Марина открыла глаза.
Перед ней был не Олег. На кровати рядом с ней сидел Вадим – её почивший два года назад муж, и, улыбаясь, смотрел прямо на неё. Возле него стояла Сюзанна и тоже улыбалась.
– Мамочка, – сказала Сюзанна, – а к нам вернулся папа! Ты ведь рада?
Марина закрыла глаза. Какой странный сон! И этот плед – он стал таким колючим! Бр-р-р! Да и как же холодно под ним!
– Здравствуй, дорогая. Я вернулся к вам!
Марина вздрогнула, и её веки поднялись. Рядом с ней и правда сидел Вадим. Хотя нет: это был кто-то, очень похожий на него – Вадим ведь давно умер.
– Где… дядя… Олег? – выдавила Марина, стараясь не смотреть на сидевшего рядом мужчину.
Но этот так похожий на её умершего мужа человек снова заговорил.
– Мне получилось вернуться. Представляешь?
Почему он так говорит? Какой право этот мужчина имеет так говорить – здесь, в доме Олега, и кому – ей, когда она лежит в их с Олегом постели?! И почему он позволил себе сесть на эту постель? Кто его вообще сюда впустил?! Но… как же… как же он похож – похож неестественно! Да ведь так не бывает!
– Мне получилось вернуться, моя Мэри.
Марина похолодела. Так называл только её муж – тогда, когда был ещё жив. Хотя… двойнику об этом могла рассказать и сама Сюзи.
– Мы теперь опять будем вместе – как и прежде. Ты ведь этого тоже хотела? Ты ведь хотела, чтобы я вернулся, моя Мэри?!
Хотела ли она? Это было глупо, но Марина стала отвечать на этот вопрос – не вслух, а про себя, – но стала отвечать!
«Хотела ли я? Я думала, что с Вадимом умерла половина моего сердца. Это правда! И если бы не моя дочь, я не знаю, как бы это перенесла. И это тоже правда! Но как можно ответить на вопрос, хотела ли я, чтобы он вернулся, если это не-воз-мож-но?!»
И тут Марина, словно опомнившись, села на кровати:
– Кто вы?.. Кто вы такой?.. Отойдите от… Сюзи, милая, иди сюда, детка!
Марина, отбросив плед, соскочила с кровати и схватила дочку за руку. Но та вырвала свою руку и зло прошипела:
– Ш-што, ты совсем не дорожиш-шь папой, да? Для тебя он пустое место?
– Что ты такое, говоришь, Сюзи? Твой папа умер. Умер два года назад! Этот мужчина – обманщик!.. Да кто вы такой, чёрт возьми?.. Сюзи, он не может быть твоим папой! Милая, иди же со мной.
Было видно, что Сюзи растерялась. Она смотрела то на мужчину, так похожего на её папу, то на маму, умоляющую её уйти с ней – и не могла сделать выбор.
Тут мужчина поднялся с кровати и взял Марину за руку – не сильно, но будто имел на это право. Тогда она, вырвав руку, закричала:
– Не трогайте меня! – Тут из её глаз уже брызнули слёзы. – Вадим мой умер. Умер!
– Я и есть твой Вадим, моя Мэри. – Голос его дрожал, его глаза блестели, а над правой его бровью побагровел старый шрам – точно, как и раньше, когда Вадим о чём-то сильно переживал. – Да, я когда-то умер. Умер по-настоящему. Но наша Сюзанна сделала меня – и вот теперь я здесь! Рядом с тобой.
Он вдруг улыбнулся ей и пропел:
– Я, такой болван и задира,
Влюбился в глаза цвета сапфира…
У Марины вытянулось лицо – этот дурацкий стишок Вадим читал ей, когда они ещё встречались.
Он медленно протянул к ней руку и спросил:
– Ведь мы теперь не расстанемся – да, моя милая?
Марину словно парализовало. Это было невероятно, но этот мужчина казался ей таким реальным: он говорил, как Вадим, смотрел, как Вадим и касался её – там: на кровати, когда она ещё не открыла глаза, и здесь: за руку – тоже, как Вадим! Повадки, мимика, этот шрам, веснушки на руках – всё было его, Вадима – того, кто однажды лежал в гробу с закрытыми глазами и принимал её прощальный поцелуй!
На какое-то мгновение её губы обозначились тенью улыбки, а её рука сделала едва уловимое движение… в сторону её Вадима.
Он это заметил – облегчённо вздохнув, он подошёл к ней и, чуть расставив руки, пригласил её в свои объятия.
Но тут вся рациональность, которую сейчас втаптывали в грязь, вдруг распрямилась, и Марина в исступлении прокричала:
– Не-е-е-ет!
Мужчина с лицом Вадима сделал обиженное лицо и отшатнулся.
– Тогда и ты-ы-ы уходи от нас! Про-очь! – прокричала, плача, в ответ Сюзанна и стиснула кулачки. – Ты не любишь нас. Не любишь! Не любишь! Иди к своему Олегу! А мы… А мы!..
Сюзанна задыхалась, её лицо побагровело, на висках её выступили синие жилки, но, сумев взять себя в руки, она уже без крика, а даже наоборот: почти шёпотом – зато обжигая каждым слогом, добавила:
– А мы с папой найдём себе другую маму – которая будет любить нас.
Последние слова приковали Марину к стене невидимыми цепями.
«Да ведь это сон! Это – сон!»
Абсурд происходящего порождал мысли именно о сне, и, цепляясь за эти мысли, Марина впилась ногтями себе в руку – впилась до боли, до крови, впилась, чтобы скорее проснуться, – но ничего не менялось.
Человек, утверждавший, что он – её муж, который вернулся с того света, с укором смотрел на неё и качал головой. То же самое делала Сюзанна.
А с потолка стали опускаться мыльные пузыри: огромные, нелепые – они касались паркета и застывали полусферами, чтобы лопнув, оставить там мокрое пятно. Марина смотрела на эти мокрые пятна и вздрагивала.
Когда же рядом с Сюзанной появилась ещё одна Марина – точная копия её самой, то она (настоящая!) тут же вздрагивать и перестала. Новая Марина с издёвкой кивнула ей, как старой знакомой, затем прижалась к копии Вадима и, нагнувшись к Сюзанне, поцеловала её, а затем что-то прошептала ей на ухо.
Настоящая Марина тихо охнула; тело её кулем сползло на пол, да так и застыло – будто не человек это вовсе, а брошенная в угол надоевшая всем кукла; лицо Марины в этот момент казалось до странности пустым, оно не выражало ничего – и лишь лихорадочный блеск в её глазах говорил о небывалой битве мыслей.
К ней подошла Сюзанна.
– А хочешь, я расскажу, где твой Олег? Ну, так как? Ви-ижу, что тебе интересно!.. Я его ффукнула, мам, – или, говоря другим языком, уничтожила. Ну, ты же сама всё видела! Вы с ним подсматривали за мной! Как это… гадко, мам. Зато… ты теперь знаешь, как пропал твой Олег. Ведь правда?
– Но… как? – пролепетала Марина.
В это время один из мыльных пузырей лопнул прямо у неё перед глазами, и она снова вздрогнула.
– Как? Я сама не знаю, как. После травмы головы я стала другой. Я могу делать предметы, делать животных, делать людей – даже тех, кто когда-то умер! Я просто думаю об этом, и они появляются… или исчезают. Так я сделала папу. Я давно хотела его оживить, но… – Сюзанна пожала плечиками, – почему-то боялась. Я ведь люблю своего папочку. А ты… ты разлюбила его и полюбила другого. А я не люблю другого. Потому что папа должен быть один! – При этих словах Сюзанна топнула ножкой.
– Но твой папа умер, малышка, – слабым голосом говорила Марина. – Это ненастоящий папа. Ты его выдумала, он не существует. Как и эта… женщина – она тоже не существует.
– Я очень даже существую, – сказала, подбежав, другая Марина и с силой стукнула ногой по настоящей. Та снова охнула.
– Прости, мама, – сказала Сюзанна. – Но у нас нет выбора.
И в этих словах родной дочери было столько значения, что Марина всё поняла: у них и правда нет выбора.
Под взглядом семьи она медленно поднялась на ноги. А затем, не переставая смотреть на Сюзанну, взирающую на неё исподлобья, стала пятиться в сторону ванны.
За ней молча продвигалась вся троица.
Уткнувшись в дверь, Марина остановилась. Остановилась и троица. Лишь мыльные пузыри – огромные и вытянутые, как лошадиные головы – беспрерывно падали на пол. По лицу Марины бежали слёзы. Она смотрела на Сюзанну и старалась запомнить каждую её чёрточку – словно там, в надвигающейся пустоте она ещё на что-то рассчитывала.
Она также посмотрела на копии. Их елейные улыбки вызывали тошноту. И от этих улыбок начинала кружиться голова.
Марина зашла внутрь и, захлопнув дверь, закрылась.
В голове шумело – так же, как в трубе, спрятанной в углу за пластиковым коробом. Марина, прислушиваясь, подняла голову вверх. Над ними глухо раздавались чьи-то голоса. Соседи. Этот дом жил, и ему было наплевать на происходящее в одной из квартир.
– А-а, плевать, – усмехнулась Марина, обессилено опустившись на крышку унитаза.
Из-за двери послышался заразительный смех Сюзанны. Похоже, что сейчас она смеялась раскованно, без ладошек – так, как раньше, – и Марина невольно улыбнулась.
«Ффу!», – смех резко оборвался, и дверь, разделяющая её с троицей, исчезла.
Перед порогом стояла Сюзанна, а за ней прижимались друг к другу две потусторонние копии.
– Не надо, Сюзи, – прошептала Марина.
– Ффу!
С лёгким скрежетом в один миг исчез весь угол, где стояла чугунная ванна: флаконы и баночки на её бортике, коврик перед ней, веник с совком под ней, крючки с мочалками на плитке над ней и сама плитка с частью штукатурки – исчезло всё. Словно невидимый зверь откусил этот угол и проглотил.
Потусторонние копии, завидев такое чудо, переглянулись и в унисон воскликнули:
– У-у-ух!
Марина порывалась вскочить – не зная даже, для чего: то ли убежать, то ли на кого-то накинуться, – но сил для этого не оказалось совсем, и она лишь снова прошептала:
– Не нужно, милая. Я прошу тебя…
– Ффу!
Исчез и другой угол. Раньше там стояла стиральная машина и розовый контейнер для порошков, а над всем этим висел навесной пенал со всякой всячиной. Но сейчас это всё в одно мгновение исчезло. Из «перекушенной» трубы забил напор воды – раздражённо, шипя, словно выказывая своё недовольство на такую бесцеремонность.
– У-у-ух ты-ы, – снова раздалось позади Сюзанны.
– О, Сюзи! – Марина смотрела на дочь и, сквозь слёзы, выдавливала ей улыбку.
– Ффу! Ффу! Ффу! Ффу!
Исчезло в ванной всё остальное: умывальник, зеркало с полочкой, корзина для белья, урна, ёршик, коврики. Исчезла даже плитка: розово-белая на стенах и бордовая со слюдяными прожилками на полу. Ещё из одной трубы (где раньше стоял умывальник) забил другой фонтан – не такой злой, как первый, но, попадая на Марину, он вызывал у неё сильную дрожь. Марина застучала зубами. Затравленно озираясь, она, словно в полудрёме, стала отмечать, как преображалась опустевшая комната: на стенах и на полу, и даже на потолке появлялась новая плитка – только теперь ослепительно белая. Одна за другой, прижимаясь друг к дружке, с непостижимой быстротой – до тех пор, пока не изменилась вся комната! И теперь в этой стерильно белой ванной оставались лишь пять пучков белого света, льющиеся с потолка, белый унитаз с опущенной крышкой и сидевшая на нём Марина – с белым-белым, как мел, лицом.
– Я… люблю тебя… моя… малышка, – прошептала Марина с зубным выстуком. Она спрятала лицо в ладонях. В голове шумела вода – ледяная вода, бьющая из разорванных труб и попадающая на её кожу – возможно, именно от этого жуткий холод проникал и в самое сердце.
– Ффу, – услышала Марина, уже проваливаясь в темноту.
Странный вакуум поглотил её сознание. В этом вакууме слышался лишь стук в собственной груди – и больше ничего. Хотелось заплакать – но плакать было нечем. Хотелось открыть глаза – но её пугало то, что она там не увидит. А ещё ей хотелось жить – но больше всего ей хотелось, чтобы жила её малышка: её маленькая Сюзи – улыбающаяся и счастливая. Именно такой Марина и хотела её запомнить.
И в этот момент воспоминания закружили Марине голову. Они нахлынули так рьяно и оказались такими реалистичными, что все эмоции, связанные с этими воспоминаниями, Марина стала проживать заново.