Небесный странник

Глава 9. Призраки прошлого

Я добрался до Сухого болота и присел на высокой кочке. Есть хотелось дико. Но ещё больше хотелось спать. Я боялся вырубиться и проснуться где-нибудь на том свете, растерзанный местным зверьём. Только одна мысль будоражила моё воображение и не давала успокоиться – мысль о бегстве. Казалось, что прежняя Вселенная разрушена.

Как загнанный зверь, я бежал с Земли, чтобы найти спокойствие на другой планете под красивым названием Церрора. Планета надежды, ставшая грёзами детей, мечтающих о спокойной жизни, без войн, катаклизмов и страданий. Лишь немногим в обозримом будущем удастся увидеть своими глазами красоту здешней природы, утреннюю радужную зарю, трое заботливых солнц и двое ночных небесных фонарей… Безмятежную бирюзу дневного неба и лёгкие перистые облака, освещаемые бронзовым светом заката…

Я бежал от человеческой жестокости, на время передохнул в технологической идиллии научного центра, и снова попал в атмосферу безжалостности, грубости и невежества.

Почему меня не угораздило убежать вчера ночью, когда плато Лейтона-Победы было в паре-тройке километров? Да и отсюда до него рукой подать… Рвануть через леса напролом, и через пару дейнеров оказаться у цели. А теперь мои руки по локоть в крови. И водою кровь не смоешь.

Надо было бежать сразу, когда представилась возможность. Забить на честь, на совесть, и бежать – без оглядки, без сожаления. Я рождён в другом мире и не смогу привыкнуть к этому отсталому мирку Церроры. Вейн и Лем погибли на моих глазах, беспощадно и необратимо. Ещё вчера мы с ними шутили и делились тайнами, а сегодня их уже нет. Сай, этот добродушный, простой парень, сядет теперь куда-нибудь в застенок Гардариана, ожидая пыток. А Кан, сам едва уцелевший благодаря мне, ещё грызётся, перечит, будто я неправ. Решился, простец, пойти против землянина. Хватит. Не будь здесь Кана, я бы однозначно свернул на плато. А теперь придётся всё-таки довести его до базы. Ну не оставлять же этого доходягу среди леса, одного на вражеской территории.

И снова мне в глаза бросился домик отшельника – угрюмый, с заколоченными ставнями и мёртвой покорностью. Он словно бы слился с природой, от которой ожидал смерти, подобно старику на одре. Певчие птицы радостно встречали радужный рассвет Сантара, растянувшийся на полнеба. Я достал сухпай, развёл водой сухую кашицу и жадно уплёл всё, что только могло быть съедено.

Мне захотелось осмотреть дом. Оттуда веяло тайной, и, конечно же, вопреки суевериям, миновать легендарное место будет большой потерей. Я взобрался на деревянное крыльцо и оказался перед дверью, обитой ржавым железом. Дверь была наглухо приколочена досками. Несколькими ударами ноги мне удалось сломать их, благо они были старые и неспособные оказать сопротивление первому разряду по шоктеку.

Внутри было сыро и противно. Пахло застарелой плесенью, а стены покрылись пылью, трещинами и паутиной. Сразу же за прихожей два проёма без дверей переходили в комнаты. Комната справа была широкой. Ветхая каменная печь выходила лицевой стороной и продолжалась в комнату слева. Там, на полу, покоилась крышка от подпола с большим медным кольцом.

Я зашёл в комнату справа и убедился, что здесь нет ничего, достойного внимания. Рядом с печью располагалась узкая кровать с металлической упругой сеткой без матраца. В углу были свалены инструменты, а вдоль стены тянулась скамья с обувью и полки со старыми книгами. В целом всё выглядело аскетически, без излишеств.

Я попробовал полистать немного книг. Их основным содержанием были история, политика и философия, что-то из географии, и что-то из мемуаров государственных деятелей. Ничего особенного. Во второй комнате, похожей на кухню, стояли неубранными миски и столовые принадлежности. Казалось, что хозяин спешно покинул своё жильё, даже не удосужившись прибраться. Небольшой ящик, прислонённый к подоконнику, привлёк моё внимание. Я попробовал открыть дверцу и понял, что она заперта.

Можно, конечно, попробовать сломать. Попробовал. Безуспешно. Первый же удар отозвался звоном металла, словно изнутри ящик был обит железом. Я прокашлялся от взлетевшей пыли и вскоре заметил странную надпись на крышке: «Там, где тьма молвит волю, виден крест и свеча, не найдёшь ты покоя, но найдёшь часть ключа». Что за бессмыслица? Тьма молвит волю. Крест и свеча – это что-то, наверное, с кладбищем, хотя здесь нет никакого кладбища. Почему молвит и почему волю? Не могу понять. Думаю, стоит подключить Кана к поискам. Надеюсь, он ещё настроен о чём-то говорить.

Кан Дармер нагнулся над Вейном Корнером, стоя на одном колене. Его лоб покрылся каплями едкого пота, несмотря на прохладу. Он старался сохранять самообладание и, словно бы не замечая перед собой убитого друга, осмотрел внутренний карман куртки Вейна. Карты были на месте.

«Слава Валаару, – прошептал Кан с благодарностью – не нашли». Кан вытащил карты и быстро спрятал их в подсумок. «Прощай, дружище, – с горечью промолвил он, склонив голову над погибшим товарищем, – извини, но я не смогу тебя похоронить».

Следовало торопиться. Кан не знал, что делать с вспомогательной техникой. Дотянуть её до Тайного рубежа не представлялось возможным, а уничтожать было жалко и глупо. Хоронить товарищей не было ни сил, ни времени. Ревизия со стороны замка нагрянет очень скоро. «Ну куда же делся этот Рэй?» – спросил себя Кан, в глубине души надеясь на возвращение Максимова.

Он кое-как добрался до противоположного шергона, где прежде орудовал Вейн, взял оттуда лопаты, моток неиспользованной верёвки и с глубоким недовольством двинулся обратно. Здоровая нога налилась усталостью, отчего Кан шёл медленно и прихрамывал, словно старик. Из мыслей его не уходило случившееся. Только что на его глазах погибла целая группа, тройка отважных ребят, которых он взрастил с самого появления последних в рядах Красного патруля.

Кан вспомнил, как однажды во время неудачной диверсии потерял близкого друга – Леана Ханена, командира отряда, а затем попал в плен к республиканцам. Он еще долго помнил каждый удар плетью, каждый рывок клещей, каждый укол иглы на обожжённые раны. И если бы не героический штурм красных, он бы не выбрался оттуда живым. Кан знал о чём говорил, рассуждая о Сае при Рэе. Лучше бы он убил себя, – подумал снова Кан с горечью. Если бы не вторая повозка, всё сложилось бы иначе. Но кто мог предвидеть, что так случится? И что могло находиться в этих чёртовых ящиках?

Кан вернулся к месту прежней стоянки и заметил, что сумка с техническими принадлежностями пропала. «Что за дела?» – недоумённо вспылил он и принялся обыскивать территорию. Из рядом торчащих кустов послышался шорох. Кан вздрогнул, выхватил кастеллер, опёрся локтем на перекладину костыля и зарядил патрон.

– Ну, сейчас вы у меня получите. Выходи, не то убью! – громко сказал он в сторону леса.

За его спиной, почти около уха раздался знакомый голос:

– Кажется, ты что-то потерял.

Кан, не оборачиваясь, опустил кастеллер, радостно улыбнулся, запрокинув голову, и промолвил:

– Ах, Рэй, это снова ты…

– Думал, я тебя брошу? – спросил Андрей с дружелюбием.

Кан повернулся и увидел его стоящим возле шергона. Одной рукой Андрей упирался в ствол дерева, а вторая рука покачивалась вместе с сумкой и дёргала за тонкий шнур, незаметно проведённый через траву к стволу куста.

– Я уж было так и подумал, – сказал Кан, – Где ты пропадал, если не секрет?

Андрей бросил сумку и отошёл от дерева, присев на корень.

– Пока ты тут возился с вещами, я кое-что раскопал… В доме старого отшельника…

Андрей неожиданно замолчал, прислушиваясь.

– Что в доме старого отшельника? – с интересом спросил Кан.

Андрей прижал указательный палец к губам.

– Тссс… Ты тоже слышишь этот звук? – он посмотрел на заросли вдоль обочины.

– Какой звук? – шёпотом спросил Кан.

– Кажется… В кустах кто-то есть.

Они спустились в знакомые кусты с поломанными деревьями и кровавыми следами. На самой окраине рощи, покряхтывая от боли, согнувшись в три погибели, лежал охранник-террианец. Под его тучной фигурой сухостой окрасился багровым. Завидев приближающегося противника, охранник застонал ещё сильнее, словно бы от бессилия. С особенным страхом он поглядывал на парня справа, с растрёпанными волосами и неестественно светлой для марконария кожей. Андрею стало не по себе.

– Это первый, – вспомнил он, – Кажется, я его просто ранил.

– И неслабо, – добавил Кан, оглядывая террианца. Широкая рана простиралась вдоль живота.

– Сар нерер кольдрен антреро серрту – неожиданно выговорил Кан, пригнувшись в полуметре от террианца. Охранник с опаской посмотрел на Кана и что-то прокряхтел на своём. Андрей удивлённо вскинул брови и попятился.

– Ты что, говоришь на их языке?

– Я говорю на трёх языках… – ответил Кан.

– Что ты сказал ему?

– Что мы не причиним ему боли.

– А он?

– Он сказал, что не боится смерти и боли.

– Спроси его, что везли в повозке.

– Глупая затея, Рэй, – со скептицизмом произнёс Кан – Он ничего не скажет.

– Хотя бы стоит попробовать.

– Антер, сар аспере данайрен урсу сельнерен хар танайер, – как можно мягче сказал Кан.

Террианец нахмурился и выпалил:

– Ней! Лане нерер данайрени урсу сельнерен хар танайер.

Кан пару минут убеждённо разговаривал с ним. Террианец смело отнекивался, кивал, бросался фразами, одномоментно кряхтя и отвлекаясь на полученную рану.

Кан с обречённым видом выпрямился и произнёс:

– Он говорит, что не знает, что везут в повозке. А даже если бы знал, то покрывать себя позором, выдавая тайну, не стал бы. Это бесполезно, Рэй, от него ты ничего не добьёшься.

– Сможешь переводить? – спросил Андрей и присел на землю, приблизившись к террианцу.

– Да, конечно, попробую, – согласился Кан.

Андрей на несколько секунд склонил голову, обдумывая вопросы, затем спросил:

– Как ваше имя?

После озвученного перевода террианец ответил:

– Ренео.

Их диалог имел примерно следующий вид.

– Ваша рана не смертельна. Мы можем помочь вам. Если вы нам поможете.

– Я не стану помогать вам, – с презрением бросил террианец.

– Ренео, скажите, у вас есть жена? Дети? Они ждут вас на Родине?

Ренео молча кивнул.

– Вы хотите увидеть их снова?

Ренео промолчал, а презрительная усмешка улетучилась. Андрей предвкушал победу и с уверенностью добавил:

– Если вы нам поможете, то мы даёт гарантии, что Красный патруль отпустит вас на свободу.

– Террианцы не помогают врагам. Честь важнее родства… – гордо сказал он. Никто не замечал, как рука его медленно приближалась к карману серого окровавленного мундира.

– Вы никогда больше не увидите их, если не согласитесь помочь нам. Неужели вы их не любите?

Ренео делал вид, что слушал, но ничего не отвечал.

– Поймите, может так оказаться, что вы ошибаетесь насчёт ваших богов во главе с Терроном. Вы оказались здесь не по своей воле, вами управляют ради наживы кучка людей, и обещают мнимое светлое будущее. А взамен вы отдаёте настоящее, отдаёте жизни ни за что.

Террианец не поддавался. Он угрюмо скорчил брови, постоянно отворачивался и словно хотел убедить себя в необходимости долга. «Ну, давай же, соглашайся, – думал Андрей, – для кого я тут распинаюсь?». Но террианец не внимал словам Андрея. Он словно в предсмертной агонии ловил разумом только то, что не противоречило устоям сознания – лозунги, убеждения, привычный образ мыслей. Пальцы, опущенные в карман, беспорядочно шевелились, пытаясь что-то нащупать. Андрею это показалось странным.

– Мы везём то, что поможет великому Терриану навсегда поработить вас, – отчеканил террианец каждое слово, затем ловким движением вынул руку из кармана и бросил две таблетки себе в рот. Максимов почти смог остановить Ренео, но было уже слишком поздно. Ренео сделал тяжёлый глоток, со всхлипом моргнул, и с ненавистью посмотрел на обоих. Он для усмешки показал белесоватый от налёта язык, потом тихо и злорадно захохотал.

– Сволочь! – вырвалось у Андрея по-русски, а следом ещё несколько нецензурных слов.

Он вскочил с места, махнул на террианца рукой, снова выругался и сделал несколько шагов в сторону стоянки.

– Он отравил себя. Отравил, – повторял Максимов с бессилием, всплёскивая руками.

Кан посмотрел сначала на террианца, покорно ожидающего смерти с закрытыми глазами, затем на Андрея.

– Я же говорил – это бесполезно, – отозвался он – Террианцы никогда не сдают своих.

– Нам надо уходить, – сказал Андрей, – Я не хочу больше оставаться в этом проклятом месте.

Вскоре террианец побагровел, тяжело задышал, а следом потерял сознание. Челюсти его сжались со скрипом, и вскоре судороги охватили всё тело. Андрей снова подошёл к террианцу, нагнулся над его лицом и прислушался к своему обонянию. Он почуял тонкий запах миндаля. «Цианид» – всплыло в памяти. Он вспомнил, как когда-то получал его в лаборатории. Но откуда цианид у террианцев, да ещё в таблетках?

– Террианец не жилец, – сказал Андрей, выпрямляясь, – это очень сильный яд. И действует быстро.

Кан с виноватым видом промолвил:

– Забыл сказать. Прости, что не поддержал тебя. Я не знал, что это так важно. Ну эти, твои принципы. Не убивать, – говорил он отрывисто, – Просто… все люди умирают, кто-то раньше, кто-то позже. Жизнь в нашем мире мало ценят.

– В моём тоже, – сказал Андрей без колебания, – И ты меня извини, если чем обидел.

– Тогда мир? – спросил Кан, дружески протягивая руку.

Андрей сделал ответный жест.

– Я и не держал на тебя зла.

Максимов знал, что будет делать, когда вернётся. Он скажет правду. И тогда ему поверят. «Возможно, не поймут, – рассуждал он – возможно, засадят за решётку, но кто-нибудь поверит. Кан поверит точно, он умный парень, хотя и с предрассудками. Я попытаюсь их убедить». Андрей взял сумку с технической утварью, а особо важные вещи убрал в свой рюкзак.

– Прости, что позволил им себя ранить, – сказал Кан, рассматривая ногу с окровавленным бинтом, – мы теперь долго добираться будем.

– Ты так говоришь, словно воевать с кучкой террианской гвардии входило в наши планы, – парировал Андрей.

И что всё-таки за груз – спросил он себя. Террианец сказал – груз принесёт им победу. Если отбросить фактор фанатизма, то всё выглядит не так уж и загадочно. Но разве стали бы на местную маловажную рухлядь выделять двойную охрану? И не просто каких-нибудь мозгляков республиканских, а хорошо обученную и экипированную террианскую армию. Значит, есть что охранять. Андрей заложил напоследок фляжку с водой, в которую слил содержимое всех четырёх прежних фляжек и скомандовал:

– В путь.

– С Богом, – добавил Кан.

Вскоре они зашли в знакомый домик отшельника. Андрей показал Кану надпись. В контексте ветхой и мрачной атмосферы она выглядела зловеще. «Там, где тьма молвит волю, виден крест и свеча, не найдёшь ты покоя, но найдёшь часть ключа».

– Как думаешь, Кан, что всё это значит? – спросил Андрей.

Его сонные глаза самопроизвольно закрывались, и только огромной силой воли и наблюдательности Кана ему удавалось подавлять в себе влечение ко сну. Трое суток, говорили в экспериментальной лаборатории профессора Вернера, трое суток без сна – и ваша нервная система разрушится. Неделя без еды, два дня без воды и вы труп. За невероятные способности вы платите резервами выживаемости.

Кана вдруг осенило.

– Вспомнил! В марконарийском языке устаревшее выражение «молвить волю» означает «безраздельно властвовать, вечно властвовать, царствовать».

– Там где тьма царствует… виден крест и свеча… – бормотал Андрей, шагая по комнате, – тьма царствует…

Нога его наткнулась на медное кольцо. Под давлением носка сапога кольцо перевернулось на противоположный бок и со звоном брякнулось об дерево.

Андрей и Кан одновременно посмотрели друг другу в глаза.

– Ты тоже об этом думаешь? – спросил Кан

– Отшельник, наверное, имел в виду подвал, – догадался Андрей, – Конечно, где ещё тьма может царствовать, как не в подвале?

Андрей поднял крышку подвала за кольцо и приложил к стене. Деревянная лестница вела в чёрную бездну. Андрей зажёг факел и забрался внутрь, затем помог Кану спуститься. Они ступили на влажную глинистую землю. Деревянные стены в форме частокола заросли сетями плесени. В некоторых местах торчали круглые шляпки бледных приплюснутых грибов.

Андрей шагнул вглубь подвала. На удивление, он оказался достаточно просторным. Здесь можно было стоять в полный рост. В конце подвала они упёрлись в стену.

– Пусто, – сказал Кан с разочарованием.

– Надо посмотреть углы, – возразил Андрей, – здесь должно что-то быть.

Он махал факелом вдоль стены, отчаянно отыскивая разгадку. Вдруг в одном из углов с тусклым бликом мелькнул странный силуэт. Андрей перестал размахивать, и заострил внимание на увиденном. Толстая восковая свеча с обгоревшим фитилём возвышалась над небрежно приколоченной подставкой.

– Кажется, это и есть та самая свеча, – предположил Кан.

Максимов осторожно поджёг фитиль, и то, что случилось в следующий момент, удивило обоих. Неожиданно над фитилём вспыхнула едва заметная нить. От неё вверх, а затем по границе стены и потолка побежала яркая искра, оставляя за собой горящую промасленную верёвку. В один момент искра резко повернула вниз, достигла пола и разошлась на две перекрещенные линии.

– А это крест, – констатировал Кан. Они подошли к перекрёсту. Тусклое оранжевое пламя светилось загадочными язычками.

– Лопату, срочно надо лопату, – сказал Кан с явным нетерпением.

– Я схожу, – ответил Андрей, – я оставил сумку в прихожей. Он отдал Кану полыхающий факел, сам поднялся наверх за лопатой, а когда снова спустился, от верёвки оставались малозаметные гаснущие нити.

Андрей копнул в центре перекрестия, и через пару минут наткнулся на что-то определённо твёрдое. Не прибегая к помощи Кана, он извлёк из-под земли маленький металлический сундук. Максимов тщательно оттряхнул его от комьев песка и глины. На удивление, сундук был оснащён самым настоящим кодовым замком из трёх цифр. 999 возможных комбинаций. Нам долго придётся с ним провозиться, – подумал Андрей с недовольством.

– Здесь ещё одна надпись, – заметил Кан, указывая на едва заметную табличку с буквами. Они были словно выжжены сваркой. «День, когда открываются тайны» – гласила надпись.

Максимов озадаченно вздохнул. Кодовый замок… Я едва начал изучать их систему чисел. Впрочем, она была десятеричной.

– Три цифры, тысяча значений… А он просит день, – говорил Максимов, – есть соображения?

– День, когда открываются тайны, – прочитал Кан, – помнишь, когда мы остановились здесь на привале? Я рассказывал тогда легенду. Отшельник принимал незнакомцев только определённого числа.

– Первого Эксемана, – вспомнил Андрей, – как же я сразу не додумался? Ноль, ноль, один!

Он торопливо вбил код, но замок молчал.

– Не так. Думаю, мы ошиблись с цифрой.

Кан некоторое время помешкал, затем неуверенно проговорил:

– Нет, скорее всего, отшельник имел в виду именно первое Эксемана. Но не от начала Эксемана, а от начала года. Новый год мы отсчитываем с Сепсилена.

Андрей сразу вспомнил публикацию Иванова. «Краткий очерк о Церроре». Материнская звезда… альфа Центавра А, длинная стандартная топографическая характеристика, экзопланета Церрора… масса 0,9 земной… время обращения вокруг материнской звезды – 532 дня, 20 часов в сутках. Сепсилен – первый день года, Эксеман – половина года, 266 день.

Андрей осторожно накрутил на замке нужную цифру. Послышался щелчок, и… сундук торжественно открылся. На дне, обитом потёртой тканью, лежало… два ключа.

– Почему их два? – поинтересовался Кан.

– Не знаю, – ответил Андрей, – Постой… – он обратил внимание на свиток бумаги, – здесь ещё одна наводка.

Он развернул свиток. Нечёткие силуэты букв гласили следующее: «Ты близок к разгадке, но плата серьёзна. За дверью твой разум получит ответ. Сверни, если хочешь, не то будет поздно. Твой мир уничтожит тебя и твой след».

– Не очень-то веет оптимизмом, – сказал Кан, – Ты уверен, что нам стоит продолжать поиски?

Он с тревогой перечитал свиток, будто пытался найти в нём что-то ещё.

– Боишься? – съязвил Андрей, – и где эта чёртова дверь?

Он обшарил все стены, но не нашёл совершенно ничего.

– Отшельник, ты часом не забыл сделать продолжение? – в шутку проговорил он громким голосом, беспорядочно глядя по сторонам.

– Рэй, мне кажется, нам лучше не стоит лезть в это дело… – неуверенно сказал Кан, – опасная это затея. По крайней мере, не сейчас. Нужно вернуться на Эскон.

– Надо попробовать открыть тот ящик, первый, – сказал Андрей с энтузиазмом, словно не расслышал, – Думаю, там может быть что-то полезное.

Андрей подошёл к Кану.

– Ну что, мы идём?

– Может не стоит? – в голосе Кана чувствовалась робость.

Андрей негодующе проговорил, жестикулируя:

– Знаешь, Кан, я долго тебе подчинялся. И, если честно, ничего хорошего из этого не вышло. Я мог бы сбежать и раньше, но ради тебя и твоей репутации не стал этого делать. Ты сам увидел, к чему всё привело. Меня уже ничем не испугаешь.

В глазах его промелькнул огонь. Не выдержав упорства землянина, Кан поддался. Он понял, что Анда Рэя теперь уже ничто не остановит.

– Ладно, думаю, ты прав. Но учти – я предупреждал, – сказал он.

– Рад, что ты меня понял, – ответил Андрей.

Максимов медленно засунул ключ в скважину некогда обнаруженного ящика, задержав дыхание. Он почти забыл о сне, хотя и с большим трудом. Всё его внимание было устремлено на эту странную тумбу, фаршированную металлом. Едва ключ сделал оборот, замок поддался, и дверь ящика с лёгкостью открылась. Слой металла был весьма внушительным. Внутри лежала стопа бумаг. Разобрав бумаги, Андрей понял, что перед ним карта с какими-то пометками и две небольшие книжечки, со склеенными краями листов.

– Бери карту, а я постараюсь разобраться в книгах, – сказал Андрей.

– Нет, лучше ты бери карту, – возразил Кан, – учи местность. Ты ещё плохо владеешь древним марконарийским.

– Хорошо.

Андрей посмотрел карту и увидел перед собой план местности, где-то 10 на 10 дейнеров, начиная от границы провинций Маруана и Варсануана по правому краю карты и заканчивая пригородами Маруана, центра одноимённой провинции, по левому краю. Вот она – крепость Ледер, плато Лейтона или на местном плато Победы, Сухое болото, отмеченное чёрным крестиком, замок Гардариан. Ближе к столице расположились несколько мелких крепостей и кучка полузабытых деревень, построенных ещё при императорской династии.

Через Маруан протекала полноводная река Сарго, разделяя город на две части, и множество безымянных холмов, открытых равнин и лугов окружали его. К северу расположилось большое озеро Шенбани, окаймляемое горной грядой.

Андрей заметил красный крестик неподалёку от крепости Ледер. К крестику вела пунктирная линия от Сухого болота. На нижнем крае карты, за полями, ограничивающими план местности, чернела очередная надпись: «В комнату тайную дверь у обломков, увидишь ты скоро, продолжив свой путь. Трагедия мира в обличье ребёнка покажет, где должно понять тебе суть».

– Кан, кажется, я знаю, где нам искать дверь, – сказал Андрей, не отрывая глаз от карты. Ответа не последовало, – Кан???

Андрей краем глаза посмотрел на Кана, потом резко навострился, и замер. Кан стоял, как вкопанный, держа книгу одной рукой, и беззвучно плакал. Тяжёлые капли стекали по щекам, падая на землю, а глаза налились кровью…

– Кан? Что с тобой? – с ужасом спросил Андрей, бросив карту на ящик.

Кан с усилием проговорил:

– Он всё знал… я не знаю как… но он всё предвидел!

– Что предвидел? – снова спросил Андрей.

Кан протянул ему книгу.

– Будущее… – сказал он, – взгляни.

Андрей взглянул на книгу, выполненную в старинном каллиграфическом стиле. Каждая буква, казалось, дышала глубоким смыслом и таинственной мудростью. Андрей шёпотом читал каждую строку. Это не было похоже на прямое предсказание, скорее иносказание, вроде Апокалипсиса. Смысл мог понять тот, кто знал, что представляли собой образы.

– Здесь была закладка. Он нарочно её оставил. Читай главу четыре, – сказал Кан, но отнюдь не приказным тоном. Что-то, видимо, глубоко его задело в этих строках.

Андрей, словно семинарист, читающий священные тексты, начал:

«Глава четыре.

Стих 1. Когда сойдутся Белая смерть с Жёлтым Змием, огненные года опояшут землю, и наступит буря, чума и звон мечей по всей земле. И восстанет племя на племя, и царство на царство, и утонет Красная заря в море крови, сражаясь с Белым Клинком.

Стих 2. И всякое племя, и всякий народ едино будет молиться Избавителю Валаару, дабы избавил их от гнёта Клинка. И смилуется Валаар, и пошлёт слуг своих на землю, и после двух тысяч дней и ночей всякий земледелец заколет молодого аракни.»

– Но я не понимаю… – хотел было сказал Андрей, но Кан резко перервал его:

– Читай!

«Стих 3. И станет одно царство двумя, и одно племя войдёт в два других, и будет в одном – мир и изобилие, а в другом – бедствие, и плач, и стенание.

Стих 4. И оставит древний росток три семени, и всякое семя отойдёт от ростка, и даст начало своему семени, и заберут землю, которая была у ростка, на три семени. И после сего отпадёт росток от жизни, не имея земли, и засохнет под солнцем.

Стих 5. Увидит земля Плодородия, что иссякла надежда её, и тщетно стенание её, и восплачут младенцы, и восстанут мужчины на борьбу с Клинком, и, не имея сил, погибнут. Тогда настанет новое рабство, и продлится оно тысячи дней и тысячи ночей, покуда Заря не воскреснет из-за горизонта.

Стих 6. Тогда найдутся люди, помнящие Зарю, и увидят ложь, клевету и грехи древнего народа Солнца, и захотят воскресить Зарю. Восстанут они на всякое безбожие и на слуг Клинка, и долго будет сражение их.

Стих 7. Из бездны ада воззрит на них властелин падших и возопиет: «Добро твоё я обращу в прах, и всякое старание твоё превращу в тлен, и тщетно деяние твоё». И вопросил он Валаара: «Дай мне землю Твою и народ Твой, ибо не веруют в Тебя и злы дела их, сердца их принадлежат мне». И сказал Валаар: «Отошли люди сии от Меня и от заветов Моих, и даю тебе их истязать до того, как пришлю верных слуг моих, и свергнут владычество твоё».

Стих 8. Когда земля Плодородия станет алой, тогда белая саранча наводнит земли предков. Не страшны той саранче ни буря, ни солнце, ни град, ни порох, ибо бесчисленно число её, и не озирается назад, когда идёт пожирать плоды и листья. И всякий, видевший саранчу, да бежит за горы.

Стих 9. Тогда падут ревнители Зари, и погибнут под натиском саранчи, и Клинок вонзится в сердце Зари, и Заря погаснет. И будет ночь, и будет Белая Смерть и Жёлтый Змий царствовать над Зарёю тысячи дней и тысячи ночей.

Стих 10. И когда кончится срок искупления, тогда восстанет некто, имеющий власть говорить от лица Валаара, и пойдут за ним сыны избавления, и даст многие знамения, и настанет рассвет и воскресение Зари, и уйдёт саранча в землю обиталища своего, и не разомкнёт уста свои»

– Теперь ты понял? – спросил Кан, вытирая слёзы. В его голосе больше не чувствовалась дрожь.

– Не совсем, – признался Андрей. Кан взял книгу в руки и впился в неё взглядом.

– Белая смерть – Нептон, символизирует смерть в языческой мифологии, Жёлтый Змий – символизирует дьявола, огненные года – Огненный эксеман, 12 лет. Схождение Змея и Белой смерти – схождение Нептона и Калимы. Калима закрывает часть Нептона и возникает ощущение, что он в центре жёлтый, – Кан попутно переводил взгляд то на книгу, то на Андрея, объясняя ему, как ребёнку, значение тайных символов, – Редкое явление – схождение. Его наблюдали незадолго до Великой войны. Оно всегда пророчило беды. Красная заря – империя Марконария. Заря была изображена на красном флаге Марконарии. Белый клинок – это империя Терриан, клинок изображён на флаге, разделение царства – разделение Ланпара в конце Великой войны. Древний росток – династия императора. Три семени – три сына, наследника, которые разделили Марконарию. Земля Плодородия – Северный Ланпар, тянущийся вдоль северного побережья Ланпарского моря. Люди, помнящие Зарю – это мы, Красный патруль. Когда земля плодородия станет алой, то есть когда Ланпар проиграет восстание, террианцы, они же белая саранча, сунутся сюда. А заодно и в Толиман, и в Эксманию, – по лбу Кана потёк пот, он с трудом говорил, – бежать за горы, вероятнее всего – уплыть в Ясумию…

Кан перевёл дух, и поплёл к выходу. Он остановился в проёме и спросил устало:

– Ну, теперь-то ты понял?

Андрей закладывал книги и карту в свободный карман рюкзака. Он не мог разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, Кан был прав – отшельник действительно каким-то мистическим образом иносказательно изложил события, которые уже сбылись после его смерти и ещё должны будут сбыться. И, если верить предсказанию, Красный патруль должен пасть под натиском северного оккупанта.

Максимов понимал, что его это слабо коснётся, ведь вмешиваться в чужую историю значит снова пачкать руки. С другой стороны, какая-то тайная сторона души взывала помочь этим людям. Как – Андрей сам ещё не понимал. Кто в этом мире прав? – спросил он себя. Терриан со своими политическими амбициями или Красный патруль, желающий свергнуть республиканский строй и откатиться к монархии? А может быть, здесь нет правых и виноватых.

– Так ты понял? – повторил Кан, отвлекая Андрея от раздумий.

Максимов закинул рюкзак на плечи и взял в руки сумку.

– Я бы ещё поспорил с этим отшельником…

Они миновали прихожую.

– Всё пропало, – с унынием сказал Кан, спускаясь с крыльца, – всё, ради чего мы боремся, сведётся к поражению.

– Не переживай, – поддержал Андрей, – будущее можно изменить, стоит лишь приложить усилия.

Кан остановился. Он негодующим взглядом посмотрел на Андрея.

– Усилия? Этот отшельник умер десятки лет назад. Всё, что он предсказал – сбылось. О каких усилиях может идти речь? Или ты хочешь в одиночку одолеть Терриан?

– Может быть, мне не придётся действовать в одиночку? – спросил Андрей риторически.

Они двинулись по знакомой тропе.

– Не совсем понимаю тебя, Рэй.

– Потом поймёшь. Может, махнём через Ледер? Посмотрим, что там запрятал этот отшельник.

– Твоя взяла, – согласился Кан, – раз уж ты впутал меня в эти загадки, надо дойти до конца.

Небо на этот раз не порадовало жизнерадостной светлой бирюзой. Предрассветная радуга сменилась невзрачной седой армадой облаков. Воздух оставался прохладным, несмотря на день, и к тому же, прибавилась влажность. Привыкнув к боли, Кан шустро маневрировал по извилистой, малозаметной тропе, стараясь не споткнуться об корни. Пологий холм, по которому они поднимались, казалось, не имеет конца. Он оброс многочисленными зарослями анхоя – хвойного дерева побольше ёлки, с толстой, крючковатой малахитовой хвоей.

На вершине холма перед ними раскинулась широкая лесистая местность. Под неровным скатом громоздились низенькие молодые шергоны. Их зонтовидные кроны создавали иллюзию непроницаемого покрова. К северу простирались границы плато Победы в виде песчаных и скалистых обрывов над бездной леса. На соседнем голом холме, следом за глубокой и мрачной лощиной, виднелись руины старой крепости.