Кьяроскуро
поэма
Я уже был иным.
Тем же
и все же иным.
Войдя в любовь,
как в обетованную землю.
Я готов был принять
её ливни и засухи,
её ненастье и
терпкое безмятежье в мае,
я готов тотчас принять
её снежные лавины
и лавовые потоки.
Я хотел лишь растить свой хлеб
и от одиночества им защищаться,
каждый день раздаривая,
словно перед Пасхой,
душистые ломтики, –
отвергая насилье,
ногой придавив, как гадюку,
колючую проволоку.
Я наполнился светом и, как ива,
склонившись над речною струёю,
в течении реки увидел себя и всё,
что течет сквозь меня,
без меня и со мной.
Всё это – смотрение в пропасть,
повторяю: чтение души –
это смотрение в пропасть.
Положи мне на лоб свою руку,
чтобы я не упал,
бездной ошеломленный,
на огромный букет полевых цветов,
растрёпанный ночной бурей,
в котором ещё не было
знакомых мне красок,
да – только в любви
мы выражаем себя,
и только любовью можем себя оправдать.
Прошу тебя –
платье надень
цвета созревающей ржи,
потому что виденье одно вспоминаю,
а может быть, детский сон,
озаривший мне жизнь
светом женщины,
светом хлеба:
кажется, в сумерках –
утра ли, вечера?
В мглистой и долгой тиши,
в праздник июньских дождинок,
когда рожь приближалась
к рождению таинства хлеба,
застолья, – без звука,
как луч, прекрасная женщина шла,
из пшеничных степей поднимаясь.
Колосья, как пальцы,
ласкали ей груди и губы,
победными каплями крови
сочились дикие маки.
И ничего больше:
голова была ещё пуста,
только этот далёкий,
далёкий вздох.
А может, то среди колосьев
танцевала девочка
из далёкой страны чудес,
она едва касалась земли,
но мартовский кот
приготовил для неё
очередное снадобье.
Всё ещё только шло к созреванью,
коса и любовь отдыхали
в сумерках палеозоя,
в мякоти текстовых клубней и сердца,
и жизнь моя походила
на омут с чертями и трилобитами.
И тогда я тебя представил дороге,
деревьям, ветру,
холмам и долине.
Помнишь?!
Они говорили о постоянстве,
всё время тихо лаская друг друга.
Жизнь они сравнивали
то с камнем на дне, –
то с полётом птиц.
Так пусть они цветут,
пусть они летают,
как сказочные жар-птицы,
землю засевают вьюгой
из всепроникающих перьев любви,
тихой нежностью всех одаряя.
Ведь они говорили главное:
никогда нельзя объяснить бытие
предательством, ложью, смертью.
Потому: оденься в платье
цвета созревающей ржи,
чтобы любовь и хлеб
неразделимыми стали.
Робкий желтоватый лучик жизни
на твоей половине комнаты
разбудил зеркало, стол, стулья.
Немые картины, подсвечник,
старые снимки, шкаф,
длинную лавку возле стены…
чтобы они слышали стон, –
и потом могли подтвердить
красоту мира,
чтобы наполнялись любовью,
будто раковины жемчужинами –
а после океанским рокотом.
Чтобы вспомнили всё:
фантастически чёрное дно океана,
его буйную жажду
подняться до звёзд, –
его мягкость, усталость,
размеренное дыханье,
бесконечную светотень,
глубины, просторы.
Вот так на глазах и растёт время.
А в нём – вздохи, слова,
руки, созданные для объятий.
И светлый ангел любви
стоит между нами,
требуя одного –
правды во вздохах, речах, жестах.
И тогда радость и боль
потекли волной,
извергаясь одна из другой,
будто пики и впадины кьяроскуро:
всеми отверстиями и ямочками
втянули друг друга в себя!
Потом от жаркого,
жадного дыханья
затуманился день,
словно зеркало.
И вчерашняя ночь,
пахнущая любовью,
приближается к нам.
Мартовский кот,
где-то под окном
завёл свою серенаду…
Возвращаются в гнёзда лучи –
Звёздочки-ласточки:
можно обнявшись стоять
и в небесном сиянье
тихо читать твою душу.
Океан
поэма-притча
1.
В океане раздетом настежь
найдёшь ли спокойных три метра?
В огневище – условия те ж –
поможет ли шляпа из фетра??
Всегда он под натиском ветра,
в аду или пеклище боя,
Упрямец – он держится центра,
хоть смерчи охрипли от воя!
Ему быть объектом атаки –
в год лошади или собаки, –
ведь люди не могут без драки…
Но не выжать слезу из брони,
даже если железо стонет –
только Слово ему протяни,
коль оно миллиарды стоит!
Заиграли ноты.
Вновь коса расколется о борт,
и шрам – как судьбы знамение!
Но война – удивительный спорт:
снова и снова сражение!
Линкорам – всегда исключенье:
даже если на море штили –
одни непокорные шпили
ищут боя борясь с теченьем.
И теперь не свернусь с дороги,
исчезают вдали отроги;
набирает вал обороты,
впереди грянул залп или гром,
как свежо заиграли ноты –
как струится в бокалы ром…
2.
Линкорам – всегда исключение:
ищут шторма – борясь с течением,
и шрамы – судьбою крещение –
постигнуть своё назначение!
Вновь кривляется слуги мамоны
и слезливо лобзают иконы,
Но цепастые рвутся препоны –
за полвека четвёртые стены
мы сметаем напором брони! …
Пуст горизонт… Но иные огни
будоражат мятежные гены…
За горизонтом увидишь: смотри!
Есть ли точка беспечным сметаньям?
Где награда извечным скитаньям?
Встретишь ли утро счастливой зари?!
Вчерашняя свеча.
Не мечтай о бронзы многопудье,
если сталь оделась по плечу,
уходя с желанного порога,
погаси вчерашнюю свечу.
Коли суждено кому от Бога
плыть линкором среди пенных дюн,
серебрится вдаль его дорога –
покрываясь пеплом ветхих рун.
Вот опять турбины на пределе!
Станет ближе путь к заветной цели,
что сверкнёт украдкой впереди…
Доплывёшь ли? В славе ли? В бреду?
Доплывёшь – отпразднуешь Победу!
Утонул – все беды позади…
Под разбитым корытом…
Всё так же от всех сокрыта
строка, уходящая в Лета –
лежат под разбитым корытом
глаголы её ответа.
Сгорело в огне корыто,
а истина всё не открыта.
И гордость опять задета,
а совесть совсем раздета,
цветные козыри биты
тузами из динамита;
зеленцой ослепил одноцвет,
не пришёл долгожданный рассвет,
позабыт и Великий завет –
тот ли мы получили ответ?!
3.
Вдруг разбился сервиз на пороге –
но уже не свернуть с дороги:
главный козырь для всех остановок –
сушим порох для артустановок!
И не влезет на сталь сатин -
прокрусты – не майтесь с примеркой
не нарежешь валютной леркой
кольца атомных паутин;
не удержишь чужою сеткой
завихренья своих турбин!
Пусть "шелка" и "батист" от Кутюр,
не родного они замеса!
Все орудья небритых скул: – "Чур!"
Салютуют за русского беса!
Бар «Осенний»
Ажурными, расчехлёнными выглядят листья –
когда в точке зарождения их больше нет.
Только янтарные соки и свинцовый воздух
в зависшем пространстве, где по спиралям
витают лучи, преломленьем искрясь.
Листья на дне перехода из небытия затаились,
все без исключенья трепещут трогательно
как бы не своими телами, робко пытаясь увидеть
то, что находится где-то вовне щели бытья.
Янтарные соки, питая их, повелевают стать
тем, чем должны … а завтра уже превзойти себя
цветом, контуром, названием и даже содержаньем.
Кто закусывает ликёр лещом со сметаной?
Или бьётся в стенку головою в шляпе из фетра??
Где награда беспечным, извечным скитаньям?!
За горизонтом увидишь…
Вдруг разбился сервиз на пороге –
но иные огни будоражат мятежные гены:
постигнуть своё назначение!
Но цепастые препоны… слуги мамоны…
Листья – всё равно порвутся… и шрамы –
судьбою крещение – ищут иконы!
Есть ли хоть точка??
Вновь позже раздетыми настежь…
на атомы, обнищав – они позабудут о прошлом,
где существует бар «осень»!
Кольца атомных паутин не удержишь валютной сеткой!
Полуявь
Сонет
Строчками в блокнотах телефонных
Удлинился этой жизни шлейф –
Только слов величественный дрейф;
Не встряхнет песчинок микрофонных,
Полуявью снов реальность склей –
Отвечая всем, к унынью склонным:
Старая тропа к холмам поклонным
Обновилась тенью тополей!
Зачерствела лишь на половину,
Закрутила третье концертино –
Знать не знает устали Душа!!
Я ведь строил колокольню эту –
А теперь, бумагою шурша,
Приобщаю прозы дух – к сонету!!
Гитарное соло
Мини-поэма
*
Дрожали струны, с жизнью споря,
мелодией с�