Наконец, с опозданием в два месяца, пришёл контейнер с нехитрым скарбом молодой семьи, а тесть простодушно предложил вещи аккуратно сложить в углу комнаты и задрапировать всё это какой-нибудь тканью, пока Юрий не получит свою квартиру. Конечно же тут случилось то, что было неизбежно. Тёща, несмотря на возраст и комплекцию, подскочила с кресла и стала перемещаться по квартире с такой прытью мустанга, что Апранину показалось, будто она пробежала даже по потолку, брызгая слюной от возмущения, вспомнив попутно и в соответствующем свете всю его «предыдущую поганую жизнь»! Юрий предполагал нечто в этом роде, но действительность превзошла все его ожидания! Ошарашенный, он сообщил разъярённой «маме», что завтра же даст объявление, снимет жильё и оставит их навсегда в покое, на что та с ядовитой радостью провизжала, через открытую балконную дверь, всполошив дворовых собак, что у него ничего не получится, потому что никогда ничего у него не получалось, потому что он «суфлёр хренов» и сидит на чужой шее! Выпалив эту уничтожающую всё живое в радиусе семейного счастья фекальную тираду, тёща с паучьим проворством проскочила в спальню и растворилась во мраке, как привидение, хлопнув дверью.
Апранин не стал «ломать копья». Он нарезал два десятка тетрадных листов с хвостами телефонов, сочинил объявление о съёме комнаты, и через три дня они уже расставляли свою мебель из контейнера в большой и светлой комнате на третьем этаже двухкомнатной квартиры в историческом центре города. Хозяином оказался отставной майор преклонного возраста, обосновавшийся в другой комнате, поменьше, дружелюбный и общительный человек, таким образом решивший вопрос собственного одиночества в сочетании с необременительной финансовой поддержкой.
Был создан свой семейный очаг, и всё понемногу вроде бы наладилось, но…
Тёща всё-таки не мама, а мама, друзья мои, есть мама и родительский психологический террор, в отношении собственной жены, Юрию остановить не удалось.
Клин в семейное счастье дочери был вбит, подкаблучник тесть молчал, периодически «поглядывая в стакан» и отдыхая под кустами, а мама Яга изгалялась, как хотела. Молодая женщина, увы, приняла её сторону, не стала отстаивать свой дом, и наш герой остался в «одинокой оппозиции». Дальнейшее охлаждение, отчуждение и удаление друг от друга привели к тому, что однажды Апранин услышал такое: – Если бы тебя не было, то родители относились бы ко мне лучше!.. Ну, что может быть после таких слов?
Как вы понимаете, дорогой читатель, это ни в коем случае нельзя говорить дураку, который, ни во что не вникая, на эмоциях и очумевшем самолюбии, наломает дров и устроит пепелище. Нельзя, друзья мои, такое говорить и умному человеку, который, вникнув в глубинный смысл и сопоставив косвенные факты и ранее не замечаемые почти невербальные нюансы в отношениях, поймёт их бесперспективность. И уж никак нельзя подобные слова говорить мужу, который, даже будучи умным человеком, всегда находится в дурацкой ситуации, когда ему плюют в морду.
В общем конфликт начинал приобретать горячую форму, скандалы стали практически беспрерывными и, чтобы не отправиться в могилу или в тюрьму, Юрий подал на развод, тем самым подтвердив оппонентам столь желанную репутацию «сволочи».
Привыкший любое дело доводить до логического завершения, он ещё немного надеялся на судебное бракоразводное разбирательство. Когда же его «дорогая половина», став в «третью позицию», гордо объявила изумлённому судье, что если их не разведут, то они поубивают друг друга, немного опешивший, от такого заявления жены и молодой мамы, суд, не желая иметь отношения к кровопролитию, развёл придурков.
Вот так наш герой, преодолев семейный и сердечный раскол, оказался на окраине города в бараке 1946 года постройки с печкой, с удобствами во дворе и водой в колонке, оставив уют многоквартирного дома, добытый суровой офицерской службой своей бывшей жене и детям.
Дом Апранина был старый и имел четыре квартиры. В нём кроме Юрия и соседей ещё жили крысы и мыши. Как известно, крысы, существа весьма умные. Они наделали ходов в стенах и жили своей обычной крысиной жизнью, курсируя между чердаком и подполом, никогда не нарушая границ
человеческого жилища. Юрий совершенно спокойно воспринимал то обстоятельство, что маленькие серые соседи кормились зимой его картошкой, которая хранилась в подполе, понимая, что идти им в лютый мороз абсолютно некуда. Интересно, что и нахлебники вели себя на удивление аккуратно и на редкость деликатно, не начиная грызть следующую картофелину, не съев до конца предыдущую.
С наступившим теплом вся эта компания уходила в «летние лагеря» соседских сараев, а на следующую зиму опять возвращалась. Апранин никогда не пытался воевать со своими воспитанными хвостатыми квартирантами, поскольку не видел в этом смысла, да и жалко их было, как уже было сказано, ну куда они пойдут зимой!
А вот от мышей житья совсем не было. Эти жулики тоже жили где-то в стенах, но лезли в комнаты нагло и бесцеремонно. С поразительным проворством они забирались в, казалось бы, самые недосягаемые места: на стол и на холодильник, в настенные шкафы и в духовку газовой плиты, на письменный стол и книжные полки.
Среди ночи, вытащив из мусорного ведра или из хлебницы, стоящей на холодильнике, засохшую хлебную корку, они начинали с неимоверным шумом и писком гонять её по всей кухне. Апранин по нескольку раз за ночь вставал, но урезонить налётчиков не мог и всё повторялось.
Чашу терпения переполнила «совершенно отмороженная мышина», средь бела дня цинично и откровенно усевшаяся в двух метрах от письменного стола и нагло уставившаяся на хозяина квартиры своими чёрными бусинами. Когда Юрий махнул на неё рукой, мышь только слегка присела, и, как ему показалось, даже отрицательно покачала заострённой мордочкой. Этого стерпеть было нельзя, и Апранин в ярости погнался за тварью. Та рванула по коридору на спасительную кухню, но на повороте лапы её заскользили по гладкому полу и серая каналья, лихорадочно перебирая конечностями, врезалась в порог.
Злость и возмущение уступили место гомерическому хохоту, до слёз, и погоня была прекращена, а на следующий вечер в доме на кухне была установлена мышеловка, канонада от которой грохотала всю последующую ночь.
Поголовье «террористов» уменьшилось на восемь штук и появилась идея о содружестве с котом.
Мысль эта была не новой, так как Юрий с детства любил эту независимую и таинственную братию, а теперь она ещё подкреплялась и практической стороной дела.
Вернувшись, во второй половине сентября, с очередного музыкального фестиваля он, наконец, получил то, о чём мечтал.
По просторному кабинету планового отдела непринуждённо гулял абсолютно чёрный котёнок месяцев пяти – шести и с интересом разглядывал окружающее пространство умными жёлтыми глазами. Его, по просьбе Апранина, привезла из пригорода одна знакомая женщина, работавшая здесь, которая сообщила, что он родился и рос в деревенском доме, где своя корова, и молока сколько хочешь, а всё остальное меню бегает в сарае в натуральном виде.
Котёнок был умницей, охотником и молчуном. Юрий назвал его Принцем.
Десять дней Принц осваивал пространство нового жилища, заодно переловив остатки «мышиных беспредельщиков».
Наконец нужно было выходить в большой мир, и как-то в воскресенье, ближе к вечеру открылись все двери и кот, не торопясь, обстоятельно обнюхав холодный коридор, осторожно вышел за порог дома и… исчез за забором соседского сада. Апранин не знал, что делать, ломая голову: придёт или нет. Он нервно курил и ждал, сидя на завалинке у дверей. Через два часа нервотрёпки, Принц, как ни в чём не бывало, вышел из зарослей крапивы, видимо обойдя и обследовав прилегающие огороды и сараи, подошёл к Юрию, потёрся о ноги, попутно дав себя погладить, и спокойно пошёл в дом, в котором впоследствии и прожил всю свою котиную жизнь.
Первородный грех одиночества,
Растворенного в Мироздании,
Одолеть невозможно, но хочется
Не сдающемуся сознанию.
В полусне, в полудреме реальности
Хоть намек, что не все еще кончено,
И в судьбе, кроме вечной усталости,
Что-то будет, что было отсрочено.
Ничего не предвидя заранее,
Тронуть нервами оголенными
Полудетское умирание
На зеленой скамейке под кленами.
В запоздалых тихих объятиях,
Вопреки самым мрачным пророчествам
Хоть на миг обмануть проклятие
Первородного одиночества.
И, вплетая в промозглую полночь
Всю свою неземную нежность,
Вдруг подумать: на что же я сволочь
Порастратил былую свежесть?!
У судьбы минута сворована.
В сентябре не согреет солнышко.
Нет заветной скамейки – сломана…
Так, давай, покурим на колышках!
Жизненное пространство постепенно обживалось и благоустраивалось.
Юрий выбросил из комнат полуразвалившиеся печки и провёл природный газ, установив котёл и смонтировав в квартире водяное отопление. В большой комнате, на печном фундаменте, из оставшихся целых кирпичей, он сложил небольшой камин. Стены и потолки были оклеены недорогими, но симпатичными обоями, выкрашенные полы покрылись паласом и ковровыми дорожками, а на кухне пол украсился линолеумом.
Долгие зимние вечера оба приятеля коротали вместе. Иногда, правда, Принц отлучался по своим котиным делам, но ненадолго. Заканчивался январь, время царствования Водолея, и хотя весна приближалась, морозы и метели только усиливались, предвосхищая суровый, ветреный и снежный февраль.
Сутки перевалили за полночь, монотонно тикал будильник. В окно, стекла которого, разукрашенные морозной вязью, подсвечивал, единственный на всю улицу фонарь, царапался колючий ветер, а в доме было тепло и даже жарко. Дежурный свет горел только на кухне, а в большой комнате лениво тлел камин, озаряя потолок и стены редкими всполохами засыпающих угольев, от которых чуть слышно попахивало дымком.
Диван, стоящий у стены напротив окна, был разобран и занимал теперь всю середину комнаты. Апранин, как обычно, спал на спине, укрывшись до половины одеялом и раскинув руки, а у его изголовья, рядом с подушкой лежал большой чёрный кот и сопел ему прямо в ухо, свесив хвост с кровати и положив лапу на плечо.
Умиротворение и покой владели миром в этот час.
Трудно сказать, что конкретно снилось Принцу, но, судя по тому, что у него периодически подрагивали то задние лапы, то передние, а также усы, ясно было, что по ту сторону реальности явно происходила котиная разборка с воем, дракой и погоней.
Уставший, после рабочего дня, Юрий вначале просто погрузился в дрёму и даже не чувствовал ритмичного щекотания в левом ухе, но потом приснился ему странный сон. Странный, в первую очередь, потому, что цветной, а во вторую, что уж слишком реальный, что ли. Апраниным владело ощущение своего полноценного присутствия.
Якобы он находился на низком травянистом берегу речки. Вокруг была ночь звёздная, но в то же время какая-то светлая, так что всё вокруг было различимо. Он вдыхал прохладный илистый запах речной воды, свежее дыхание луговых трав и цветов, а вдали мерцал огонёк, то появляясь, то пропадая, как бы приглашая к себе, и который тот час же превратился в костёр, когда Юрий подошёл ближе.
Девушка в цветастом платье сидела у огня. Она помешивала угли и, улыбаясь, смотрела на него.
– Цыганка, – пронеслось в голове у Апранина и он присел напротив, не сводя глаз с незнакомки.
– Ну что, Водолей, грустишь, – нарушила та молчание, – дичаешь и печку топишь, – весело громко и как-то даже развязно проговорила цыганка, звонко рассмеявшись. Услышав злорадные нотки, Апранин хотел встать и уйти, однако ноги его не слушались.
– Ну-ну, не обижайся, золотой мой! – продолжала «чавэла», – найдётся чайорита и для тебя, яхонтовый. Найдётся, да вот только выбрать надо, а выбрать не просто, драгоценный мой! – она перестала смеяться, продолжая через огонь сверлить его глазами.
– Возможны два варианта, – она опустила огненный взгляд, подобрала подол, встала, и, неторопливо обойдя костёр справа, села рядом. Апранин повернул голову, посмотрел на ночную собеседницу и… невольно отшатнулся: на него смотрело до боли знакомое лицо, но где он его видел, Юрий вспомнить не мог. Куда-то делась нагловатая самоуверенность, а большие простодушные глаза девушки смотрели так откровенно, открыто и обезоруживающе, что у него сердце защемило.
– Находится, наконец, женщина, – ласково заговорила сероглазая, глядя нашему герою прямо в душу, – которая по настоящему полюбит тебя, поймёт тебя и которой будешь нужен только ты, – она встала и пошла вокруг костра в обратную сторону, а он следил и слушал, боясь пропустить хоть одно слово.
– Ты будешь жить не богато, но по своему счастливо, – продолжала гадалка, – а потом умрёшь, и люди скажут: умер хороший человек, да вот только счастья не видел, беден был, – и она снова рассмеялась ведьминским хохотом.
Подойдя же к Апранину с другой стороны она не присела, как только что, а встала рядом почти вплотную и, надменно глядя ему, задравшему голову, прямо в глаза, высоко подняла платье и, выставив вперёд и развернув коленку, полностью оголила красивые смуглые ноги. Юрий потерял дар речи, а ведьма снова зашипела.
– Или ты плюнешь на сентиментальность и лирику, перешагнёшь через себя и свои принципы, заработаешь кучу денег и купишь себе тех, которые тебе понравятся, – она со смехом покачала бёдрами и продолжила. – Они будут делать всё, что ты захочешь, лизать твою задницу, брать деньги и за твоей спиной называть тебя «вонючим козлом», – последние слова она проговорила нараспев, как бы смакуя каждый звук. – Люди, сгорая от зависти и ненависти будут судачить: вот счастливый, сколько денег, а потом, когда ты умрёшь, они скажут с облегчением, ну что обожрался скотина и сдох, туда и дорога, – её распутные глаза заискрились демоническим огнём и она снова захохотала.
Потом, вдруг, также внезапно, она, став грустной и серьёзной, одёрнула платье и, подойдя к нему сзади, присела, положив руки на плечи. Чуть помедлив, девушка негромко прошептала, – Или третий вариант, милый мой Водолей…, – и закрыла его глаза тёплыми маленькими ладошками, а когда через мгновение открыла, то ни костра, ни луга, ни звёздного неба уже не было.
Видел Апранин сквозь витую решётку ограды высокое летнее небо, морскую дымчатую даль и большой белый пароход у горизонта. Лишь секунду длилось это видение, но он услышал и шум прибоя, и крики чаек, и даже запах моря, который нельзя, дорогой читатель, спутать ни с чем.
– Третий вариант…, – беззвучно прошептали его губы.
Он проснулся, когда в окно уже проглядывало синее зимнее утро, а кот на кухне шумно загребал песок в ящике, заканчивая утренний котиный моцион. Юрий ещё некоторое время задумчиво лежал, запрокинув руки за голову, и пытался осмыслить увиденное, пока, вернувшись на грешную землю, не вспомнил, что сегодня суббота и можно поспать подольше.
Он нехотя, потягиваясь, встал, порезал Принцу сардельку, закрыл вьюшку камина, и, сладко завернувшись в одеяло и плюнув на сновидения, уснул, по-детски повернувшись на бочок.
Прошло несколько дней и теперь уже глупо гадать, роковое ли совпадение или расчётливые происки жестокой судьбы повлияли на дальнейшее развитие событий. Однако, неведомо как привели они Апранина в доселе ни разу им не примеченное и, видимо, недавно открытое отделение банка, расположенное на проспекте в двух кварталах от его дома, чтобы перевести деньги на банковскую карту в другой город партнёрам по бизнесу.
Миллениум
На рубеже тысячелетий мир в очередной раз ждал конца Света.
Пресыщенное информацией, сплетнями, слухами и эпатажем, человечество просто таки жаждало новых развлечений и сенсаций, в силу чего оракулы, предсказатели, ясновидцы, чернокнижники и просто авантюристы из кожи вон лезли стремясь поразить, удивить или хотя бы отравить жизнь обывателя. Если при этом удавалось еще и заработать, то перспектива скорого конца мира не казалась уж слишком мрачной и безнадежной. Реклама неистово суетилась и визжала на радио и телеэкранах, наперебой предлагая всякую всячину, придуманную человечеством, чтобы до предела усложнить собственную жизнь. Среди всего прочего, как всегда, особое место занимали средства борьбы с кариесом, в надежде на то, что хотя бы крепкие зубы останутся от нас после падения кометы на грешную землю, и конечно памперсы, видимо, на случай Всемирного Потопа. Заправилы шоу-бизнеса неутомимо гоняли перед телекамерами поп-идолов, восходящих и заходящих звезд, звездюков и звездулек, стараясь изо всех сил максимально нагреть руки на вселенской истерике.
Но, как обычно, новогодние и рождественские праздники миновали, зима перевалила за середину, а небо равнодушно смотрело на раздосадованное человечество холодным взглядом далеких миров. Ничего не произошло, если конечно не считать падающих самолетов, взрывов, пожаров и межнациональных конфликтов, которые также похожи на мировой катаклизм, как понос на извержение вулкана.
Однако, нет худа без добра, решили земляне, так как можно, по крайней мере, все выпить и съесть, что заготовили перед Великим Постом, в ожидании Второго Пришествия. Люди постепенно успокоились и, обпившись и объевшись, сонно расползлись по своим норам, думая о хлебе насущном, о погоде и о курсе валют.
Дымчатая невесомая гардина светилась квадратным оконным проемом и лунный свет, пройдя через замерзшее стекло, мягко улегся посреди спальни на ковре в виде маленького голубоватого бассейна. В комнате было призрачно, светло и волшебно. Шум затихающего города почти не доносился в глубину двора и поэтому, казалось, ничто и никогда не нарушит эту тишину.
В спальне находилась молодая женщина. Она не спала. Она задумчиво лежала на старом плюшевом диване, укрывшись пледом и заложив левую руку за голову, а правой теребя бахрому покрывала. Ей было лет тридцать пять, она была хороша собой, имела миниатюрную красивую фигурку, тёмные волнистые волосы в короткой стрижке, большие карие глаза и собственное суждение по любому вопросу.
Инна Валерьевна, а именно так звали нашу героиню, была современной и достаточно эмансипированной женщиной. Ее кругозор простирался от теории эволюции Дарвина до учения тибетских монахов, хотя она и была простым, но хорошим банковским работником, род деятельности которого мало сочетается с философией и романтикой, исключая разве что романтические выкрутасы «дебета с кредитом» на банковских выписках.
Было бы несправедливо отметить только профессиональную деятельность Инны Валерьевны. Дело в том, что она не упускала ни малейшей возможности наставить на путь истинный заблудшую душу, а также вселить в человека надежду и оптимизм.
Как уже говорилось, Инна Валерьевна была хорошим работником и светлым человеком, конечно, если не пытаться вывести ее из душевного равновесия разговорами о дисциплине труда или зарплате, после чего, сами понимаете, что может быть. Но кто без греха?! Выпустив «праведный пар», Инна Валерьевна быстро брала себя в руки и снова ее любовь к «ближнему» была безграничной.
Для очень уверенной в себе женщины, любые жизненные ситуации, как правило, носят приключенческий характер, и таким же способом разрешаются.
Мужчины обожали Инну Валерьевну, ежеминутно отполировывая ее взглядами, ежечасно признавались в вечной любви, просовывая через стеклянный парапет шоколадки и цветочки, а наиболее смелые, ну, или подвыпившие, вовсе не скрывали своих самых дерзких и страстных желаний. Нельзя сказать, чтобы ей это не нравилось, скорее наоборот, и флирт, для поддержания всеобщей восторженности, она считала не только возможным, но и необходимым делом, тем более, друзья мои, что это было в крови.
Муж был значительно старше Инны Валерьевны. Он был главным экономистом и хроническим председателем профсоюза на одном из промышленных предприятий. Их бездетное семейство, занимало уютную квартиру улучшенной планировки в центральном районе города.
Как ни горько, но приходится признать – всё было в этой семье, кроме любви к супругу. Нет, дорогой читатель, Инна Валерьевна очень уважала своего мужа, ценила многие его качества, заботилась, но она не любила его и не имела супружеских отношений с ним уже много лет! То ли сыграли роль природный эгоизм и гордыня капризной женщины, то ли голова закружилась от внимания противоположного пола и захотелось свободы, то ли еще что, но, так или иначе, отношения с мужем сводились к ведению совместного хозяйства.
Вначале война на чувственном фронте имела характер затяжного межэтнического конфликта, то разгораясь, то утихая, но как-то постепенно через некоторое время «сошла на нет». Стороны устали от противоборства и успокоились, в то же самое время, стараясь на дразнить гусей и друг друга открытыми побочными романами.
Друзья мои, человек предполагает, а Бог располагает, и поэтому-то случился роман у Инны Валерьевны через некоторое время после вышеупомянутых событий. Был, правда, еще один маленький и скоротечный, но он не достаточно сильно тронул сердце молодой красавицы, и поэтому мы не будем на нем останавливаться. А этот…
Он был тоже банковским служащим, но работал в отделе кредитования, расположенном на втором этаже, куда из зала обслуживания, где в окошечке восседала наша красавица, вела блестящая винтовая лестница. Ему изменила жена, он был очень хороший, и в Инне Валерьевне проснулась мать Тереза.
Протянутая рука помощи и сострадания была с благодарностью принята и душевная пустота заполнена, причем взаимно. Ну а отношениям, дорогой читатель, как известно, стоит только начаться и, через несколько месяцев страсть полыхала, как римский пожар Нерона, всполошив банк с первого этажа до последнего, угрожая окружающему миру финансовым кризисом и дав пищу для пересудов на год вперед.
Любовь слепа, а трудности объединяют. Любовники стояли насмерть, и негодующая общественность с тайной завистью отступила. Запоздалые попытки неверной жены восстановить статус-кво и омрачить счастье влюбленных также не увенчались успехом. Страсти постепенно улеглись, случившееся было принято трудовым коллективом как неизбежное зло и местная достопримечательность, а жизнь Инны Валерьевны в новом качестве снова выровнялась и пошла своим чередом. Дома был надежный крепкий тыл, а на работе молодой пылкий любовник, время от времени робко предлагавший замужество.
Но от добра добра не ищут, и Инна Валерьевна всегда умело находила нужные слова, чтобы мягко, но убедительно охладить супружеские поползновения возлюбленного.
Природная инертность, стремление к бесконфликтности и нетерпимость Инны Валерьевны к резким переменам в жизни, дали свои плоды. Несмотря на то, что страсть постепенно перешла в привязанность, а затем в привычку, она тем не менее позволяла длиться близким отношениям в течение нескольких лет.
Но что вечно в этом мире? Совершенно верно – ничего!
Привычка хороша для стариков, доживающих век, но не для романтиков, шагающих по костям обыденности и прагматизма.
Инна Валерьевна не узнавала сама себя. Она отрицала себя прежнюю и пугалась этого. То она спрашивала свой внутренний голос, то обращалась к философии великих, то молитвенно взирала на звездное небо в поисках ответа на вопрос: что с ней происходит. У нее росли крылья, а лететь ей было некуда! Она хотела счастья, большого, настоящего, неделимого, навсегда, а его-то и не было.
Так вот, в то время когда все человечество томилось ожиданием Конца Света, Инна Валерьевна ждала перемен в своей судьбе. Предчувствие ей подсказывало, что что-то должно произойти. Когда и где она не знала, но непременно должно. Что-то важное, значимое, способное перевернуть всю ее жизнь.
Жизнь была перевернута, когда в банк чёрт занёс Апранина и они встретились!.
Годы одиночества сделали своё чёрное дело – сражённый вишнёвым взглядом, Юрий себя тоже не узнавал! Нахальство и вызов собственной судьбе, дремавшие в этом скромном и, в общем-то деликатном человеке всю его сознательную жизнь, взбаламутили бесовское болото и тормоза отказали. Инна Валерьевна была приглашена из-за окошечка в зал, взята за руку, глядя глаза в глаза, были сказаны соблазнительные милые дерзости, оставлен телефон и тут же он ушел.
Как вы понимаете, интрига была несусветная, а значит, обреченная на успех.
Однако этот коварный негодяй почему-то больше не появлялся, не звонил, а шесть цифр, записанные на полях календаря смущали, мешали работать и вообще мешали жить.
Что такое подготовленная почва, агрономы знают – на ней любой чертополох взойдет и, что характерно для дела, брошенного на самотёк, даже в первую очередь чертополох. Так, дорогой читатель, и случилось!
Нервы красавицы не выдержали и через неделю она позвонила сама, с ходу, вполне деликатно и сдержанно, по её твёрдому убеждению, заявив практически незнакомому человеку, что обещать и не позвонить, это – свинство, и положила трубку.
Весна едва вступила в свои права, а любовники не могли надышаться друг другом. Создавалось впечатление, что работе оставлялось свободное от любви время. Ночи напролёт телефонные аппараты передавали в оба конца города милые интимные глупости, и абсолютное понимание по всем вопросам жизни и смерти, мироустройства и философии, как на всенощной в церкви повторяясь в разных вариациях по нескольку раз. Краснея и бледнея, от услышанных откровений и признаний, запотевшие от разгорячённого дыхания телефонные трубки в изнеможении укладывались на телефонные аппараты не раньше четырёх часов утра.
Бывший любовник не мог взять в толк произошедших перемен в отношениях, а осторожная Инна Валерьевна, не допуская несчастного до себя, туманно говорила, что она якобы его любит, но не так, как прежде, и поэтому не может быть с ним, тем более что ей всё время нездоровится(!)… Мужики, как телята, вот и этот, воспринимая бредовое враньё за «чистую монету» ходил кругами в ожидании выздоровления и возвращения благосклонности любимой.
Лето шло волшебно, под соловьиные трели у лунной дорожки на озёре, под тёплым бархатом звёздного июльского неба и прочее, и прочее, и прочее…
В начале августа Апранина позвала «на подвиг» его работа.
Отцовская шинель
Дорога была дальняя, дорога была в Сибирь, имея своей целью возвращение долгов от нерадивых партнеров по бизнесу.
Юрий ехал вдвоём с компаньоном, билеты на самолет из Москвы лежали в кармане, дорожные сумки упакованы, машина летела к столице, и времени было навалом. Это оказалось очень кстати, поскольку асфальт магистрали Брест-Москва хоть и выглядел ровным, однако был покрыт водяной плёнкой, и гроза, сопровождавшая их уже несколько часов, не давала никакой надежды на расслабление.
Машину слегка водило из стороны в сторону, но это уже не вызывало особой тревоги, вот только донимали встречные и попутные фуры, обдавая их «мерс» облаком жидкой грязи вперемешку с мелкими камнями. Налетая, этот шквал забивал стекла и, казалось, вот-вот сбросит их с дороги в преисподнюю.
Они старались не останавливаться, хотя скорость постепенно снижали, поскольку день уходил, сумерки всё более и более овладевали небом, которое и без того смотрело на мир серой беспросветной пеленой.
Уже остались далеко позади Ярцево со своим «Оазисом», петляющей дорогой и ужасно узким мостом, сафоновские терриконы, перекресток на Вязьму с вереницей ларьков и магазинчиков.
Гагаринский перекресток встретил их, как всегда, бесконечным рыбным базаром по обочинам автомагистрали и вывешенными полотенцами с изображением американских флагов, долларовых купюр в рост человека, загорелых красавиц и красавцев во всех позах и ракурсах. Это буйство дешёвых красок и лубочной экзотики сиротливо трепыхалось на натянутых как струны веревках, и продавцы с тоской поглядывали на безразлично уносящиеся во мглу автомобили.
Наконец Голицино, светофор, пост ГАИ и далее поток машин становится практически сплошным.
Приближение Москвы чувствуется буквально во всем: и в рекламных щитах, призывающих любить радио «Эхо Москвы» и Кока-Колу, и в сверкающих АЗС, и в шикарных коттеджах и виллах стыдливо выглядывающих из-за пробегающих вдоль дороги перелесков, и в бесконечных, в своем разнообразии и стилях, разного калибра кафе, ресторанчиках и небольших гостиниц, приветливо подмигивающих гирляндами огней, предложением охраняемых автостоянок, замечательной кухни, саун, с любым сервисом и прочее и прочее…
Автомобиль они оставили на платной стоянке, пообедали в ресторане аэропорта, и скоро «Боинг-737» уже брал курс на восток, бережно и неторопливо огибая вечернюю, разлившуюся морем пульсирующих и перетекающих огней, Москву, покинув Шереметьево и развернувшись прямо на сияющую над горизонтом полную луну.
Летя навстречу новому дню, лайнер преодолел ночь за три часа и прибыл в аэропорт Толмачёво утром, а ещё через час приятели осваивали двухкомнатный номер в гостинице «Новосибирск» напротив железнодорожного вокзала «Новосибирск Главный». Нагрянуть к должникам кредиторы решили утром следующего дня и безо всякого предупреждения.
Жиц Яков Ефимович, генеральный директор акционерного общества открытого типа, имел рост метра полтора с каблуками, а ширину такую, что, попадись навстречу ему в узком коридоре, невольно возникал вопрос, что проще: обойти или перепрыгнуть? Короткие, но очень широкие брюки заканчивались на груди Якова Ефимовича и удерживались широкими подтяжками. Голова, с остатками шевелюры, торчащей как уши у филина, была низко и плотно втиснута безжалостной природой в узкие плечи и на ней, на голове, красовались огромные очки в тёмной роговой оправе. Очки имели большие круглые и толстенные стёкла, как у телескопа, отчего глаза Жица тоже выглядели большими и круглыми, дополняя, в свою очередь, сходство с ночным пернатым хищником.
Уже вплотную подойдя к семидесятилетнему рубежу Яков Ефимович ни о каком пенсионном бытие даже думать не хотел, поскольку, в силу природной коммуникабельности и напору, был вхож во все бюрократические и властные кабинеты и участвовал во всём, что имело президиум и банкет.
Главной задачей последнего отрезка своей жизни он считал всемерное укрепление собственной значимости и, надо сказать, весьма в этом преуспел. Несмотря на то, что серьёзные и деловые люди начинали уже посмеиваться над петушиным имиджем Якова Ефимовича, тем не менее, от его услуг отказываться не спешили.
Превратившись в «свадебного генерала» Жиц всё равно не упускал ни малейшей возможности «побанковать» в каком-нибудь мероприятии.
И вот соблазнившись на очередную авантюру, он заключил-таки договор на поставку сырья с посреднической фирмой Апранина, с которым и встретился на одной из текстильных ярмарок в столице. Расфуфырившись как индюк, напустив туману, и наобещав золотые горы, он убедил Юрия в том, что ни одно мало-мальски важное события за Уральским хребтом не имеет место быть без согласования с ним! Информацию о сибирском Клондайке Апранин естественно сообщил партнёрам в Вильнюс, откуда получил солидную предоплату на закупку сырья, которую тут же и перечислил через банк всесильному Жицу, будучи абсолютно уверенным в успехе, поскольку имел на руках обоюдно подписанный контракт.