‒ То-то, что замороженное, значит, обладает необходимой кристаллической решеткой, а с этим делом сопротивление уменьшается. Это тебе не полудохлых коров на мясокомбинат сдавать. Там от ЛЭП провода нужно накидывать, чтобы скотинка была попроворнее. А тут, дашь разряд, и твой отмороженный вмиг побежит, куда надо, еще и руками будет махать.

‒ А если не получится? ‒ не мог успокоиться Женя.

‒ Не получится, тогда по старинке подпалишь морозильник к хуям вместе с документами. Поголовье погибло по естественным причинам от короткого замыкания, как пишут в протоколе осмотра места происшествия, ‒ поучал Петр Авдеич.

Выпив на посошок, Женя пообещал вернуть телефон завтра вечером и, схватив аппарат, помчался в морозильник.

Растолкав студентов, вытащили Марата Моисеевича из камеры и стали думать, куда ему сунуть провода. Пробовали и так и этак, замыкали вдоль, и поперек. Крепили клеммы, казалось, в самых чувствительных местах. Крутили ручку телефона, подавая заряд на массу тела. В ответ уже слегка размороженного стоматолога то трясло, то коробило. К утру добились нужных условных рефлексов: Марат Моисеевич кривил рот или разводил руками в зависимости от направления вращения ручки телефона. Эти универсальные реакции вполне удовлетворили Женю. Он понимал, что наши люди в основе своей так и реагируют. Еще из школьной биологии Женька усвоил, что у амебы и человека примерно одна реакция на раздражение ‒ недоумение.

В полдень прибыла делегация родных и близких. От истца ‒ Яши-цыгана, в качестве свидетеля присутствовал дядя Жора. Женька стал объяснять, что охлажденный все слышит, но рефлексы у него ограничены, что будить его полностью нельзя – потом не заснет.

Со студентами Женя договорился об условных сигналах: поднимет правую руку ‒ крутят ручку телефона по часовой стрелке, левую ‒ наоборот. На телефоне Женя на всякий случай нарисовал фломастером, в какую сторону ходят часы, чтобы студенты не перепутали.

Делегацию провели в зал церемоний. Марат Моисеевич помещался в холодной витрине, как охлажденный лосось. Студенты с телефоном прятались за шкафом. Укурки были в белых халатах. В последнее время они близко сошлись с доярками на почве травы и молока. У доярок и одолжили халаты, сославшись на научный эксперимент. На одном халате было написано синей ручкой «НЮРА Б.», на другом просто «КЛАВА». Студентам казалось, что халаты придают им научную достоверность.

Гостям было предложено общаться с пациентом с помощью городского телефона. Одну трубку поместили в витрину рядом с ухом стоматолога. Рая Соломоновна с волнением взяла вторую трубку и с дрожью в голосе спросила:

‒ Марик, ты мне изменяешь?

Женька из-за спины родственников и понятых вскинул правую руку, Марат Моисеевич, как показалось окружающим, слабо ухмыльнулся. Раиса Соломоновна от неожиданности присела на табурет, родные выдохнули, дядя Жора зажмурился.

‒ Марик, скажи, ты меня любишь? – спрашивала Рая.

Женька вскидывал другую руку, стоматолог разводил руками. Так повторялось несколько раз. Ответы вполне удовлетворяли гостей, было видно, что и в охлажденном виде Марат Моисеевич остался верен супруге.

Постепенно перешли к бытовым подробностям. Раю интересовало, что делать с бормашиной, нужно ли было менять шпиндель. Стоматолог кривился и разводил руками. Все расслабились, предвкушая скорый банкет, который Женя наскоро организовал за стеной в соседнем зале. Студенты за шкафом тоже расслабились и закурили, отмахивая дым в сторону.

‒ Марик, кажется, Мира встречается с гоем, ‒ делилась подробностями семейной жизни Раиса Соломоновна.

И здесь Марат Моисеевич неожиданно поперхнулся. Гости застыли. Не зная, что делать, студенты начали бешено вращать ручку полевого телефона в разные стороны, подавая на тело огромный разряд. Стоматолога аж затрясло. Гости опали. И тут Марат Моисеевич открыл глаза.

Часть 4

От такой неожиданности Женька впал в транс, поскольку такой реакции от замороженного он никак не ожидал. Все остальные гости застыли, открыв рты. Рая Соломоновна тихо сползла с табурета, да так и осталась лежать на кафельном полу морозильника.

Никто не ждал столь раннего воскресения Марата Моисеевича. Как ни крути, а идея была фантастической, технологией будущего. Это, как если бы на ваших глазах ржавый «Москвич» вдруг взлетел над дорогой и преспокойно полетел на колхозный рынок за овощами.

Такое зрелище спокойно перенесли только студенты за шкафом. Оттуда, из-за шкафа, они видели открытые рты гостей, лежащую на полу Раису Соломоновну и застывшего в трансе Женьку. Не получая команд и не зная, что делать дальше, студенты бережно поставили на пол военно-полевой телефон, электрические провода которого уходили глубоко в штаны стоматолога, где крепились в самых ответственных местах Марата Моисеевича. Студенты снова закурили, разгоняя дым руками.

Немая сцена длилась довольно долго. Все, не отрываясь, смотрели на Марата Моисеевича. За стеклом холодной витрины, которая была чуть приподнята, чтобы очевидцы, могли оценить его преданность семье, стоматолог лежал как живой. В результате хаотичного использования студентами электричества глаза его округлились и вывалились из орбит. Это были не совсем уже человеческие глаза. В результате ли заморозки, или под действием электрического тока, глаза стоматолога стали похожи на рыбьи, а сам Марат Моисеевич скорее походил на морского окуня чем на стоматолога.

Каждый присутствующий читал в выпученных глазах Марата Моисеевича немой укор. Женьке вдруг показалось, что стоматолог все про него знает. Зяма Каземирович увидел упрек в том, что часто и без причины стал наведываться к Рае Соломоновне. Мотя понял, что зря заменил новый шпиндель машинки Марата Моисеевича на битый, да еще и взял за это деньги. Даже дядя Жора увидел, что покойный знает про то, что это именно он подмешивал в «зубной метал» свинец и продавал эту «бодягу» цыгану Яше, отчего последний и превратился в мерина.

От страха дядя Жора перекрестился три раза. И тут Марат Моисеевич моргнул. Сразу двумя своими рыбьими глазами. Не выдержав этого зрелища, все, кто еще стоял на ногах, улеглись рядом с Раисой Соломоновной. В облицованном белой кафельной плиткой зале торжественных церемоний установилась гробовая тишина. Было слышно, как во дворе чирикают воробьи, ковыряясь в навозной куче.

‒ Все, конец фильма, ‒ сказал студент в халате «НЮРА Б.».

‒ Гасите свет, ‒ отозвался другой, в халате с надписью «КЛАВА».

Студенты вышли из-за шкафа, присели рядом с Раей Соломоновной на кафель и раскурили косяк.

В этом месте я вынужден обратиться к читателям. Поскольку студенты-укурки и дальше останутся в главных героях этой правдивой повести, возьму на себя смелость и дальше именовать их по надписям на халатах КЛАВОЙ и НЮРОЙ. По крайней мере, сами они против этого не возражали, удовлетворившись тем, что все буквы их женских имен будут заглавными.

Итак, покурив какое-то время, КЛАВА вдруг заявил:

‒ Родилась хайку!

‒ Читай, ‒ поддержал друга НЮРА.

Поэт помолчал секунду, после чего задумчиво продекламировал:

У старой скирды под забором

Дремлет седой подорожник.

Из хлева бежит молодой ручеек.

Студенты посмаковали хайку, найдя ее в лучших традициях поэта Басе. Переварив поэтическое произведение, НЮРА неожиданно откликнулся следующей сентенцией:

‒ Я все же думаю, что эстетический человек Кьеркегора находится в контексте этических выводов Шопенгауэра (тут следует напомнить читателям, что оба студента учились в техникуме сельской механизации, который отличается широким набором дисциплин, связанных с наукой о земле).

‒ Да, ‒ согласился КЛАВА, ‒ пребывая в страхе, человек остается наедине с собой и в итоге находит нечто. Рыба же, напротив, осознавать себя не способна.

Подумав над этим какое-то время студенты, наконец, обратили внимание на разбросанные вокруг тела и на тающего в витрине Марата Моисеевича.

‒ Может, разморозим стоматолога, ‒ предложил НЮРА, ‒ он и так почти оттаял. Гляди, позеленел весь, что тот карась. Пойди, покрути телефон, дай ему энергии жизни.

КЛАВА подумал над этим предложением и заключил, что лучше спросить у шефа, поскольку разморозка объектов не соотносится с уровнем их научной компетенции.

Женька, между тем, пребывал в трансцендентальном состоянии, валяясь при этом на полу, что, впрочем, не редкость у здешних механизаторов после зарплаты. «Медитирует!» ‒ вслух подумали студенты. Будить шефа с помощью полевого телефона, отключенного от Марата Моисеича и перенаправленного на Женю, показалось им негуманным, несмотря на то, что сам Женька неоднократно выводил их из состояния медитации самым жестоким образом с помощью пинков и нецензурных выражений, после чего заставлял работать. Хотя такая идея и посетила на короткое время студенческие головы.

Но оживлять шефа все же было необходимо, иначе стоматолог мог совсем растаять. Дело в том, что холодная витрина не предназначалась для длительного хранения пищевых продуктов, включая рыбу, которая в магазине особо не залеживались.

‒ Давай дадим ему настойки, ‒ предложил КЛАВА.

‒ Нет, эликсир подойдет лучше, ‒ не согласился НЮРА.

Студенты заспорили.

Здесь нужно сказать, что на непосвященный взгляд, разницы между этими фармакологическими жидкостями почти что не было, в обоих случаях это был настой конопли на самогоне. Разница была в концентрации и выдержке. Но студенты придавали этим «лекарствам» исключительное, почти сакральное значение.

Принесли бутылку, дали Женьке понюхать – никакого эффекта. Тогда просто влили в него сто грамм. Женька сразу ожил и зашевелил всем, чем смог. Когда Женя наконец обрел память и дар созерцать, он увидел укурков в былых халатах, разбросанных по кафелю гостей, и, главное, размокшего Марата Моисеевича.

Обретя возможность думать, Женя понял, что скандала не избежать, и решил его как-то минимизировать. Стоматолога откатили в самую глубину морозильника и заложили другими клиентами. Срочно вызвали бывшую парикмахершу, а ныне маркетолога Лялю. Ляля капризничала и ссылалась на некие планы на вечер. Пришлось тут же на месте присвоить ей звание научного сотрудника и назначить на должность зама по науке. Гостей решили отпаивать настойкой и эликсиром. Женя понимал, что никакой нашатырь здесь уже не поможет, средство должно быть убойным – лошадь валить вместе с конюхом. Каждому влили настойки в рот.

Гости зашевелились.

Часть 5

Трудно сказать, что подействовало на родственников больше: перенесенный шок или конопляная настойка, фармакологические свойства которой до конца еще не изучены. Но гости находились в каком-то тревожном треморе с попыткой к бегству. Родственники беспокойно озирались по сторонам, словно их самих только что разморозили.

Женя всерьёз забеспокоился, «сеанс магии» мог закончиться разоблачением и полной катастрофой для бизнеса. Но тут, на счастье, прибыла бывшая парикмахер, теперь уже зам по науке. Ляля быстро взяла все в свои руки, организовав краткий брифинг для родных и близких Марата Моисеевича.

Сказав несколько слов про достижения современной науки и косметологии, Ляля призвала собравшихся не пугаться своих переживаний.

‒ Сейчас вы встретились с другим миром, как будто сами побывали на том свете, ‒ напирала Ляля. ‒ Каждый из вас имел контакт с охлажденным, и у каждого останутся антитела и добрые воспоминания.

После этих слов Раиса Соломоновна покраснела и стыдливо опустила глаза. Дядя Жора встрепенулся и стал ощупывать карманы в поисках бумажника. Остальные гости потупились. Все понимали, что взгляд стоматолога из холодной витрины еще долго не будет давать им покоя.

Посовещавшись с Женькой, Ляля предложила тут же провести научную демонстрацию, чтобы ободрить гостей. Тут все снова задрожали, а Зяма Каземирович с Мотей даже заикали. Но ничто уже не могло остановить пыл нового научного зама. Выхватив из хозяйственной сумки купленную для домашних нужд селедку, Ляля, размахнувшись, со всей силы стукнула ею об стол. От удара глаза у сельди повылазили наружу.

‒ Вот, вот! ‒ страстно кричала Ляля. ‒ Вы видите, что происходит с организмом при перегрузках!

К этому времени студенты притащили из банкетного зала коньяк и какую-то колбасу. Дальше экспериментировать с настойками ввиду неясности симптоматики они не решились. Гости немного согрелись и были благополучно отправлены по домам.

Серьезных последствий «электротерапия» Марата Моисеевича не имела, разве что дядя Жора после этого повесил на шею железную подкову от лошади и больше не подходил к предметам, содержащим свинец. А Раиса Соломоновна стала часто краснеть и застенчиво прятать глаза. Говорят, она даже собиралась креститься.

Однако совершенно другие последствия вызвали слухи, которые, как сорняки, побежали по Гомелю. Нежданно оживший стоматолог произвел на город ошеломляющее впечатление. В автобусах, в кино и цирке только об этом и говорили. Заезжий на гастроли клоун каждый вечер начинал с репризы: «Говорят, здесь в Гомеле, успешно лечат холодом, так вот мой знакомый недавно продал батареи отопления собственной теще…». Номер имел оглушительный успех.

Слухи были самые невероятные, а газета «Гомельская правда» даже посвятила событию целый материал. Ссылаясь на неназванные источники, газета утверждала, что в Гомеле впервые в мире успешно проведен эксперимент по полному омоложению человека с помощью льда. И только вмешательство горисполкома не дало этой сенсации выйти за пределы области.

Со страху, что набегут родственники и журналисты, Женька закрыл морозильник на карантин. Навешал замков и дал объявление в газету о профилактических работах. Студенты были отправлены в отпуск.

Постепенно жизнь успокоилась. Карантин благоприятно влиял на Женьку, его жен и любовницу Лялю. Студенты обрели себя в земледелии и дискуссиях о Толстом на фоне этических поисков Кьеркегора с Шопенгауэром.

В один из вечеров Женя взял бутылку и снова поехал к председателю колхоза Петру Авдеичу, чтобы вернуть военно-полевой телефон. Ферма была наслышана об опытах по воскрешению покойных, хотя детали оставались в неизвестности. После первой рюмки Петр Авдеич начал выяснять подробности, как и что. Женька в детали не вдавался, описал эксперимент в общих чертах. После второй председатель внес предложение: