– Алек Владимирович, предложение новое для нас, мне надо обдумать, будем на связи.
Вечером того же дня я был в гостях у своего приятеля Володи Аникеева, бывшего, как я уже рассказывал, генеральным представителем PepsiCo на Украине. Володя хотел меня познакомить с Евгением Червоненко, владельцем компании «Львов Ван Пур», которая производила пиво и напитки. Евгений и Владимир были с жёнами, я, естественно, один. Евгений, в прошлом профессиональный автогонщик, рассказывал, как он боролся со стрессом за рулём автомобиля после серьёзной автокатастрофы. Беседовали на всякие отвлечённые темы. Евгения интересовала возможность сотрудничества с PepsiCo, меня – возможность закупок пива у «Львов Ван Пур». Они с Володькой договорились о сотрудничестве, я договорился с Евгением о поставках пива. Евгений позвонил брату, который в Киеве занимался продвижением напитков, и на следующий день я был в его офисе. Обсудили наше сотрудничество, предполагаемые объёмы, я забрал договор, сообщив:
– Этой темой мой сын будет заниматься, в середине недели подъедет, договор привезёт, дальше дела с ним будете вести.
– Хорошо, пусть приезжает, ждём.
Договор с «Львов Ван Пуром» мы заключили от ИЧП10 «Сплав», созданного под эту программу.
***
Ответа от Георгия по моему предложению не было, поэтому, узнав в офисе «Рингдейла», когда Громбовский будет в Москве, я сказал, что у меня к нему разговор и что я встречу его в аэропорту. Мы встретились. Сели в машину, я только собрался поинтересоваться, какое решение он принял относительно моего предложения, как Георгий спросил:
– Вы подготовили документы по СП?
– Нет, я жду вашего решения.
– Правильно, я пробуду в Москве несколько дней, вы никуда не собираетесь?
– Нет.
– Хорошо, дня через три встретимся, я сообщу окончательное решение. Сейчас подбросьте меня на фирму «Пламя». – Он назвал адрес.
Прибыв на место, Георгий предложил:
– Поднимемся вместе, познакомлю вас, возможно, вам придётся работать с ними в плотном контакте.
Офис фирмы располагался недалеко от Бауманской, на втором или третьем этаже старого кирпичного здания. Руководитель, беседуя с Георгием, заметив, что разглядываю стоящие на шкафу бутылки с пивом, перевязанные ленточками с бантами, обронил:
– Каждая бутылка с бантом – это миллион бутылок.
Всего таких бутылок было четыре или пять, это означало, что фирма получила и реализовала четыре или пять миллионов бутылок пива, это были серьёзные деньги на нашем уровне.
На третий день Громбовский собрал нас в «Рэдиссон Славянская» у Киевского вокзала. Был Георгий, два незнакомых парня и я. Георгий представил нас друг другу:
– Это Александр, это Андрей, это Алек Владимирович. – Заказал нам по свежевыжатому соку, после чего сказал: – Мы с партнёром решили создать в России два совместных предприятия с вами, – обращаясь к парням, – и с Алеком Владимировичем. Вот вам образцы уставов, доля «Рингдейла» в уставном капитале – семьдесят процентов. Название придумывайте сами, но в нём должно обязательно присутствовать слово «Рингдейл». Вопросы?
У меня вопросов не было, всё меня устраивало, но у ребят был:
– Ладно, насчёт долей в капитале мы отдельно поговорим, но у нас вопрос, – тут говорящий повернулся ко мне: – Извините, Алек Владимирович, ничего лично против вас не имею, это бизнес, и продолжил: – Кто такой Алек Владимирович? Откуда он взялся? Мы понимаем, если бы «Пламя» было, они, как и мы, с первого дня работали, но Алек Владимирович – откуда он взялся? Почему он?
– Взялся откуда-то, мы с ним понемногу уже почти год сотрудничаем.
– Вот новости, а почему всё-таки он?
– Ну, есть причины. Мужики, ну почему я вам всё докладывать должен? – и, обращаясь ко мне: – Это друзья мои, мы с ними с самого начала. Они поначалу сумки для челноков шили, видели, наверно, такие клетчатые, огромные. Теперь у них несколько магазинов. Ну, ладно, мужики, давайте отдохнём где-нибудь.
Обсудив эту тему, парни собрались в какой-то клуб. Андрей обратился ко мне:
– Алек Владимирович! Поехали с нами, выпьем, бёдрами подвигаем.
– Спасибо, ребята, у меня дел ещё запланировано до конца дня.
Признаться, если бы они собрались просто посидеть в ресторане, поговорить, то я бы обязательно поехал – это было бы полезно для дела. Но сидеть в клубе с молодёжью как-то было мне не по себе – я ж дед уже.
Контору новую я назвал «Рус-Рингдейл». Я решил регистрировать в ЗЭБИ11, офис которой только что открылся в Москве. Условия были простые: фирма регистрировалась в г. Назрани, Ингушетия, по адресу ул. Фабричная, д. 2, где тогда располагалось правительство Ингушетии. При регистрации уплачивался взнос в размере тысячи долларов USA. Организация в течение двух лет освобождалась от уплаты всех налогов.
Я позвонил в Киев Громбовскому:
– Георгий Станиславович! Документы готовы, нужны ваши подписи. Прислать кого-нибудь?
– Не надо, мой партнёр, зовут его Марк Риес, через день прилетает в Москву из Парижа вечерним рейсом. Вы его встречайте, отвезите в гостиницу и отдайте устав. Мы ознакомимся, я в начале следующей недели буду в Москве, передам подписанные документы с нашими коррективами, если будут.
– А он по-русски спикает или только на французском?
– Нет, но на инглише – свободно, так что сможете пообщаться. Кстати, как фирму назвали?
– «Рус-Рингдейл».
– Хорошо, я буду в начале следующей недели, тогда и подпишу. Потом надо посмотреть ваши склады.
Хорошо он обо мне думает: если француз свободно спикает на английском, то я смогу с ним пообщаться.
Узнав расписание, в день прилёта мы с Мишкой выехали в Шереметьево встречать Марка. Был очень сильный туман, машины еле ползли, я психовал, боялся опоздать. Прибыли вовремя, рейс задерживался. Проболтавшись с полчаса по аэропорту, услышали объявление, что рейс задерживается на шесть часов. Плюнув, решили ехать домой спать, часа четыре у нас для сна выходило, как ни крути. По-прежнему стоял непроглядный туман, но шоссе было пустым, и Мишка топил, но вдруг из этого молока выплыли какие-то фигуры с полосатыми палками, не раскатали их только благодаря Мишкиной реакции. Мало того, кроме ментов откуда-то из кустов выполз ОМОН, пожелавший нас облапать, крадя драгоценные минуты нашего сна. И на это было бы наплевать, но я сглупа взял с собой травмат, на который не было разрешения, а что? Ночь как-никак, мало ли чего. Обошлось, самих обыскали, а в сумку только заглянули, а он там в бумагах затерялся. Повезло, а то нашли бы мой «Кольт Говермент» – и ку-ку, вдобавок денег бы срубили и время, однако.
Часа четыре поспали – и снова в Шереметьево, прикатили вовремя, как раз объявили, что рейс № такой-то осуществил посадку. В Домодедово. Матерясь, бегом к машине – и в Домодедово. Но в том же самом месте, где нас приняли пять часов назад, нас снова стопорят те же менты. Мы в два голоса из окон:
– Ребята, пощадите, рейс вместо Шереметьево в Домодедово посадили. Важного человека встречаем.
Мент человеком оказался. Почти.
– Что мы, не люди? Мы тоже с понятием. Тогда штраф без осмотра.
Ну, хоть так. На подлёте к аэропорту туманище был – глаз коли. В здании подбежали к окошку справочной.
– Добрый вечер, будьте добры, прочитайте текст на английском, по дороге, как смогли, набросали.
– Ничего такого я читать не буду, мало ли вы чего здесь напишите, а я английского не знаю.
Написали тут же новое: «Господин Марк Риес, вас ожидают около информационного табло». Взяла с кислой рожей, чем-то мы явно ей не нравились. Мишка сказал:
– Ты жди около табло, а я на всякий случай на улице их пошукаю.
Я стоял у табло, разглядывая зал – вдруг кто-то дёрнется при имени, но безуспешно. Раздался голос диктора: «Господин Маркрис, вас ожидают…» Я стоял психовал – зараза прочитать толком не смогла, вдруг увидел Мишкино сияющее лицо, он махал мне рукой от дверей аэропорта.
Я вышел вслед за ним. Недалеко от выхода стояли два съёжившихся невысоких субтильных персонажа. Поодаль стояли несколько недовольных бомбил грузинистого вида. Мишка сказал:
– Вот тот справа – Марк Риес.
Я подошёл к нему и спросил:
– Марк Риес? – и протянул руку. – Алек Рейн, «Рус-Рингдейл», Громбовский.
Перепуганный бомбилами француз, забыв пожать мне руку, бросился обниматься, натискавшись со мной, пожамкал Мишку. Я указал на стоящую недалеко «Омегу».
– Please. – Знай наших.
Подхватив багаж французов, мы двинулись вместе с ними к машине. Обобранные бомбилы обречённо заорали нам вслед:
– Э-э-э-э, это наш килиенты!
Забравшись в машину, двинулись в направлении Москвы. Марк Риес с попутчиком о чём-то шептались сзади, а Мишка рассказал мне, как он вычислил Марка:
– Вышел, огляделся. Смотрю – толпа черножопых двух иностранцев пытается в тачку запихнуть. Я поближе подвинулся, так, вроде прогуливаюсь, а сам наблюдаю за ними. Когда объявление прошло, Марк его мимо ушей пропустил, а второй явно расслышал имя и стал его за руку теребить, что-то говорит, говорит и обращался к нему: Марк, Марк. Я понял, что это тот самый, кто нам нужен, подошёл к нему и обратился: «Марк Риес?» А он мне: «Ви кай эуа», и на инглиш: «Yes, it’s me». Ну, понятно, это наш клиент, я бомбилам: «Стоять-бояться, это к нам». Дальше ты сам видел.
Забросили французов в гостиницу, отдали устав Марку и поехали домой.
На следующей неделе я встречал Громбовского, поехали сразу смотреть склады. Георгий их забраковал – мала разгрузочная площадка. Этот факт меня очень порадовал – он обещал большое количество машин, а это значит, больше пива и, как следствие, рост доходов. Предложенный вариант устава Громбовского с французом устроил.
На следующий день я подал документы на регистрацию и через месяц стал президентом ЗАО «Рус-Рингдейл». Чин такой я себе для веселухи придумал. Открыли счёт в «Бинбанке», это было одним из условий регистрации в ЗЭБИ. Нашли на окраине Москвы склад с большой разгрузочной площадкой, заключили договор.
За всеми этими хлопотами пришёл новый 1995-й год, поставки в адрес совместного предприятия должны были начаться в конце января.
К этому времени у нас освободился наш офис на Бауманской, и мы вернулись на основную базу, навели порядок, готовясь к приезду новых партнёров, отдраили всё до блеска.
Мишка, сын, остался руководить «Сплавом» в Измайлово, он заключил договор с Червоненко и стал торговать пивом «Львов Ван Пур».
Перед первой поставкой в Москву приехал Марк Риес, встречал его в аэропорту Андрей из второго СП. Перед его приездом позвонил Георгий и попросил сделать Марку пропуск в МВТУ. Пропуск я оформил и сделал, но поскольку у меня не было его фотографии, то вклеил свою. Подумал: кто её будет разглядывать? Все проходят, показывая только корки. Но француз, мать его… женщина, оказался дотошным перцем, нагнулся к окошку, раскрыл пропуск и сунул его вахтёрше прямо под нос. Тут уж ей не оставалось ничего делать, кроме как нажать тревожную кнопку. Из дежурки выскочило два пузатых лоботряса, и закрутили сердешному руки – чот не везёт постоянно французам на Руси. Хорошо я был рядом, отбил горемыку. Потом пришлось с начальником охраны объясняться, он меня спрашивает:
– Это чьё же фото было вклеено в пропуск?
– Моё, ты понимаешь, это партнёр мой – француз. Ну, пропуск ему нужен же – в наш собственный офис проходить? А фото нет, ну, я своё и вклеил. Кто ж знал, что он пропуск ей прямо под нос сунет. А она молодец, сразу тревогу. Виноват, готов загладить.
– Конечно, виноват, и придётся загладить. А я гляжу, ты весёлый парень. И как заглаживать планируешь?
Я достал из кейса две по 0,75 литра бутылки водки Smirnoff.
– Вот этим пойдёт?
– Ого, по-богатому. У вас СП с иностранцами, что ли?
– Почти, фифти-фифти.
– Это как – почти?
– Два учредителя: хохол и француз.
– Ну, у вас и в самом деле весело: хохол, француз и Рейн. Это я правильно понял?
– Вот прям тютя в тютю.
– Ладно, держи пропуск француза, фотку поменяйте. Заходи потрепаться.
– Не премину.
Француз обошёл офис, судя по всему, остался доволен, потом сказал речь, которая в переводе моего племяша была такова:
– Мы построили корабль, теперь нам надо научиться на нём плавать.
Пока я с умным лицом слушал речь француза, Андрей с кем-то громко беседовал в зале. Оказалось, что он встретил там мою племянницу Ольгу, заскочившую ко мне поболтать. Мир тесен – Андрей встречался с подругой Ольги и был очень удивлён, когда застал Ольгу в моём офисе. Ещё больше он был удивлён, когда узнал, что Ольга – моя племянница. Прощаясь, он сказал мне:
– Будем работать, Алек Владимирович, такие у нас с вами на удивление общие знакомые.
Да я и не сомневался, что будем работать.
После их отъезда мои парни приволокли отличный фотик, зеркалку с прекрасным объективом, марку не помню, говорят:
– Алек Владимирович, француз забыл.
Я его сунул в сейф, думаю, верну, пока Риес здесь, но закрутился, забыл. Дня через два сунулся в сейф, гляжу – фотоаппарат, вспомнил чей. А Риес уже укатил в Киев. Позвонил Громбовскому:
– Станислав Георгиевич, Марк, когда у нас был, фотоаппарат свой забыл. Ребята мне в тот же день передали, а я закопался в делах, забыл отдать. Всё собирался , но опоздал, он уже улетел. Что делать, может, прислать кого-то в Киев?
– Это мой аппарат, я просил его мне привезти. Не страшно, пусть у вас полежит, приеду – заберу.
Забыли? Проверяли на вшивость?
Перед началом поставок Георгий собрал снова нас троих вместе и объявил, что всю прибыль, включая нашу долю, они будут забирать к себе – для развития производства. Но у нас всегда будет возможность забрать её себе. Если захотим. Мы промолчали, поскольку у Киева контрольный пакет, спорить сложно. Да и что говорить, надо её сначала заработать, а там посмотрим, кто, что и сколько будет забирать.
Начиная с марта поставки пива стали расти быстрыми темпами. Мои ребята, занимающиеся растаможкой, стали иногда подтормаживать процесс. Технология растаможивания была проста: водитель сообщал мне о прибытии фуры на таможенный двор. Я отправлял сообщение на пейджер Чертову – доступная сотовая связь появилась где-то через год. Тот находил водилу, забирал бумаги и вместе с таможенным брокером осуществлял все необходимые действия и процедуры. Если в бумагах были какие-то ошибки, он сообщал нам по телефону брокерской конторы, что нужно затребовать из Киева. Мы созванивались с «Рингдейлом», получали факсом требуемые документы и отвозили их на склад. Простой фуры свыше нормативного времени стоил каких-то невменяемых денег, поэтому я постоянно напрягал ребят, работающих на складе с поступающими грузами, чтобы они не отвлекались ни на что, когда на складе есть нерастаможенный груз. Но бывали и проколы.
Однажды узнав, что фура с грузом пива уже на таможенном складе, я отправил сообщение Чертову на пейджер, полагая, что дело завертится. Не завертелось – через час мне перезвонил водитель, что к нему никто не подходит. Я отправил ещё одно сообщение, через час мне снова позвонил водила. Запрыгнув в машину, я помчался на склад, запарковался рядом на улице и пошёл вдоль кованого забора к проходной. Метров через двадцать увидел за забором на территории склада Саньку, настраивающего что-то в моторе автомобиля стоящего рядом таможенника. Я материл Сашку так, что мотор у жигулей таможенника сам собой завёлся. Добавил ещё, когда он прибыл в офис. Сашка обиделся смертельно, обиделся прежде всего на то, что отматерил его прилюдно. Через какое-то время он уволился.
Зачастую на складе требовались какие-то документы, которые должны были оформить в Киеве, но то ли забыли, то ли они были потеряны водителем. Летать в Киев за какой-то паршивой бумажонкой не было никакого смысла – временные потери были таковы, что таможенные штрафы съедали всю прибыль от продажи. Нужна была печать «Рингдейла» в Москве и право первой подписи. Я спросил Георгия о такой возможности, но меня как-то уклончиво продинамили. Что ж делать, надо было работать. Я изготовил по оттиску точную печать «Рингдейла» и освоил подпись Георгия так, что, глядя на неё, он никогда не усомнился, что это его собственная подпись. Иногда только, глядя на свою подпись и на дату на документе, он говорил, разводя руки:
– Как же, помню, я подписывал, как раз у Риеса в Париже в тот день гостил, как она к вам попала, не понимаю.
– Работаем, Георгий Станиславович.
Всё понимал, но все риски оставлял нам, что ж, хозяин – барин.
***
Я решил привести тёщину дачу в порядок, обещал это сделать ещё тестю при жизни, но не успел. Кроме того, подрастал внук, надо было создать какие-то более-менее приемлемые условия для ребёнка, на тот случай, если нам дадут его на какое-то время. Семья сына распалась, я очень переживал за Тоху, но что мы могли поделать?
У меня времени заниматься ремонтом не было, подрядил на это дело Колю Бабина. Он нашёл каких-то колдырей, которые стали перекраивать избёнку, построенную когда-то дедом с Витькиной помощью и с нашим посильным участием.
В ходе работы я понял, что сделал это не подумав. Вступить в договорные отношения с друзьями, близкими приятелями и просто со знакомыми, – это подвергать эти связи серьёзным испытаниям. С Колей мы были если не близкими друзьями, то очень хорошими приятелями, но даже это не могло остановить его авантюрную натуру. Рабочие, которых он набрал для перестройки, жаловались мне:
– Владимирыч, скажи ты приятелю свому. Работать невозможно, доску гвоздём шьёшь, а в морду вода брызжет. Он её тебе, чо ли, по весу продаёт?
Сухая и сырая доска стоят разных денег, но много на этом не заработаешь. Чего уж так жаться?
Вдобавок прораб его был полным болваном в строительстве. Для утепления пристроенных кухни и веранды я купил пенопласт. Когда дошло дело до стадии закладки утеплителя, он, взяв в руки две пластинки, подошёл ко мне и как бы невзначай поинтересовался:
– Ну, мы его внахлёст закладываем?
Я решил, что он шутит, и ответил:
– Конечно.
О том, что они именно так его и понапихали, а не плотно уложили в проёмы каркаса, причём без паровлагоизоляционной плёнки, я узнал, только заехав на дачу в будущем году.
Ограничения, которые были при советской власти для садовых домиков, куда-то пропали в связи с исчезновением оной, а новые не были придуманы, поэтому каждый строил как хотел. В первый год я переделал большой дом, террасу снёс, пристроив вместо неё двенадцатиметровые кухню и остеклённую веранду. Снёс все перегородки на первом этаже, сделав тридцати шестиметровый зал, в углу которого, слева от входа, была лестница с поворотом на второй этаж. В стене рядом с входом в кухню сделал большой проём высотой в дверь, а нижнюю часть – на высоте семидесяти пяти сантиметров от пола – стандартной высоте обеденного стола. В этот проём строители мне смастерили и вставили обеденный стол, за который свободно усаживались восемь человек. Это было очень удачное решение – стол практически не занимал места. Когда были гости, всё равно усаживались во дворе, в дождливую погоду – под пластиковым тентом. По лету, а в другое время мы там и не появлялись, всегда хотелось больше находиться на природе. На втором этаже была пара двенадцатиметровых спален. Поменяли окна, перестелили полы, обили стены.
Домишко получился уютный, стильный, но непритязательный. Появилось много воздуха, света. Почистили газон, чтобы было где ребёнку повозиться.
***
С уходом Сашки работа на таможенном складе пошла ритмичней, проблем стало меньше. Ребята работали методично, спокойно, без срывов. Конечно, появился опыт, водители стали меньше косячить.
Сашка хорош, когда было надо с кем-то договориться, найти какие-то связи, но к обычной каждодневной методичной работе он быстро терял интерес, это было не его. Умение решать путём всяких обходных схем – это важное качество, но только его недостаточно. Нужно уметь просто мантулить, трудиться методично каждый день, выполняя то, что требует от тебя работа, сейчас. А вот это-то у Сани получалось не очень, скучно ему было, вот он и шёл кому-нибудь помочь двигатель отрегулировать, хоть и не смыслил в этом ни уха ни рыла.
За пару месяцев до своего ухода он рассказал мне, что его родственник Махсон, которого я знал, предложил ему заняться организацией сертификации импортной продукции. Я не знал толком, в чём суть этой сертификации, но, предполагая, что одним из аспектов этой самой сертификации является проверка поступающей продукции на соответствие каким-то параметрам: прочности, выносливости, точности изготовления, безопасности, – предложил ему:
– Сань, здесь очень много можно сделать совместно с кафедрами МВТУ. Они же всё могут: определить химсостав, измерить твёрдость, исследовать прочность при различных видах нагружений – да всё что угодно. Представляешь, какую лабораторию сертификации можно создать?
Сашка, видно, представил – это всё игры вдолгую, а деньги нужны сейчас и много. И ушел, стал заведующим лабораторией сертификации, насколько я понимаю, просто тупо брал взятки за выдачу бланков свидетельств, не знаю, что там выдают эти центры. Но время ушло, наверно, потребовалось что-то сущностное, и Сашку, как я слышал, попросили на выход.
А от нас он ушёл сам, это был его выбор. Наверно, мне надо было быть другим, менее жёстким, с ним. В жизни он был хорошим, добрым человеком.
***
Где-то в июне Георгий предложил снять рекламный ролик. Договорился на телевидении в какой-то популярной программе – кальке с западной телепередачи. Такие недавно появились на телевидении: бодрый, как правило, молодой тележурналист метался по столице, находил какие-то интересные события или происшествия, развязно их комментировал и перемещался в новое место. Попасть туда стоило недорого – тысяч пять-шесть долларов, но и толку от такой рекламы немного. Ну, подсветят твой товар один раз, а толку-то? Но у Георгия были свои тараканы в голове, и переубеждать его было бессмысленно.
Гоша поручил мне придумать, как будет выглядеть это действо, чтобы в памяти телезрителей хоть что-то осталось. Опыта и знаний в организации подобного рода представлений у меня не было, единственное, что мне пришло в голову, выложить на поляне фуру коробок пива в виде пирамиды, на фоне которой и должен был дать Георгий интервью тележурналисту. Ничего умней я придумать не смог, увы.
Я отправил двоих ребят на склад выкладывать пивной курган, потом приехал сам. Стоял в складском офисе, обсуждал с работниками склада какие-то детали нашей совместной работы. Зазвонил телефон. Работница склада сказала:
– Вас к телефону, и здесь нашли.
Я резко шагнул к столу, в тот же момент лежащий в ногах у работницы приблудный складской пёсик вскочил на лапы и тяпнул меня за ногу. Укусил основательно, до крови, порвал, гад, брючину, после чего забрался под стол и облаял. Стоя у стола в разодранных портках, я взял телефонную трубку и услышал огорчённый голос Георгия:
– Алек Владимирович, не смогу присутствовать на съёмках, в Шереметьево от жары посадочная полоса поплыла, нас в Питере сажать будут. Вы сами побеседуйте с корреспондентом, у вас получится.
– Хорошо.
Хорошего было мало, Громбовский к съёмкам готовился, у него были какие-то мысли, о которых он мне, естественно, не рассказывал. Толком я о продукте, которым торговал с разной интенсивностью уже года полтора, знал мало. Вдобавок, я был в разодранных брюках и не представлял о чём я буду беседовать с телезвездой, я ж практически раненый на поле боя. Меня ж надо срочно в госпиталь, бинтовать, спасать – родина могла потерять ценного работника.
Складские бабы разыскали йод, смазали мне ногу, но бинта не случилось под рукой, и кровь значимого специалиста стекала в башмак.
Прикатили киношники, стали готовить свои устройства. Я поведал ведущему мою грустную историю:
– Шефа в Питер услали, не выдержали плиты московского аэропорта веса его интеллекта – расползлись. Остался только я, но я раненый, окровавленный, в рваных штанах – подвергся атаке жуткого зверя. Наверняка происки конкурентов. Может, перенесём?
– Перенести никак нельзя – план съёмок на три месяца вперёд расписан. Не беда, это даже хорошая примета, значит, дальше всё как по маслу пойдёт.
– А как же я в порванных портках – на всю страну? Политически неверно, Би-би-си раструбит на весь мир, это ж урон престижу Родины.
– Обижаете, никогда не уроним честь родной страны, рваные штаны в кадр не попадут.
– Так слышно, как кровь в башмаке хлюпает, перед людями стыдно будет!
– Не будет, переозвучим в студии. Теряем время, давайте начинать работу.
Работники мои тоже подгадили – поленились выложить фуру целиком, типа нижние коробки стали складываться, дешёвая отмаза. Пирамиду сложили в человеческий рост, но что есть, то есть – думать, как её доложить до нужной высоты, не было ни времени, ни желания.
Встали с пивными кружками перед пирамидой, достали по бутылке, разлили. Я начал излагать всё, что слышал о производстве пива, о признаках, характеризующих его качество, а ведущий ловко встревал с ироничными подколами или дополнениями, так, когда я сказал:
– Хорошее пиво должно оставлять следы на стекле кружки или стакана, как бы пачкать её, – журналист, вывернувшийся откуда-то из-за пивной пирамиды, тут же вставил:
– Но оставлять чистой голову.
Зная, что воду для пива получают прямо на заводе из скважины, я вещал:
– Чистейшую воду для пива добывают из артезианской скважины с больших глубин. – Ведущий, появившийся, с другой стороны, глубокомысленно добавил:
– Больше тридцати метров из-под базальтовых слоёв.
Таким образом мы наговорили на полчаса, из чего вечером вышло минут на пять экранного времени.
Начиная с вечера, и в течение ближайших двух дней мне позвонили все друзья, вплоть до тех, с кем я не беседовал уже лет пятнадцать. А толку? На продажи-то это никак не повлияло, вот и весь хрен до копейки. В результате только порванные брюки и покусанная нога.
Потом Георгий начал производить маршмэллоу, хрень эта напоминала нашу пастилу, с той разницей, что производилась она из всякого хлама и сахара. Вдобавок они пытались за свою дрянь взять денег больше, чем за традиционную российскую пастилу. Но у нас-то хоть яблочек добавляют, и народ к ней привык, брал её, родимую. Так, что этот хлам с заграничным названием у нас не пошёл.
Тогда Гоша решил выпускать это говно в виде конфет, обеспечив гарантированные продажи мощной рекламной поддержкой. Дал мне задание подработать вопрос с рекламщиками на телевидении. Я поехал на телевидение в Останкино, в какой-то рекламный центр, слушал их умные рассказы – ничего не понял. Тогда попросил:
– А как-то по-простому не могли бы мне показать какую-либо рекламу, идущую по телевидению, и её стоимость?
– А это пожалуйста.
Мне вручили толстенные фолианты рекламной группы, если мне не изменяет память «Иван», в которых присутствовали картинки, мозоливших каждодневно нам глаза сюжетов, на экране телевизора, и цифры стоимости рекламы по договорам. Всё стало понятно как отче наш. Я практически помнил наизусть, до мелочей, рекламные ролики с бюджетом в триста пятьдесят – четыреста тысяч долларов, далее, с убыванием стоимости, убывали воспоминания о рекламируемом предмете. Продукции с рекламным бюджетом меньше сорока тысяч я не знал совсем.
А ведь это была только стоимость экранного времени, а ещё же надо было снять ролик, что тоже стоило немало.
Всё увиденное я изложил Георгию в телефонном разговоре, добавив свои соображения:
– В общем, по моему мнению, надо снять ролик запоминающийся, но секунд на десять, не больше, а деньги преимущественно вложить в экранное время, причём на первом или втором каналах. Помните рекламу водки? Мужская рука достаёт заиндевевшую бутылку из ящика и большим пальцем стирает иней. Наплыв, крупно марка водки и голос за кадром: «АБСОЛЮТ». Пять секунд, это можно недели две крутить в прайм-тайм, лучший вариант.
Но Георгий не принимал чужих суждений, договорился с рекламщиками, и через неделю мы беседовали с парой бородатых творцов у меня в кабинете на Бауманской. Ребята были классные, очень вкусно рассказывали, что они снимали, потом рассказали, что они предлагают. После длинного обсуждения Георгий принял решение бородачей.
Когда телевизионщики сообщили, что ролик был готов, он позвонил мне:
– Алек Владимирович, надо съездить, получить у ребят видеофильм. Мы договорились о двадцати пяти тысячах долларов, но вы постарайтесь как-то не платить.
– А как это? Не понимаю.
– Ну, скажите, что возьмёте только посмотреть, что, может быть, надо будет что-то доснять, что деньги вернёте завтра. Главное – получить, не заплатив, а там как-нибудь.
Меня протрясло реально, как сказал какой-то киногерой. В какие только ситуации не приходилось мне попадать в те годы, бывало, что мне угрожали, запугивали, нередко разводили, обманывали, но стать полной дешёвкой, изображая дебила, спереть что-то мне никто не предлагал. Сдержав себя, я сказал:
– Опыта у меня маловато, но что ж, попробую.
На следующий день, забив на Гошину просьбу, я, отдавал деньги и получил кассету, в рекламной группе, поинтересовался:
– А если что-то не понравится или захочется переделать?
– В пределах десяти процентов бесплатно, если больше, то с доплатой. Сюжет же подробно обсуждался, мы его пересказали детально. Есть подписанный вами сценарий.
– Всё понятно.
Ролик был очень красивый, но длинный, прокрутили его на каком-то задрипанном канале раз в день в течение месяца, ничем он не помог.
***
Где-то в августе наша бывшая сноха нам дала Тоху на недельку. Солнышко моё всегда охотно приезжало к нам, мы в тот же день собрались и уехали в «Сенеж». Провели недельку безмятежной жизни вместе с Шамисами, он арендовал там же номер люкс, отдыхал с семьёй.
Местные пацаны лет десяти-двенадцати ловили в Сенеже раков и ходили по пляжу, предлагали отдыхающим. Мы стали их постоянными клиентами, раков держали в воде в ванне до обеда. Перед обедом шли с тазом, полным раков, в санаторный ресторан, где их нам варили, украшали укропом и зеленью и подавали к столу прямо в тазу, поскольку у них не было посуды, соответствующей масштабу ракового промысла наших раколовов. Съесть их не было никакой физической возможности, мы угощали раками всех желающих.
Тоха рос характерным пацаном, ходить начал месяцев в семь, говорить – до года. Был смышлёным, шустрым, как все дети, любил забираться на деревья, ограждения, на все препятствия.
Как-то уложив его спать, я стоял у его кроватки, наблюдая, как он засыпает. Стояла жара, и окна в спальне были открыты. Началась гроза, перешедшая в ливень. Я, задумавшись, глядел в окно. Вдруг раздался грохот такой силы, что я оцепенел от страха. Это было что-то не связанное с сознанием, какой-то физиологический испуг, я не мог двинуться с места. Ствол сосны, росшей рядом с балконом, на расстоянии метров двух, не более, вспыхнул целиком от основания до кроны – вся та часть ствола, что я видел из окна, но очень быстро погас, проливной дождь помог. Когда оцепенение прошло, я подошёл к окну и прикрыл его, чтобы брызги не разбудили Антона. А он даже не проснулся.