съеденным хищниками или умереть в лесу на ветках. Как всегда, время движется быстро. Вскоре ночь приняла землю в свои черные объятья. В небе появились миллиарды звёзд. В ущелье захихикали и заухали, ночные звери и птицы.

Заскрипели от старости огромные деревья. Всюду были слышны разные лесные шорохи. Мне было очень страшно. Мне некуда было деться. До кошар далеко и одному мне идти в лесу страшно.

Кроме того, отец такой строгий, что если уйду с этого места один, то он мне может всыпать хорошего ремня. Мне ничего не оставалось делать, как ждать отца или сидеть здесь до самого утра.

Надо только удобно сесть, чтобы хорошо выспаться на дереве. У меня стали слипаться глаза. Чуть не заснул, как вдруг, где-то выше на опушке леса, услышал шаги и непонятный мне разговор.

Хорошо пригляделся и при слабом свете луны увидел две человеческие фигуры. Возможно, что это мой отец с кем-то встретился в ущелье? Они вместе смотрели следы свиней.

Ветки дерева, на котором сидел, были низко от земли и находились вблизи тропы на опушке леса. Мне совсем не требовалось больших усилий. Спрыгнуть с дерева рядом с людьми, идущими по тропе в мою сторону.

Удобно расположился на ветках, чтобы было легче соскочить на тропу, скользящую по склону горы близко от дерева. Когда две тёмные человеческие фигуры поравнялись рядом с моим деревом, то с шумом и криками упал прямо перед ними.

– Гр-р-р! Ого-го! – громко прокричал, в середину ближней фигуры, от страха чуть сам не умер.

Передо мной стояло какое-то огромное волосатое чудище. Даже ощутил это руками, когда во время прыжка не удержал равновесие и руками коснулся упругого тела, покрытого густой шерстью или волосами.

Рост у него такой огромный, что моя голова едва доставала ему до пояса.

От страха в тот момент не мог разобрать, кто был передо мной. Одно мгновение прошло от увиденного мной чудища.

Через несколько секунд мчался с дикими воплями вниз по тропинке, не чувствуя под собой ног. Даже совсем забыл о своей раненой подошве правой ноги и о своём очень плохом состоянии, которое не давало мне уснуть.

Бежал так быстро, как никто никогда не бегал. Неизвестно, сколько пробежал вниз горы, поглощённый истерическим страхом, но не успел опомниться от страха, как откуда-то из леса выскочила огромная кавказская овчарка и громко лая побежала следом за мной.

У меня словно появилось второе дыхание от добавочного страха. Быстрее пустился бежать вниз горы. Собака вплотную следовала за мной и пыталась укусить меня за пятку.

Даже чувствовал, как собака тычется в мои пятки мокрыми губами и носом. У меня ещё больше прибавилась скорость. Следом за собакой из леса выскочил на лошади чабан.

Чабан что-то громко кричал мне и собаке, но не мог никак понять, так как не знал этого языка и продолжал бежать, прямо как затравленный зверь. Так бежал долго и не мог остановиться, а сердце моё вот-вот готово было выскочить из груди от бега и от страха.

Ни знаю, чем бы всё закончилось бы, но зацепился ногой об какую-то палочку и со всего бега рухнул на твёрдую землю. Да так сильно, что в кровь разбил своё лицо, тело, руки и ноги.

От самой головы до ног на мне не было целого места. Всё тело было ободрано до крови от скольжения по горной тропинке, когда со всего маха рухнул на тропу и по инерции пролетел ещё по камням.

Переломов у меня вовсе нигде не было. Как только свалился на землю, собака остановилась возле меня и стала гавкать, но не кусала. Подъехал на лошади чабан и отогнал от меня собаку.

Но, уже через мгновение, потерял сознание, только чувствовал, как ноет от боли моё тело и меня куда-то несут большие мужские руки, которые мозолями впились в мои раны.

Боль в ободранных ранах была такая ужасная, что стал стонать в бессознательном состоянии. Очнулся в кошарах, к вечеру нового дня. Моё тело сплошь было перебинтовано какими-то разными тряпками.

Видимо, что в ауле не было бинтов. Ссадины и ушибы тоже ныли. Была такая боль, от которой хотелось выть волком. На своём лице всюду чувствовал ободранные места и синяки.

Болела голова и сильно тошнило. Очевидно, опять сотрясение головы. Такое состояние у меня было во время сотрясения головы после удара мотоциклом. Теперь всё повторилось. Вновь моя спина была холодной и не чувствовал своего тела в обычном состоянии.

Возможно, что меня парализовало? Так как руки и ноги лежали рядом, как плети, а спина была, словно доска.

Вокруг меня сидели мальчишки и девчонки аула. Смотрели на меня глазами полными слез и ничего не говорили. Когда увидели, что открыл глаза, то позвали старика Акмала.

– Саша, почему так сильно бежал? Собаки не кусают. – спросил меня старик. – Где твой отец?

Мне было больно даже моргать, ни то, чтобы говорить. Боялся, что мои заживающие раны на лице порвутся при разговоре, так как чувствовал, как они натянули моё лицо. Поэтому промолчал.

Но мои солёные слезы сами по себе стали стекать по моему лицу, обжигая солью не затянувшиеся раны. Отчего мне было, больно и неприятно, но не мог пошевелиться и терпел эти издевательства от слез на самом себе.

Всё существо моей жизни было напряжено, как сильно натянутая струна, готовая в любое мгновение лопнуть, чтобы не иметь связи с музыкой жизни.

Кожа на моём теле, подобно папиросной бумаги, могла от лёгкого движения в любой момент порваться, просочиться моей собственной кровью.

В таком положении лежать было ужасно неприятно. Но и поменять позу также не мог. Всё моё тело было парализовано от боли. Лишь на второй день, когда мой организм стал истощать, меня начали кормить из самодельной деревянной ложки, каким-то суповым бульоном, вкус которого не мог никак определить.

Но моё сознание подсказывало мне, что если хочу жить, то должен кушать всё, что мне дают эти люди. Можно сказать, что через силу, стал осторожно употреблять пищу и почувствовал, как жизнь опять возвращается в моё тело.

Питательные соки жизни растекались по всему моему телу. До этого напряжённые от боли жилы и ткани организма стали постепенно принимать обычное состояние.

Кровь в венах и артериях забурлила, ко мне вновь стал возвращаться интерес моей жизни. Вот только отца моего до сих пор рядом нет. Что с ним случилось?

Может быть, каптар его убил? Сидел тогда, примерно, до середины ночи, но выстрелов из ружья не слышал. Отец прошел всю войну. Служил в «Дикой дивизии», в которой в основном были представители кавказских регионов и бывшие заключённые «смертники», у которых был только один выход – выжить и дойти до Берлина. Эта дивизия всегда находилась на передовой позиции советской армии. Мой отец много кратно раз рассказывал, что даже после многочисленных ранений его вновь отправляли служить в ту дивизию в передовые части. Так что у отца был богатый опят на выживание в любой ситуации, раз он выжил в такой ужасной войне с фашистами. Да и охотник он очень хороший.

Никогда из охоты не возвращался домой пустыми руками без дичи. Очевидно, что в том есть какая-то особая причина, что он не вернулся с охоты. Надо мне только дождаться его возвращения и всё будет ясно.

Можно было бы послать за ним людей из аула, но они никогда не пойдут туда, где каптар и дикие свиньи. Каптара горцы боятся, а свиней призирают. Надо ждать, когда отец вернётся из ущелья. Отец с войны вернулся живым и тут не погибнет. Ни такой он человек, чтобы погибнуть в мирное время.

Шёл четвёртый день ожидания отца. Люди из аула всё чаще стали вспоминать каптара, Аллаха и Избербаш.

Кое-что научился понимать из разговора на местном языке и сделал свой собственный вывод.

Местные жители аула думают, что каптар убил моего отца. Теперь им надо меня больного и раненного отправить как-то домой в город, чтобы ещё и не умер здесь.

Всё также лежал без движения. За мной ухаживала старая женщина, которую звали Манаба. Несколько раз приходил старик Акмал, который спрашивал меня об улучшении моего здоровья. Видимо старик сам решил отвезти меня домой в Избербаш.

Просто никак не мог собраться из-за своей семьи. Ведь он здесь в кошарах, ни только старший по возрасту, но и глава своего племени. Все слушают его и выполняют все его поручения.

– Акмал! Прошу тебя, не увози меня домой без отца. – сказал старику, когда он вновь подошёл ко мне. – В соседнем ауле, за перевалом, живут мои родственники. Ветеринар Исса и врач, его жена Маша. Отвези меня лучше туда, к ним. Они за мной присмотрят и организуют поиски моего отца. Тебе тоже не надо ехать в город. Дорога дальняя и трудная. У тебя тут большая семья.

– Почему сразу это ни сказал? – возмущённо, спросил старик. – Меня, как-то, Маша лечила. Если твой отец сегодня не появится, то тебя завтра отвезу на бричке домой к твоим родственникам.

Акмал ушёл по своим делам, а остался лежать в кошарах за дувалом под камышовой крышей, через щели которой пробивались яркие лучи солнца и сушили мои заживающие раны на лице.

Манаба принесла козье молоко и стала делать мне примочки на раны молоком, а после просушки ран на солнце смазала их каким-то жиром. Даже чувствовал, как после этих процедур мои раны заживают. Меня только беспокоила моя неподвижность, которая ни давала мне быстрее выздоравливать. Лежать так было тоже противно. Человек, по своей натуре, очень подвижный, а тут лежу, как бревно и с пацанами из аула не могу поиграть.

Мальчишки и девчонки из аула, постоянно приносят из леса различные ягоды и кормят меня ими прямо из своих рук, так как не могу руками двигать. Дети что-то приятное говорят мне на своём языке, но плохо понимаю их язык, зато жесты мне больше понятны.