Искушение Кассандры

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

4

Через некоторое время в кабинет вошла Зоя Павловна и робко присела на краешек стула. Выглядела она весьма не здоровой. Ее глаза были испуганными, губы белыми, пальцы дрожали.

– Вы действительно думаете, что это я убила Локридского? – спросила она надорванным голосом.

– Почему вы так решили? – поднял брови Карасев.

– Алла Григорьевна мне сказала, что я подозреваемая номер один. Это правда?

Карасев не смог сдержать улыбку, подумав, что этим средневолжским холмсам уже все давно известно. Ох уж эти провинциалы! Они всегда все знают наперед. У них свои соображения и версии, и следователи с красными дипломами для них вечные дилетанты.

– Успокойтесь, Зоя Павловна. Я еще ни к какому решению не пришел, – ответил Карасев. – Лучше скажите мне, в котором часу вы вчера ушли из музея?

Михайлова страдальчески сморщила лоб и уставилась в пространство. После некоторых раздумий она неуверенно произнесла:

– Кажется, около восьми. Точно! Было без пяти восемь, когда сантехники допили свою вторую бутылку. Первую они откупорили в половине шестого. Это я помню хорошо. Потому что услышала внизу шлепок от пробки и сразу посмотрела на часы. Я спустилась в подвал – и точно! На столике уже был приготовлен сырок, и один из них разливал по чашкам «Портвейн». Я им сказала: «Учтите, в шесть заканчивается мой рабочий день, и я закрываю подвал независимо от того, успеете вы со своими батареями, или нет». Словом, предупредила, что сидеть из-за них не намерена. Мастера заверили, что до шести закончат и с батареями, и с бутылкой, хотя у них с продувкой еще, кажется, конь не валялся. Так вот, в шесть они только начали откручивать первую заглушку. Я естественно, была рядом и наблюдала, как они работают. Им, видимо, надоело, что я за ними надзираю, и они ушли за шкаф. Развели там бурную деятельность: начали стучать, скрежетать ключами. Я дважды поднималась наверх, а они там все скрежетали и стучали. Но это так, для отвода глаза. Главное для них было – оприходовать бутылку.

– Зачем же вы поднимались наверх? – спросил Карасев.

– Как зачем? Все уходят домой, а я сижу в подвале с двумя мужиками. Мне директриса велела сидеть до тех пор, пока они не закончат. А потом она велела сдать музей на пульт. Ну, я сидела и ждала, как велела директриса, а вовсе не потому, что мне очень нравится оставаться после работы. Где-то часам к семи мое терпение лопнуло. Я заглянула к ним за шкаф и увидела, что они откупоривают новую бутылку. Ну, я, разумеется, начала ругаться, а они: «Зоя Павловна, еще пять минут и уходим». После этого прошло не пять минут, а пятьдесят. Я засекла. В восемь мы обычно сдаем музей на пульт. Тут мне ничего уже не оставалось, как просто их выгнать. Они хотели оставить свои грязные инструменты прямо в хранилище, но я не позволила. Слесаря бросили чемодан с ключом и проволокой в коридоре…

Тут Михайлова осеклась и испуганно подняла глаза на следователя. Следователь улыбнулся.

– Что же вы остановились, Зоя Павловна? Продолжайте, я слушаю.

– А чего тут продолжать? Получается, я виновата, что убили Локридского. Если бы я позволила слесарям оставить инструменты в подвале, тогда бы, возможно, сторожа оставили живым, поскольку его прибить было бы не чем. Но поймите, в хранилище не должно быть ничего постороннего.

– Я понял, понял! Пожалуйста, дальше, – нетерпеливо защелкал пальцами Карасев. – Итак, сантехники бросили свой инструмент в коридоре и проследовали на выход…

– Ну да! На выход! Они вышли на улицу, а мы со сторожем начали сдавать музей на пульт. Сначала сделали пробную сдачу. Объект на пульт взялся. Потом, после того, как я вышла из музея, сторож закрыл за мной дверь, и я увидела, как перестала мигать лампа сигнализации, которая находится в предбаннике. Это значит, что сигнализация принялась нормально.

– Вы перезванивали из дома?

– А зачем? Если бы сигнализация не принялась, за мной приехали бы ночью. Из вневедомственной охраны любят приезжать ночью.

– С этим понятно! – поднял ладонь Карасев. – Вчера вы ушли на два часа позже, а сегодня явились на час раньше. С чем это связано?

– Дело в том, что мы ежегодно обновляем список экспонатов музейного фонда, – занервничала Зоя Павловна. – Я хотела сегодня утром до начала работы завершить этот список, чтоб над душой никто не висел, потому что днем нет никакой возможности. Сами понимаете! Без конца дергают: то начальство, то корреспонденты, а тут еще жэковские работнички свалились на мою голову…

– Понятно, – нетерпеливо перебил Карасев. – Скажите, в котором часу вы сегодня пришли на работу и кто вам открыл дверь?

– Дверь? – удивилась женщина. – А дверь никто не открывал. Она была открытой. То есть – незапертой. Но сначала я этого не заметила. Подошла к двери, посмотрела на часы – было без пятнадцати восемь – и стала звонить. Звоню – никто не отзывается. Тогда я стала барабанить кулаками, и тут увидела, что дверь не заперта. Ну, я, естественно, вошла и сразу направилась в комнату к сторожу.

– Минуточку! Если вы открыли дверь, то должна сработать сигнализация. Должно замигать лампочка и зазвенеть сирена!

– Нет! Ничего не замигало и не зазвенело. Сигнализация не сработала. Потому что к датчику на двери был прилеплен магнит. Пластилином. Но это я заметила потом, когда вышла из каптерки. А когда зашла в комнату сторожа, увидела, что все ячейки на «Рубине» горят, и лампочка входной двери тоже горит. Тогда я вернулась к входным дверям и увидела, что к датчику прилеплен магнит.

– Так-так… – насторожился Карасев. – Значит, дверь была разблокирована посторонним магнитом. Ну и вы его, естественно, отлепили.

– Я? Нет, не отлепляла.

– Почему?

– Не знаю. Как-то не пришло в голову. Да и стул для этого нужен.

– То есть, вы хотите сказать, что он до сих пор там висит?

– Наверное! – пожала плечами Зоя Павловна.

– Пойдемте, покажете! – поднялся со стула Карасев.

Они отправились в вестибюль, где растерянными кучками толпились сотрудники музея, которые совсем не собирались расходиться по своим местам. При виде следователя они притихли и замерли, уставившись на него. Однако никакого магнита на датчике не оказалось. Следователь обследовал пол, заглянул под ковер, даже вышел на крыльцо. После чего вопросительно уставился на Михайлову. Но та в ответ только развела руками.

– С утра был! Видела собственными глазами…

Их окружили любопытные работники музея. Узнав, в чем дело, они добровольно присоединились к поискам пропавшего магнита. Когда служащие совместно с криминалистами перерыли весь вестибюль, Карасев попросил эксперта обследовать датчик. «Соколиный глаз» тут же взгромоздился на стул и застыл на нем с увеличительным стеклом. Присутствующие перестали дышать. Скрупулезно осмотрев косяк через лупу, эксперт цокнул языком и нанес на датчик порошок. Однако пальчики не проявились. Бородач спрыгнул со стула и доложил:

– Пластилин на датчике был. Подтверждаю. Цвета коричневого. Свежести не первой. Магнит прикреплялся к нему на два пластилиновых катышка. Все было сделано очень аккуратно: пальцы не коснулись датчика. Также аккуратно магнит был снят.

– Кем? – нахмурился Карасев.

– Я знаю, кем! – воскликнула уборщица. – Точнее, кем, не знаю? Зато знаю, где лежит магнит. Он у сторожей на шкафу. Пойдемте, покажу!

Представители органов направились в каптерку за техничкой. За ними двинулась вся толпа музейных служащих. У входа в каптерку Карасев обернулся и тактично объяснил работникам культуры, что расследование преступления – дело больше индивидуальное, нежели коллективное. Директриса сразу поняла намек и в приказном порядке попросила всех разойтись по своим кабинетам. Однако никто не разошелся.

В это время уборщица подставила к шкафу стул и, забравшись на него, начала энергично шарить по поверхности. На шкафу стояла посуда, в шкафу висела грязная роба, а под ногами валялась старая обувь.

– Вот здесь он был! А сейчас нет. Это был общий магнит. Им пользовались все сторожа, – лепетала уборщица, обшаривая верх ладонью.

– Что, значит, пользовались? – удивился Карасев.

– Да неужто не понимаете? – в свою очередь удивилась уборщица. – Вещь для сторожей необходимая. Если требуется среди ночи куда-то отлучиться, нужно прилепить магнит на дверной датчик и преспокойно дуй во все четыре стороны.

– Как это дуй? – сделала большие глаза директриса.

– А что? Музей все равно под сигнализацией, – не моргнув, ответила техничка.

– А входная дверь пусть остается открытой?

– Ну и остается! – пожала плечами уборщица. – А кто об этом знает? Кому в голову взбредет ночью пойти в музей, когда в него и днем-то никто не ходит.

Алла Григорьевна сделалась пунцовой.

– И часто, таким образом, сторожа отлучаются ночью? – сверкнула глазами директриса.

– А это уж я не знаю, – развела руками уборщица. – Я ночью здесь не присутствую… в отличие от некоторых…

Глаза Аллы Григорьевны сделались еще больше. Она хотела разразиться несусветной бранью, но тут эксперт потребовал второй стул. Взгромоздившись на него, «Соколиный глаз» в глубочайшей тишине принялся обследовать поверхность шкафа через свою фирменную лупу. Обнюхав каждый сантиметр, он спрыгнул на пол и с досадой бросил техничке:

– Зря вы сейчас там руками шарили!

– Эх, Вера, Вера! – всплеснула руками директриса. – Ну, кто тебя учил по шкафам шарить? Ты затерла все отпечатки.

– А там и не было никаких отпечатков! – нагло заявила уборщица. – Там была только пыль.

– Вот пыль как раз и была мне нужна, – процедил сквозь зубы эксперт.

– Вспомнила! – хлопнула себя по лбу уборщица. – Пыли там тоже не было. Я три дня назад ее стерла.

– Одного другого не легче, – закатила глаза директриса.

– Когда стирали пыль, магнит видели? – спросил Карасев.

– А как же! – вскинула руки уборщица. – Хотя вру! Магнита не было. Ей Богу! Даю башку на отсечение, три дня назад магнита на шкафу не было.

 

– А кто дежурил три дня назад? – спросил следователь.

– Локридский дежурил, – ответила директриса.

5

Через час вся эта нелепица начала раздражать Карасева. Никаких следов, никаких зацепок, никаких мотивов. Магнит исчез. Отпечатки пальцев на шкафу затерла уборщица. Не обнаружено никаких доказательств, что в музее находились посторонние. К тому же, ничего не пропало, кроме магнита. Однако если магнит утром был, а сейчас его нет, следовательно, его снял кто-то из сотрудников. «Оказывается, все не так просто», – задумчиво грыз ручку Карасев, сидя за столом в директорском кабинете.

Прежние расследования дались легко. Через минуту после осмотра трупа Карасев уже знал о мотивах убийства и четко представлял, где искать преступника, его сообщников и свидетелей. А сейчас он даже смутно не предполагал, в каком направлении двигаться дальше?

До разговора с Михайловой Карасев был уверен, что сегодня во что бы то ни стало он отыщет магнит. Но после получасовой беседы с научной сотрудницей, следователя одолели сомнения по поводу существования улики. Ведь кроме магнита Зоя Павловна еще видела улыбающегося Ивана Грозного, и слышала скрип его сапог. А потом через стеклянные двери лицезрела царский силуэт. Она явно намекала на то, что исчезновение магнита дело рук восковой фигуры.

«Ну да. А как же иначе? – усмехался про себя Карасев, разгрызая пополам ручку. – С такими свидетелями можно далеко пойти…»

Разумеется, это не означало, что магнита не существовало вообще. Он явно был. Им широко пользовались охранники. Тем более что, по словам эксперта, на датчике остался пластилин. Вполне возможно, что музейная работница его действительно видела, но не обязательно сегодня утром. Это бывает от страха, когда ум заходит за разум и память начинает вываливать наружу все подряд. Но если магнит действительно утром висел на датчике, то кто же мог его снять?

Карасев сорвал телефонную трубку и набрал номер вахтера.

– Скажите, кто сегодня из персонала выходил на улицу?

– Никто, – ответила вахтерша.

– В музее есть еще выход?

– Есть черный ход во двор. Но им не пользуются уже три года. Он ведет сразу на второй этаж.

– У кого ключи от черного хода?

– У Зои Павловны.

– Только у нее?

– Кажется, да.

– Спасибо! Сантехники еще не появлялись?

– Нет.

– Как появятся, дайте знать.

Карасев бросил изгрызенную ручку в корзину и отправился к криминалистам. Они уже завершили работу, осмотрев и обнюхав все залы и углы музея, не забыв также снять отпечатки пальцев у сотрудников музея.

– Есть что-нибудь интересное? – поинтересовался Тарас.

– В подвале обнаружены следы мужских резиновых сапог сорок третьего и сорок пятого размеров. Там текло из батареи, и от этого на полу образовалась ржавая лужа. Так что следы получились довольно четкие.

– Это ноги слесарей! – отмахнулся Тарас и отправился к милиционерам.

– Магнит нашли?

– Нет! С магнитом глухо, – развел руками милицейский следователь. – По логике, от него должны были избавиться сразу: либо бросить в мусор, либо смыть в унитаз. Мусорные корзины мы проверили, в унитазах полазали. Магнита нет. На данный момент пока все. Но мы еще ищем.

– Когда снимали отпечатки, заметили у кого-нибудь из сотрудников частички пластилина?

– Ничего мы не заметили. Честно говоря, на пластилине мы не сосредотачивались. Для того чтобы сорвать с датчика магнит не обязательно касаться пластилина.

– А чтобы прикрепить?

– А чтобы прикрепить, нужно как минимум скатать два шарика. У трупа никаких следов пластилина на пальцах мы не обнаружили. Так что магнит к датчику крепил не сторож.

– Если его вообще крепили, – вяло улыбнулся Тарас и отправился разыскивать директрису.

Аллы Григорьевну он нашел в кабинете Гончарова. Она стояла у раскрытого шкафа и листала какую-то полуистлевшую книгу. За столом сидела миловидная черноволосая девушка лет двадцати двух. Красавица была настолько погружена в свою писанину, что даже не подняла головы на приход следователя. Алла Григорьевна напротив – расплылась в очаровательной улыбке.

– Что-нибудь нашли?

– Ищем, – неопределенно ответил Карасев, задерживая долгий взгляд на девушке. Она была в его вкусе. «Допросить что ли?» – подумал он.

– Алла Григорьевна, я хочу задать вам несколько вопросов относительно Локридского, – строго произнес Карасев, не сводя глаз с красавицы.

– Нет проблем! – с готовностью отозвалась директриса и сунула книгу в шкаф. – Пойдемте ко мне в кабинет!

Она кинула взгляд на сотрудницу и приказала:

– Когда закончите с аннотацией, займитесь тургеневскими письмами!

– Хорошо, Алла Григорьевна, – ответила девушка, подняв красивые глаза на начальницу.

– Это наше племя – младое, незнакомое, – пояснила директриса, когда они вышли из кабинета. – Очень талантливая девушка. И не по годам скромная.

– В чем же ее талант? – заинтересовался Карасев.

– Во всем! – ответила директриса. – У нее всеобъемлющее мышление и прекрасно развито чувство синтеза. Это важно для исследовательской работы. И потом, она очень живо интересуется историей нашего края, хотя сама приезжая.

Когда пара зашла в кабинет и села за стол, Карасев строго кашлянул и придал своему голосу официальный тон:

– Если можно, Алла Григорьевна, в двух словах обрисуйте убитого? Что это был за человек?

– Человек, как человек, – пожала плечами директриса. – Тихий, непьющий, бесконфликтный. Другие сторожа – три месяца проработают, ну от силы – год, и поминай, как звали. А Александр Яковлевич работает у нас, дай Бог, уже десятый год. Точнее, работал.

– Мне показалась, его несколько недолюбливает Зоя Павловна.

– Ну… понимаете… – замялась директриса, – человек он… не очень приятный. Хотя о покойниках плохо не говорят… Да и сказать-то о нем практически ничего плохого нельзя… Ну, что-то было в нем отталкивающее… Я не могу объяснить.

– Алла Григорьевна, пожалуйста, поконкретнее, – заинтересовался следователь. – Что в нем было неприятного?

Директриса подняла глаза к потолку и застыла.

– Как бы это объяснить? – скривила рот женщина. – Человеком он был каким-то серым. Всегда ходил в одной и той же одежде: в этом черном невзрачном пиджачке и синей рубашке. Хотя, повторяю, он не был отрицательным: не пил, не курил, не куролесил. Но рядом с ним было как-то не по себе. Понимаете, говоришь с ним об одном, а думаешь о другом: скорее бы договорить и уйти. Словом, это не объяснишь.

– Друзья у него были?

– Вряд ли. Он из тех, которые все держат в себе. Очень закрытый человек. Но это, нужно полагать, от трудного детства. Его родителей репрессировали. Он воспитывался в интернате… Хотя, знаете, Яковлевич был заядлым болельщиком. Футболом просто болел. Еще книги читал. И, кстати, все больше классику.

– Понятно! Но все-таки кому-то он перешел дорогу, если его убили?

– Я даже ума не приложу! – пожала плечами директриса. – Он был человеком совершенно безобидным. Не только никогда не перечил, но даже голоса не повышал…

В это время в дверь кабинета постучали.

– Пришли из ЖЭУ, – доложила вахтерша, обведя глазами комнату. – Красавцы вчерашние!

– Прекрасно! Зовите их сюда, – воспрянул духом Тарас.

Через минуту в кабинет ввалились два подвыпивших бича в промасленных робах. У первого косил глаз, у второго дергалась щека. Карасев подумал, что эти двое весьма дополняют друг друга. Несмотря на растерянность в глазах, вид у обоих был весьма бравый.

– Присаживайтесь! – сказал им Карасев.

Мужички послушно сели на стулья и вопросительно уставились на следователя.

– Представьтесь!

– Я Петров Колян… Э-э, Николай, то есть. А это Андрюха Ушаков, – подал голос «косящий глаз», кивнув на своего товарища. – Э-э… ЖЭУ номер четырнадцать.

– Ясно! – сдвинул брови следователь. – Уже в курсе, что вчера произошло после вашего ухода?

– Рассказывали, – закивали они головами.

– Ну, теперь вы рассказывайте: сколько вчера выпили?

Друзья переглянулись. Тот, что косил, виновато втянул голову в плечи, а «дерганная щека» обреченно развела руками.

– Да почти ничего и не пили. По бутылочке «Анапы» засосали и пошли домой. Это, так сказать, для поддержания тонуса. А без этого нельзя! Без этого работа не идет!

– Не идет! – с серьезным видом подтвердил косой глаз. – Да еще сыро в подвале. Вот мы по стакану и тяпнули… чтобы не простыть…

– Чисто, для здоровья, – поддержала «дергающая щека».

– Инструмент, значит, бросили в коридоре, а сами в забегаловку? – сдвинул брови Тарас.

Работники ЖЭУ снова недоуменно переглянулись, и тот, что назвался Коляном, отрицательно покачал пальцем:

– Нет! Никаких забегаловок! Лично я сразу отправился домой. Не знаю, как Андрюха.

– А что я? Я тоже потопал домой, – зажестикулировал другой. – Да мы вместе же пошли по Карла Маркса. Забыл? По кружке пива вмазали в пельменной и по домам.

– Вмазали и по домам! – подтвердил слесарь с дергающейся щекой. – А то, что инструмент оставили в музее, так мы всегда его оставляем на объектах. Не тащить же его на участок. Контора уже закрылась. Она закрывается в шесть, а было уже восемь…

– Значит, вы ушли из музея последними?

– Почему последними? – возмутились мужики. – Зоя Павловна еще оставалась со сторожем. Они нас выпроводили и заперлись. Что между ними произошло, мы не знаем.

– И знать не хотим, – добавил слесарь с косящим глазом.

– Значит, знать не хотим, – выпятил челюсть Карасев. – И в котором же часу вы прибыли домой?

– Я лично в десять, – ответил Андрюха.

– И я в десять, – кивнул Колян.

– Кто это может подтвердить?

– Да кто угодно. Хоть жена! – захихикал «косящий глаз». – Я пришел домой, и как раз стали показывать «Вести». А после них в половине одиннадцатого начался футбол. Играл «Спартак» с «Динамо».

– И у меня может подтвердить его жена, – кивнула «дергающаяся щека». – Я имею в виду, моя жена, а не его. Хотя его – тоже может подтвердить. У нас жены – о-го-го!

– Наши жены… пушки заряжены…

– Хорошо! – перебил Тарас. – Допустим. Как я понял, вы живете рядом.

– Через дом. На улице Орлова.

– У нас там все орлы!

– Но отсюда до Орлова двадцать минут пешком, – сощурился Тарас. – А «Вести» начинаются в десять.

Мужики возмущенно переглянулись и нахмурились. От непонятливости следователя у Коляна закосил второй глаз.

– Так мы же заходили в пельменную засадить по кружке пива. Потом по пути завернули в подвальчик «Витязь». Еще по бутылочке взяли. Потом… куда мы еще заходили?

– На улицу Мира в рюмочную, – подсказал Андрюха.

– Точно! С миром шли! Побухивая! Никого не трогали.

– И так набухались, что решили вернуться в музей за инструментом? – сверкнул глазами Карасев.

– Э, не бери на понт, мусор! Не на тех наехал! Не возвращались мы за инструментом!

– На кой хрен нам сдались инструменты, когда мы и так опаздывали?

– Куда?

– На футбол.

Вопросы иссякли. Карасев задумался. Эти могли по-пьяни замочить сторожа. Но стереть отпечатки пальцев с ключа и не оставить ни единого следа от сапогов они, разумеется, не могли.

Тарас осмотрел их ноги и хотел спросить про размер сапог, но внезапно в кабинет без стука влетел милицейский следак. Он взглянул на слесарей и скорчил идиотскую физиономию.

«Что-то есть!» – встрепенулся Карасев и быстро выпроводил мужиков в коридор.

– Нашли магнит? – спросил Тарас.

– Если бы! – вытаращил глаза следователь. – Нашли кровь на пальцах у Берии…