Kostenlos

Навоз как средство от простуды (хроники пандемии)

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Акт девятый

В Лазареву субботу, 11 апреля, Варвара Васильевна вернулась из Москвы в Гомель. Женькина теща была разочарована посещением столицы. Несмотря на связи, ей не удалось осуществить план продвижения навозолечения среди представителей высшего общества. Российская элита, обуреваемая жадностью и страхом, отгородившись от «глубинного народа» заборами, заперлась на дачах, и взломать эту оборону Варвара Васильевна не смогла. А публичные дома, включая театры, рестораны и клубы, где раньше собирались «правильные люди», закрылись на карантин и работали подпольно.

Также сорвался тещин план привлечь к здоровому образу жизни миллиардера Мельниченко, с родителями которого Варвара Васильевна когда-то была знакома. Миллиардер вслед за другими олигархами уединился на собственной яхте. Оборудовав на судне личный госпиталь, Мельниченко пожертвовал больнице Ленинск-Кузнецкого дезинфицирующие средства. Взамен оказанной безвозмездно помощи в размере десяти тысяч рублей Мельниченко поднял тарифы на электроэнергию для жителей России. Про родной Гомель миллиардер, слава богу, не вспомнил, иначе оставил бы земляков без последних трусов производства фабрики «8 Марта».

Приехав в Оздоровительный центр, Варвара Васильевна подивилась произошедшим за время ее отсутствия переменам. К этому времени заведение имени д-ра Гишгорна почти опустело, потеряв большую часть клиентов из-за закрытых границ. Шесты для стриптиза и барные стойки, заменившие спортивные тренажеры, пустовали. Полуголые стриптизерки, не занятые работой, спали в подсобных помещениях. Обессиленный ветеринар дремал на бильярдном столе. Студенты, как обычно, курили у входа в бывший холодильник.

Осмотрев Центр, Варвара Васильевна велела украсить залы лечебницы ветками вербы и пригласить попа, чтобы отслужил молебен. На возражения Жени, что Центр называется «израильским» и отмечать нужно скорее Песах, а не Вербное воскресенье, Варвара Васильевна не реагировала. Она была настоящим коммунистом и вслед за партией резко сменила идеи атеизма на государственное православие. К счастью, священник ехать в здравницу отказался, предпочитая служить богу дистанционно.

Узнав про участкового Степана и снизошедший на него «благодатный огонь», Варвара Васильевна посетовала, что Новоявленного не удалось удержать в лоне Центра.

– Ну, что вы за мудаки-то такие, – жаловалась теща. – Как было можно его отпустить. Это же, можно сказать, дар божий. Чудо, что засранный участковый был освящен, выздоровел и обрел слово. Теперь сидит, гад такой, посреди города и раздает благодать всем подряд бесплатно.

Женька и Петр Авдеич стояли перед Варварой Васильевной, опустив головы. Им было стыдно за промах. Но Женькина теща была женщиной деловой и долго сердиться она не привыкла. Расспросив в деталях Авдеича – единственного свидетеля произошедшего чуда, Варвара Васильевна каким-то образом пришла к выводу, что к исцелению Степана привела смена методики лечения, а именно: наружное средство было одноразово принято внутрь.

– Если крашенный навоз вылечил идиота-участкового, то должен подействовать и на других, – вслух поделилась Варвара Васильевна.

Она по очереди стала разглядывать Женю, Петра Авдеича, ветеринара и студентов-укурков, явно что-то задумав.

– Нееет! Только не это! – выдавил Женя, почувствовав недоброе.

Но Варвара Васильевна уже выбрала сакральную жертву. Суд был коротким и на место нового мученика был назначен полумертвый от усталости ветеринар. Авдеич попытался было заступиться за новоизбранного, мотивируя это необходимостью оздоровления коровьего поголовья, но все его доводы были отвергнуты.

Опытная теща постаралась в точности воспроизвести «путь на Голгофу», который прошел участковый Степан. Сонного ветеринара раздели, ополоснули в навозе, помыли и в халате доставили в зал конференций. Здесь ему поочередно предложили напитки, закуски и передовую колхозницу Катю, которая к тому времени перебралась на работу в Центр, мотивируя это большим окладом и чаевыми.

Ослабевший ветеринар едва сопротивлялся. Он выпил целебный коктейль Авдеича, поковырялся в закусках, а на Катю и не взглянул, привыкнув на работе щупать коровьи соски, а не сиськи доярок.

После всего ветеринара торжественно проводили в большой купальный зал. Стриптизерки и девушки низкой социальной ответственности успели украсить «храм здоровья» зелеными ветками. Студенты нацепили фраки и стали еще больше похожи на клоунов. Избраннику поднесли чашу с лекарством. Жидкость из джакузи шипела и пенилась, распространяя зловоние. Ничего не подозревая, ветеринар залпом хватил целебного зелья, вздрогнул и застыл на секунду. Затем его стало трясти и скручивать. Через минуту коровий лекарь замертво рухнул на пол.

– А Варвара Премудрая взмахнула рукой, обернулась три раза, ударилась оземь… да и убилась нахуй! – скорбно констатировал Петр Авдеич.

– Аминь! – отозвался Женя.

Акт десятый

Эпидемию, напавшую на людей в високосном 2020 году, можно разделить на несколько временных этапов. Началось все со скупки туалетной бумаги. Потом были песни с балкона и котики в инстаграме. Следом настал период, который условно можно назвать «А жизнь-то проходит» или «Психоз, переходящий в уныние». Чтобы побороть негативное состояние населения, президент Лукашенко сообщил, что в Белоруссии ни одна живая душа от коронавируса еще не погибла.

Про всю Белоруссию судить не берусь, но вот в деревне Новые Оглобли, действительно, кроме утопшей Красной Москвы жертв больше не было. Объяснить такую удачу можно обилием навоза в хозяйстве Петра Авдеича Тарасенко, который естественным путем, на сапогах, копытах и колесах, распространяется по всей округе.

Всезнающий интернет сообщает по этому поводу, что на Руси навоз всегда использовали при простуде, бронхиальной астме, зуде и крапивнице. При помощи него снимали жар и лечили ноги, пораженные грибком. То есть, Женька с Авдеичем были не совсем дураками, когда предложили навозолечение для борьбы с новой инфекцией. Все в том же интернете можно найти, что навоз богат аммиаком, сероводородом, антибиотиками и гормонами роста и куда эффективнее соды и уксуса, так популярных в нашем отечестве.

Но давайте вернемся в Новые Оглобли. После того как скорая забрала бездыханное тело ветеринара, сотрудники Центра разошлись по рабочим местам. Студенты суетились в баре. Колхозница Катя в форме официантки, оттопырив груди, заняла администраторский пост у входа. Варвара Васильевна убыла с ветеринаром в надежде, что он все же засияет. Потрясенные Женя с Авдеичем ушли готовить свежую порцию лекарства.

Прелый навоз ведрами черпали из бочек и лили в бывшую картофелечистку для гомогенизации с красителем и отдушкой.

– Может сегодня возьмем красную? – предложил Женька, рассматривая банки с краской.

Авдеич согласился. Из груды банок достали ту, что с красной отметкой. «Краска люминесцентная, акриловая, для наружных работ, 1 кг» – значилось на банке. Согласно этикетке, днем краска должна была светиться красным, а ночью – оранжевым.

– В себя прийти не могу, – не выдержал Женя, – как она могла!

– Что могла? – не понял председатель.

– Пожертвовать ветеринаром.

– Да, – согласился Авдеич, – на ферме без этого нельзя… то запор, то понос.

– У кого понос? – не понял Женя.

– У тракториста! – рассердился председатель и плюнул в чан с лекарством.

Неожиданно буро-зеленая смесь приобрела радикальный розовый цвет. То ли плевок Авдеича так повлиял на лекарство, то ли председатель в задумчивости вылил в смеситель больше чем нужно акриловой красной.

– Цвет какой-то странный, – удивился Женя.

– Сойдет, – пробурчал председатель, – давай, лей «Шанель»!

Друзья влили в картофелечистку пол-литра духов и оставили лекарство «созревать». При постоянном помешивании смесь доходила до нужной кондиции через сутки. После купажа лекарство фильтровали и пропускали через пюре-машину. Другие секреты приготовления целебного зелья авторы мне не раскрыли.

Вернувшись домой, друзья сели ужинать. Женька никак не мог успокоиться, чувствуя вину за насильно «освященного» ветеринара и за то, что позволил бывшей теще использовать лекаря в качестве подопытного образца.

– Да что с нее взять, – оправдывал председатель Варвару Васильевну. – Коммунисты! Привыкли народ доить, а кормить так и не научились за семьдесят лет. Превратили трудящих людей в производительные силы.

Услышав знакомые слова, Женя встрепенулся. Его давно мучил вопрос, почему эти самые «силы» живут в нашем отечестве в откровенной нищете при всех богатствах родных просторов.

– Евреи в песках живут богаче, – стал возмущаться Женя, – а тут всего полно: воды, земли, ископаемых, а такая бедность. Хаты кривые, заборы косые, грязь везде. Как такое возможно? – спрашивал Женя, тыча пальцем в Авдеича.

– Бедность от привычки, – начал объяснять председатель, – привыкли так жить. Деды так жили, отцы… и сын так живет… с кривым забором, в дырявой хате. Откуда народу знать, как жить по-другому. А если кто-то разбогател случайно, или там… работал много и не пропил нажитое, то периодически приходят татары, немцы или большевики и проводят экспроприацию вплоть до угона домашнего скота и поджога дворовых построек. Следующее поколение уже умнее – понимает бессмысленность накопления в условиях нашего быта.

– Вот, к примеру, у моего деда было три лошади и коровы, – продолжал Петр Авдеич. – Деда раскулачили, коров и лошадей забрали в колхоз, где они и померли с голоду. Моя мать, глядя на это, положила на этот колхоз с прибором, пошла в техникум по комсомольской путевке. Всю жизнь бумажки в конторе перебирала. Это тебе не в поле в жару и в холод, не на ферме по колено в говне. Нету у нас стимула работать, а кривой забор глаз не колет. Привыкли мы к кривому забору за тысячу лет.

– А государство на что? – допытывался Женя.

– Государство у нас для власти, – объяснял председатель, – как бы само для себя. Надстройка над обществом. Как при Иване Грозном сложилось, так до сих пор и есть: царь, бояре, стрельцы и холопы. Ну и попы, конечно, – подумав малость, хмыкнул Авдеич, – идеологическая прослойка, чтоб говно за боярами подбирать, да голову холопам морочить.

 

Председатель подпер голову кулаком и уныло продолжил:

– Живем в напряжении, будто чуем беду из ниоткуда. То одна напасть, то другая… то чума, то холера, то президент едет с осмотром. А хули на эти говна смотреть – давно что ли не видел!

Петр Авдеич закурил и, глубоко затянувшись, закончил мысль:

– Тут даже с похмелья присядешь над ямой по большому делу, а облегчения нет, потому как вечно ожидаешь несчастья. Капец крадется незаметно, вот как сейчас…

Размышления Авдеича прервал мобильник. Звонили студенты, чтобы сообщить, что приехали важные клиенты – столичные мажоры. Четверо парней и девушка после казино, желая лечиться и отдыхать, забронировали Оздоровительный центр на всю ночь. Проблема была в том, что гости не желали купаться в голубом лекарстве, капризничали и требовали «красного крепкого».

Женька с Авдеичем поехали в Центр. После коротких раздумий друзья решили испробовать новосмешанное лекарство. Зелье еще не созрело, но цвет был уже подходящий, розово-красный, как молодое вино.

– Божоле Нуво, – отрекомендовал лекарство Женя, – от лучших производителей. Весенний купаж, снимает усталость, устраняет эректильную дисфункцию, способствует омоложению и похуданию. Рекомендовано практикой ЗОЖ и инструкциями Всемирной ассоциации веганов и сыроедов.

Пока гости сидели в баре, старое зелье быстро слили, заполнив джакузи новым составом нужного цвета. Прибывших погрузили в навоз. Плавая, гости смеялись и пили шампанское. После процедур, приняв душ, молодежь облачилась в халаты и решила устроить себе дискотеку в пустом зале.

Студенты включили музыку и погасили свет. Под потолком крутился зеркальный шар, по сторонам мигали лазеры. Четыре парня и девушка светились. Этикетка на банке с краской не обманула – в темноте мажоры сияли ровным оранжевым цветом.

Акт одиннадцатый

Хорошо отдохнув в Центре оздоровления, молодые мажоры наутро неожиданно обнаружили, что окрашены сиятельным красным цветом, как пасхальные яйца. Акриловая краска не смывалась ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином.

Как принято в субпопуляции молодых и благополучных, в трудной ситуации трое парней и девушка принялись звонить и жаловаться родителям, среди которых нужно отметить районного прокурора, депутата и директора суперфосфатного завода. Следует подчеркнуть, что эти родители были и раньше озабочены деятельностью Израильского центра здоровья на территории Белоруссии. Прокурора и депутата Центр волновал как разносчик враждебной идеологии. Они на полном серьезе считали, что Израильский центр уменьшает белорусское население, насаждая разврат и ЛГБТ. Директор завода был далек от идеологии, но тоже был недоволен. Его беспокоил конкурент, предлагающий естественные удобрения вместо производимого им суперфосфата.

Как часто бывает, благородные родители быстренько сговорились. В Страстную пятницу в Оздоровительный центр прибыла прокурорская проверка. В ходе нее проверяющие выяснили, что в Центре не ведется журнал учета отходов и отсутствует навозный паспорт. По результатам прокуратура, которая относит навоз к вредным отходам, возбудила против Центра административное дело за неправильное хранение.

Женька с Авдеичем справедливо решили, что имеет место рейдерская атака на бывший промышленный холодильник и нужно срочно принимать ответные меры.

– Так эти суки и до колхоза доберутся, – с грустью констатировал Авдеич, – им только дай. Ни хера не умеют, только протоколы стряпать кривыми руками… Разорят хозяйство к чертям, народ пустят по миру.

Женька попытался было просить помощи у Варвары Васильевны, но та была занята куличами с яйцами, с помощью которых намеревалась вернуть к жизни ветеринара, пребывающего в коме. Не то, чтобы Варваре Васильевне особенно требовался сельский лекарь, но Женькина теща надеялась с помощью воскресения ветеринара вернуть себе самоуверенность, подмоченную в Москве.

Не получив помощи от тещи, Женя предложил объявить карантин на территории колхоза.

– Перекопаем дороги, народ оденем в костюмы химической защиты, – убеждал Женя Авдеича. – Нагоним такого страху, что ни один прокурор сюда не сунется.

– А по какой болезни карантин? – сомневался председатель. – Чтобы молоко в город возить. Иначе прогорим всем хозяйством.

– Куриный грипп, например, – предлагал Женя, – или чума свиней. Свиней-то на ферме нет!

– Свиней-то нет, болезнь выкосила поголовье, но как-то страшно звучит – чума. Народ и так перепуган, – возражал председатель.

В этот момент к дискуссии присоединились студенты, которые закончили дела в Центре и успели слегка укуриться. Идея карантина им очень понравилась.

– У нас урожай конопли погибает из-за мучнистого червеца, – сообщил НЮРА. – Аграрная наука предлагает собирать эту мандавошку пинцетом. Это дома в горшке можно пинцетом ковырять, а в поле наступает капец конопле… и удовольствию.

Авдеич полез под стол и достал «Справочник бригадира-полевода», которым обычно подпирал шаткую мебель. Он вслух прочел про эпифитотию, то есть эпидемию в царстве растений.

Посовещавшись немного, друзья решили объявить карантин из-за нашествия вшей. Какой конкретно вредитель: вошь лобковая, домашняя или мохнатая – решили не уточнять.

Студенты быстро нарисовали угрожающие плакаты, изобразив на них перечеркнутую вошь. Укурки пользовались краской, которую добавляли в навоз, в результате чего их художества светились в темноте. Вся округа была увешана изображениями усатого насекомого. Жители деревни смеялись и указывали на плакаты пальцем.

– Глядзи, точна бацька! Як пахожы!, – причитали бабы. – И вусы, вусы як у Лукашэнки.

С плакатов на зрителей пялилось отвратительное насекомое.

Акт двенадцатый

Объявив карантин, друзья заперли Центр здоровья и отправились к председателю отмечать праздники. Не глядя на пост и Страстную неделю, сидели допоздна, истощая вино-водочные запасы Авдеича. По ночам, не рискуя нарушить изоляцию, вызывали бабу Дусю, которая организовала в деревне службу доставки.

Петр Авдеич тяжело переживал карантин, понимая трудности ведения хозяйства в условиях изоляции. Однажды, проснувшись утром, председатель кряхтя поднялся, вышел из дома во двор, пнув по пути попавшую под ноги курицу, и направился к колодцу.

«Утопится к чертям собачьим!» – со страхом подумал Женя, увидев хмурого председателя.

Авдеич открыл крышку и спустил ведро на цепи в глубину колодца, зачерпнул воды и начал крутить ручку ворота, вытаскивая ведро.

Было свежо после прошедшего ночью дождя. Легкий ветер шевелил чуть зеленые ветки. Кудахтали куры, ковыряясь в отросшей весенней траве. В ржавой петле скрипел ворот, звякнула цепь. Женька застыл на миг, пораженный глубиною покоя этой сельской идиллии.

Поставив ведро на край бетонного кольца, председатель подставил голову под струю и долго поливал ее ледяной водой. Фыркая и отдуваясь, Петр Авдеич наконец выпрямился и посмотрел на Женю блестящими от воды глазами.

– Знаю одного майора в Гомеле-30. Там у него всякого говна осталось. Наверно и противогазы найдутся. Давай съездим, – произнес Авдеич вполне уже осмысленно.

Друзья быстро собрались, захватив с собой пару бутылок бабыдусиного палева, оставшихся с ночи. Заведя старый «козел» председателя, приятели направились на секретную базу.

Воинская часть №42654, или Гомель-30, была в советское время базой хранения ядерных боеголовок. Предполагалось отстреливаться этими зарядами от наступающего противника. А поскольку враг обычно наступал с Запада, то по плану обороны, все, что находилось западнее Гомеля, то есть вся территория Белоруссии, попадала под обстрел. Ядерные заряды также полагалось пускать по атомным станциям, превратив путь на Москву в радиоактивный ад. Этот план начали разрабатывать еще при Сталине, когда перепуганные советские вожди узнали, что немецкие танки могут достичь Москвы всего за пару недель.

После распада СССР боеголовки вывезли в Россию, а военный городок стал называться Заречьем. Единственным человеком, который здесь оставался верным армии и флоту, был старый майор. На базе он служил завхозом и заведовал продовольственным складом. Никто в Заречье не помнил, как его звать, поэтому называли этого чудака просто «товарищ майор».

Майор своими силами пытался охранять брошенную базу, надеясь, что боеголовки вернутся, и мы снова будем грозить всему миру ядерным кукишем. Но территория была большой, а воры лезли с разных сторон, преодолевая ряды колючей проволоки, рвы и ловушки. Когда из зоны вынесли почти все, майор собрал уцелевшее на складе, запер ворота висячим замком и завел сторожевых псов. Он практически не отлучался, карауля остатки былой мощи Советского Союза. Поток посетителей со временем иссяк, про базу забыли, сторожевые собаки состарились на посту. Майор иногда приходил к складу, проверял замок и смазывал дверные петли.

Друзья приехали в Заречье в обед. Товарищ майор жил в облезлой пятиэтажке на краю единственной улицы военного городка. На ободранном фасаде здания еще виднелся лозунг, начертанный большими буквами. «Мирный атом – в каждый дом!» – такой был юмор у советских военных.

Дернув ручку перекошенной двери, друзья окунулись в густую атмосферу подъезда, где стояла теплая вонь протекающих труб. Оббитую лестницу обступали облупленные стены, когда-то выкрашенные зеленой военной краской. С рыжего потолка на проводе свисала тусклая лампа. Тянуло холодом из выбитого окошка. Дерматиновая дверь с дырой, из которой торчала вата, вела в квартиру майора.

Бывший военный открыл двери и пригласил гостей в маленькую кухню скромной однушки. Он узнал председателя, с которым когда-то заседал в районном совете. Едва поздоровавшись, Авдеич выставил на стол выпивку и закуски. Майор засуетился, то открывая, то захлопывая дверки старого холодильника. Впрочем, эта суета была совершенно напрасной – холодильник майора был пуст, как воронка от бомбы.

Майор был искренне рад гостям, в Заречье к нему привыкли и давно не слушали его страстные проповеди. Он был реликтом холодной войны, чудом уцелевшим после «крупнейшей геополитической катастрофы».

Гости уселись за узким столом в маленькой кухне. Хорошо поддав, майор привычно оседлал своего «деревянного коня» и воинственно замахал «саблей» по сторонам. Он поведал, как когда-то наводил баллистические ракеты на Лондон, Париж и Нью-Йорк, как держал в страхе весь мир, и как его опасались соседние народы.

Не в силах спорить, друзья только кивали головами. Под конец майор перешел к международной обстановке – теме, которая его беспокоила не на шутку. По большому секрету старый вояка поведал, что России больше не существует, поскольку он лично, своими глазами, видел карты, где вместо России нарисован Китай, Финляндия и Польша. Поэтому, утверждал майор, нужно быть наготове.

– Когда за нами придут, мы будем отстреливаться через окна и двери. Живыми мы им не сдадимся, – кипел старый вояка.

Тут Женя сумел вклиниться в монолог и спросил, из чего будем стрелять, когда придут. Майор немедленно замолчал и начал усиленно подмигивать и кивать на старенький телевизор.

Женька понял опасения старого майора и попросил парабеллум. В ответ майор захихикал и, обращаясь к телевизору, громко объявил, что все оружие находится на строгом учете. Женя еще поклянчил, но получил отказ. Здесь в разговор вмешался Петр Авдеич, попросив десяток противогазов, мотивируя просьбу тем, что коров приходится доить в загазованной атмосфере.

– Доярки надышатся, потом болеют и требуют прибавки за вредность, – напирал Авдеич. – А где денег взять, если их нету. Нету денег в нашем народном хозяйстве!

После этого майор смягчился, сообщив, что противогазы на учете не состоят и подлежат списанию, поэтому он может выделить колхозу энное количество. Выпив на дорожку, все отправились на секретный склад.

Узкая бетонная дорога привела сначала к шлагбауму, на табличке которого еще остался угрожающий запрет курить, болтать и отправлять естественные потребности. Затем были ворота в окружении дотов с пулеметными прорезями посередине. Наконец, подъехали к низкому бетонному ангару. Майор выскочил из машины, повозился с замком и распахнул железные двери. Помахав рукой, он указал внутрь здания. Друзья въехали, майор запер двери и включил тусклый свет. Ангар пустовал, только рельсы с кран-балкой ржавели в тишине.

Майор повел гостей куда-то вглубь помещения, отворил неприметную дверь и начал спускаться по железным ступенькам. Друзья последовали за ним. Лестница привела в небольшой коридор, откуда выходили крашеные железные двери с засовами. Майор позвенел связкой ключей, открыл одну из дверей и пригласил следовать за ним.

 

Друзья оказались в большом зале со стеллажами. На полках лежали респираторы, противогазы, костюмы химической защиты и другие резинотехнические изделия. Кое-где резина уже истлела и слиплась, образовав густую зеленую массу, из которой на гостей таращились страшные стеклянные глаза.

Авдеич вздрогнул и перекрестился. Майор стал показывать, что где лежит, где какие размеры и формы. Женя с председателем выбрали несколько сравнительно новых респираторов, взяли парочку противогазов и общевойсковых защитных костюмов. Майор расхаживал среди полок, демонстрируя свои богатства и расхваливая всю эту резиновую муть.

На одной из полок Женя заметил противогазы странной формы с удлиненными рылами. Подошедший майор стал объяснять, что эти комплекты предназначены для лошадей.

– А что, в войсках и лошади есть? – поинтересовался Женька.

– И лошади есть, и кони, – пояснил майор, – тягловая сила на случай ядерного удара противника и отказа электрооборудования. Тогда впряжем коней для подвоза боеголовок к пусковым установкам в зоне поражения. У вероятного противника все несомненно откажет после нашего удара, все их вычислительные машины и лазерные прицелы. А мы на лошади заряд доставим, вставим куда надо, топливо пиропатроном зажжем и херак по Флориде, только ее и видели.

Зачем бомбить именно Флориду майор не объяснил. Возможно, теплый климат, пальмы и океанский пейзаж вызывают у бывшего вояки, живущего в нищете среди темного леса, ненависть от чувства собственной неполноценности.

С облегчением покинув секретный объект, друзья загрузили добытое снаряжение в машину и отправились обратно на ферму.