Пошли дожди – это было для меня совсем не в кассу. Добраться до Степурино стало проблемой, от деревень, окружающих Степурино, не было до села дорог с твёрдым покрытием, да, собственно, и от Степурино дорога была асфальтирована лишь частично, основная её часть была грунтовой, но за ней более или менее следили – грейдировали, отсыпали щебёнкой. В воскресенье вечером, кровь из носа, я должен был быть в Москве – в понедельник утром я уезжал руководителем практики со студентами в Липецк. Ехали мы вдвоём с доцентом нашей кафедры Поляковским Леонидом Константиновичем. Он купил билеты на нас двоих, и мы договорились встретиться утром у вагона поезда Москва – Липецк на Киевском вокзале.
Я стал искать варианты своей доставки в Степурино – в жизни нет ничего невозможного – договорился с местным трактористом, что он довезёт меня до автобусной остановки на гусеничном тракторе – этот-то проползёт, где угодно. Тракторист заломил несообразную цену в десять рублей. Отчаянно поторговавшись, мы сошлись на пятёрке.
К субботе канализацию переложили, просыпали, протрамбовали. Коля приехал лично проверить, как течёт вода, мы усыхали:
– Коля, не там ищешь, мы спи…ли уже в других местах, нам тоже как-то надо крутиться. Что ж, у вас тут только одни армяне в шоколаде?
В субботу Надя решила сделать нам сюрприз и запекла в печи телячью ногу – это просто был симпосий какой-то. Выпили, мне Надя подарила связанные ею носки, на одном носке было вывязано моё имя, на другом дата – 1983, год нашей шабашки, такие носки она связала каждому из членов бригады.
Дома эти носки вызвали неоднозначную реакцию.
Утром воскресенья я тепло попрощался с друзьями, вынул традиционный кирпич из рюкзака, который туда по обычаю запихивали в любому отъезжающему раньше окончания объекта – кто-то, бывало, привозил их в Москву, забрался в тарахтевший под окнами трактор, и мы поползли.
Я сидел в кабине, благостно поглядывая по сторонам. Скоро Москва, увижу жену, сына. Через полчаса трактор остановился посреди раскисшего поля, тракторист сначала изучал что-то в двигателе, потом, выматерившись, направился к ближайшей рощице, сломал веточку берёзы, обкорнал её в виде крючка и стал проводить какие-то манипуляции у бензобака, расположенного сзади кабины. Оглянувшись, я увидел, что он извлекает этим импровизированным крючком тряпки из бензобака. Достав их, забрался в кабину, и мы продолжили маршрут. Я спросил:
– А откуда тряпки-то?
– Да вчера бухали, и я, му…к, похвастался перед друзьями, что халтура хорошая привалила, вот эти ё…е козлы мне тряпок и понапихали.
Останавливались мы ещё раза три-четыре – казалось, что количество этого тряпья не уменьшается совсем. Я стал психовать – ехали мы уже полтора часа вместо обещанных сорока минут, но, слава богу, впереди на горке показался трактор К-700 с тракторной тележкой, в которой стояло человек пятнадцать, но трактор снова заглох. Незадачливый мой тракторист, вылезая из трактора, проворчал:
– Беги, а то уйдёт.
Я схватил рюкзак и стреканул скачками к трактору, который запыхтел и уже дёрнул тракторную тележку. Народ, стоящий в ней, закричал трактористу:
– Стой, вон ещё бежит, на личном тракторе приехал.
Трактор остановился, женщина, сидевшая рядом с трактористом, махнула мне рукой, я подошёл к кабине.
– Рупь давайте.
Сунув рубль в окошко трактора, я кинул свой рюкзак в тракторную тележку, перемахнул через высокий борт, и мы покатили. Тележку нещадно болтало, начал моросить дождик, но я был счастлив неимоверно. Высадили нас не в Степурино, а у автобусной остановки на дороге Степурино – Калинин. Набившись от дождя битком под бетонный навес, взяли штурмом рейсовый автобус и часам к двум были на привокзальной площади Калинина. До электрички было время, я пообедал в столовке и, находясь в благодушном настроении, отбил мужикам телеграмму-молнию: «Медуза приплыла Южный берег».
Парни позже мне рассказывали: «Сидим, обедаем, вдруг вваливается почтальонша: “Ребят, телеграмма пришла на ваш адрес, мы понять не смогли, но срочная, наверно, что-то важное”».
Парни, прочитав, начали ржать, почтальонша поняла, что зря она, торопясь отдать им сообщение, тащилась по раскисшей земле, обложила их матом и ушла.
Вечером мы с Милкой собирали мне чемодан в командировку, она приготовила мне литровую банку растительного масла, купила сферический шарик ветчины, батон сырокопчёной колбасы и ещё что-то, что уже не помню. Забронировала нам с Поляковским двухместный номер в центральной гостинице Липецка, нагладила уйму рубашечек, маечек – к отъезду я был готов по максимуму. Ночь любви, на следующий день судьба должна была перенести на юг.
Встретились мы с Поляковским на вокзале, сели в купе, вяло перемолвились с попутчиками и завалились спать.
Утром на вокзале в Липецке Поляковский деловито предложил мне:
– Сейчас едем в заводское общежитие, устраиваемся, потом найдём студентов, проведём собрание.
– Леонид Константинович, я узнавал, что-то общежитие это не хвалят. Может быть, лучше в гостинице поселимся?
– В гостинице, несомненно, будет лучше, только кто нас туда поселит? Сезон курортный в разгаре, много народа сюда на воды приезжает.
– Обижаете, Леонид Константинович. Поехали устраиваться.
Мы поймали такси, доехали до гостиницы с названием «Центральная», заселились в двухместном номере. Центральным в гостинице было только название, построена она была, судя по всему, в начале тридцатых строителями коммунизма, имеющими о комфорте свои специфичные представления, вследствие чего планировка её была весьма странной – огромный холл, надо полагать, для проведения собраний и митингов, по периметру которого было множество дверей в крохотные номера. Поворчав на странную эту особенность и оставив свои пожитки в номере, мы решили пройтись по городу и заодно где-нибудь перекусить.
Долго выбирать не пришлось, пройдя немного, обнаружили пивной бар, и Поляковский устремился туда. Надо сказать, что я не шибко сопротивлялся. Выпив по кружке, в оценке качества разошлись: ему понравилось, мне нет, тем не менее решили повторить, потребовав не разбавлять, вроде бы помогло – пиво показалось получше. Перешли на «ты», взяли какой-то закуски и ещё пива. Туточки мимо нас официантка протащила огромный арбуз на кухню, прокричав барменше, разливавшей пиво у стойки:
– Зин, подходи минут через пять, щас арбуз резать будем.
Лёня моментально воодушевился, вскочил, заявив:
– Да кто из них сможет правильно арбуз порезать? Да никто.
И пошёл вслед за официанткой на кухню, к этому времени я понял – у него было свойство моментально становиться своим практически в любой компании. Посидев в одиночестве, я тоже заглянул на кухню и увидел финальную часть Лёниного действа по разрезанию арбуза – разрезы он осуществлял вертикально, придерживая арбуз, не давая долькам рассыпаться, а закончив резать, резким вращательным движением кисти укладывал все дольки арбуза равномерно по кругу – это было эффектно.
Разрезание арбуза принесло свои практические плоды в нашем обслуживании – нам стали оказывать знаки внимания: принесли весьма крупных креветок и пиво, похожее на пиво. Лёня предложил выпить по соточке за начало практики, потом за знакомство, потом я всё же утащил его оттуда, пошли прогуляться по Липецку.
Фланируя, мы проходили мимо Липецкого драмтеатра с тыльной стороны. Увидев чёрный вход, Лёня свернул под девяносто градусов к нашему маршруту и, ничего не говоря, направился в театр. Проходя мимо вахтёрши, он, повернувшись ко мне, произнёс:
– Не забудьте с этой стороны тоже косметический ремонт произвести.
– Как можно, Леонид Константинович? Всё сделаем в лучшем виде.
– Знаю я вас.
Увидев такого важного начальника, вахтёрша вскочила с табуретки и встала во фрунт.
Следуя прямиком по каким-то неосвящённым пространствам, мы дошли до большой площадки с высоченным потолком, с одной стороны которой громоздились какие-то странные конструкции, другая сторона была задрапирована белым подсвеченным полотнищем, и остановились там. Лёня глубокомысленно рассуждал о грядущем капитальном ремонте, жестами подтверждая громадьё планов. От невдалеке стоящей группы из трёх человек, включающей двух мужчин и женщину, отошёл невысокий мужичок и подошёл к нам:
– Извините, товарищи, а вы не могли бы представиться?
Лёня изобразил недоумение – как, меня не узнают?!
– Министерство культуры, вневедомственная комиссия по эксплуатации театрального фонда, Поляковский Леонид Константинович, а это мой помощник, кандидат искусствоведения – Рейн Алек Владимирович. А Вы кто?
– Шилов Вадим Владимирович, заслуженный актёр РСФСР, Горьковский театр комедии, мы здесь на гастролях, сегодня первый день.
Поляковский покачивал головой, вся фигура, жесты, голос были значительны – большого начальника видно сразу.
– Мы Вас знаем, а это кто там с Вами?
– Это наш главный режиссёр – Лерман Семен Эммануилович и актриса нашего театра.
Поляковский благосклонно наклонил голову и сказал:
– Пригласите товарищей.
Подошёл главреж с актрисой, Леонид повторно представился и добавил:
– Мы не по Ваши души, у нас вопросы к руководству Липецкого драмтеатра.
Лерман с удивлением сказал:
– Так они же все на гастролях.
Лёня моментально сориентировался:
– У нас вопросы к эксплуатационникам, они все на месте. Поздравляю вас всех с первым днём гастролей, зайдём обязательно, посмотрим вас, руководство просило сформулировать своё мнение.
Я, устав есть глазами начальство, изображая подчинённого, понял, что пора ретироваться, пока не спалились, поглядел на часы и напомнил руководству:
– Леонид Константинович, нас приглашали в отдел культуры Горкома, надо выдвигаться, от машины же Вы отказались – хотели пройтись.
– Ах да, да, спасибо за напоминание, давайте прощаться, товарищи.
Попрощавшись, мы съездили на завод, пообщались со студентами, разобрались, кто где будет трудиться, в гостиницу вернулись часам к девяти, пошли поужинать в ресторан.
Поскольку для проживающих в гостинице вход в ресторан всегда беспрепятственен, нам нашли местечко, где мы благостно расположились, перекусили и выпили. Лёня явно утомился от насыщенного событиями дня и отправился спать, а я остался ещё посидеть, поговорить с двумя интересными собеседниками – липчанами. Проболтав с ними до закрытия ресторана, я поднялся наверх с одним желанием – поскорее рухнуть на койку, но… Но рухнуть не удалось.
Подойдя к нашему гостиничному номеру, я увидел такую картину: в дверях нашего номера стоит Леонид, с недоумением взирающий на происходящее, а приключилось, нечто непонятное и весьма тревожное: два мелких милиционерчика тащат его за руки из номера. Видно было, что вдвоём им никак не справиться с бывшим чемпионом СК «Буревестник» по боксу, вдобавок тяжеловесу, но в любой момент один из них может метнуться за помощью, и что тогда? Это ж, значит, не увижу я ни Рима, ни Парижа никогда, как писал классик. От вида совершающегося, на моих глазах, у меня голова кругом пошла – да что ж это на свете происходит, гражда́не?! Чуть чего, хватают честных людей и тащат в кутузку! Доколе?! Лёгкий хмель, присутствующий во мне, испарился, и я голосом уполномоченного строго затребовал:
– Что здесь происходит?
Менты на секунду приостановили своё грязное дело, глянули на меня, один из них спросил:
– А Вы кто?
– Я коллега Леонида Константиновича, преподаватель ведущего московского вуза, кандидат наук Рейн Алек Владимирович, изобретатель СССР. Мы с Леонидом Константиновичем здесь в служебной командировке. Так почему и куда вы тащите известного советского учёного, доцента и крупного специалиста? Что произошло?
– Мы на дежурстве, идём мимо гостиницы, на балконе стоит этот ваш крупный специалист. – Лёня и в самом деле был весьма крупным, килограммов под сто двадцать и росточком метр восемьдесят три. – Кидается в стоящих на автобусной остановке гражданок палками и орёт: «Девки, давайте к нам».
– Палками? Какими палками, откуда он палки в номере может взять?
– Так он их от балконных перил отрывал.
Тут подал голос известный советский учёный, пропищав жалобным тоном:
– Алик, я щепочки от перил отрывал, чтобы внимание привлечь. Мы с девчонками на остановке переговаривались.
Я решительно двинулся в номер, один из ментов посторонился, пропуская меня. Проходя, я предложил:
– Пойдёмте на балкон, оглядимся, чтобы понять, что там происходило.
Один милиционер с двумя полосочками на погонах – надо полагать, младший сержант – отправился со мной, другой, погоны которого не были отмечены ни полосками, ни звёздами, продолжал висеть на Поляковском.
– Да что вы в него вцепились? Куда он денется? Вы не волнуйтесь, если виноват, ответит за всё.
Лёня, изображая деятельное раскаяние, понуро повесил голову, мент отпустил его.
Выйдя на балкон, мы с младшим сержантом стали изучать состояние перил. Осмотр показал, что перила с момента строительства здания не красились, не ремонтировались, половина их ещё лежала на стальном основании, а другая часть валялась на газоне, который был засыпан обломками перил, сыпавшихся со всех балконов.
Мы были одни, я обратился к нему:
– Сержант, ну, доказать, что он швырялся с балкона не сможешь, ты ведь у свидетелей не успел взять адреса?
– Почему не сможем? Нас двое, оба подпишемся.
– И нас двое.
– Вы же позже пришли.
– Ну, прав, ты прав. Позже пришёл, но что же, мне товарища бросать? Потом ты же видишь – он мужик-то нормальный, чуть лишнего выпил – расшалился, ну, бывает, вырвался на свободу. Но ведь беззлобный, не шпана какая-нибудь. Это же очевидно, что ничего ему не будет – максимум письмо на работу, но у нас строго с этим – накажут по партийной линии стопудово, да и по службе может пострадать. Что мужику-то жизнь ломать из-за ерунды?
– Вот для вас, москвичей, всё ерунда, приезжаете сюда к нам как в колонию, типа вам всё можно, а мы для вас полное говно.
Проговорили мы на балконе минут сорок. Вернувшись в комнату, нашли там только Лёню, дремавшего, сидя на кровати.
– А где мой сотрудник?
Проснувшийся доцент развёл руками.
– Не знаю.
Мы вышли в холл – рядового и след простыл. Старшина снова озлился:
– Ушёл – и хрен с ним, своё получит, а я пойду звонить, вызывать наряд, будем забирать твоего великого учёного на пятнадцать суток.
Да что ж за напасть такая, всё бы этим ментам кого-нибудь упрятать за решётку.
– Слушай, а может, как-то решим иначе?
– Даже не предлагай, а то вместе с ним сидеть будешь.
– Погоди, не горячись, пойдём вниз, а то люди спят уже, мы им мешаем.
Мы спустились на первый этаж и проговорили с ним ещё часа полтора-два, прощались как два добрых товарища – мне показалось, что его мнение о москвичах подверглось некоторой корректировке. По сути-то, он был отличный парень, хороший человек.
Я поднялся наверх, зашёл в наш номер – там стояла мёртвая тишина, это меня изрядно встревожило. Включив свет, я убедился, что моя догадка верна – Лёни в номере не было.
Я вышел в холл и обессиленно прислонился к стене – не представлял, где его искать. А если он опять втравился в какой-то блудняк? Просто стоял в полной прострации, как вдруг услышал какой-то звук. Прислушался – явно был слышен храп. Свет в холле был выключен, и я пошёл на этот звук. Тьма стояла непроглядная, я шёл осторожно, боясь наткнуться на какую-нибудь мебель. Двигаясь таким образом, я уткнулся во что-то. Глаза уже адаптировались к темноте, и понял, что я натолкнулся на два кресла-ракушки, составленные впритык, на которых спит, свернувшись клубком и накрывшись с головой одеялом, кто-то весьма солидных габаритов. Я начал догадываться, кто этот кто-то.
Когда я растолкал этот храпящий ком, из-под одеяла показалась испуганная физиономия доцента-фулигана, которая произнесла жалобным голосом:
– А что, они уже ушли?
– Ушли, пойдём в номер спать. Это ты свет в холле погасил?
– Я.
– А зачем?
– А чтобы меня милиция не нашла.
– Понял.
Утром нас с треском выкинули из гостиницы с устной формулировкой: «А за ваши пьяные ночные дебоши, некультурное поведение, а ещё москвичи».
Уходя, я поинтересовался:
– А есть у вас гостиница посовременней?
– У нас самая лучшая «Советская» на Ворошилова, 5, только вам не светит там ничего.
– Как знать.
Позавтракав в каком-то шалмане, мы съездили на завод, пробежались по рабочим местам студентов, после чего неунывающий Лёня предложил:
– Ну что, Алик, пойдём в заводское общежитие устраиваться?
– Давай не будем торопиться, этот вариант у нас есть всегда. Поехали, попробуем в гостиничку получше устроиться.
– Ты что, и там места забронировал?
– Врать не буду – нет, но мыслишка одна имеется.
Чтобы понять ход моей мыслишки, надо знать или помнить, что любезная моему сердцу тёща работала кладовщицей в «Гознаке», в числе продукции которого были великолепного по тем временам качества иллюстрированные ежедневники в твёрдом переплёте размером десять на пятнадцать сантиметров, которые печатались на бумаге с водяными знаками, никогда не поступающие в продажу. Весь тираж попадал только на столы высокого начальства, ну а зять для хорошей тёщи – персона уровня и повыше, так что я ежегодно становился счастливым обладателем пары таких ежедневников, один из которых я прихватил в командировку. Чем ещё был хорош этот предмет – его нельзя было признать взяткой, поскольку на нём не печаталась цена, он же не предназначался для продажи, то есть ничего не стоил.
Приехав в гостиницу, не подходя к стойке, на которой стояла навсегда приколоченная чугунная табличка с надписью «Мест нет», мы отправились в кабинет администратора. Задержавшись перед дверью, я сказал:
– Леонид, давай условимся: договариваться буду я.
– Не вопрос, договаривайся.
Условие это я поставил своему компаньону, памятуя об одном высказывании Антона Михайловича Дальского. Он посоветовал мне привлечь для решения проблемы, не помню, в каком деле, Поляковского и предупредил: «Но имейте в виду: Поляковский – орудие безошибочного действия, но одноразового использования. При повторном применении даст осечку».
Администратором гостиницы оказалась женщина лет пятидесяти удивительной красоты, она и сейчас была необыкновенно хороша, а два десятка лет назад была бы первой красавицей земли, но, увы, не участвовали тогда наши красотки в Miss World. Она глядела на нас холодным проницательным взглядом.
Я представил нас:
– Здравствуйте, я Рейн Алек Владимирович, это мой коллега Поляковский Леонид Константинович. Мы преподаватели МВТУ имени Баумана, руководители студенческой практики на Липецком тракторном, приехали в ваш чудесный город. А вам наши общие друзья передали сувенирчик, – и положил ей на стол ежедневник.
Администратор взяла его в руки и прямо расцвела от удовольствия.
– Ох уж эти москвичи, знаете, чем растопить сердце. Ну, нет мест, но отказать вам прямо невозможно. Вы же ещё наверняка хотите двухместный номер?
– Ну, если такая возможность будет, то, конечно, мы бы очень хотели.
– Ну как вам откажешь, тем более у нас общие знакомые, как выяснилось, вы у нас до конца месяца?
– Абсолютно верно.
Она сняла трубку.
– Оленька, а как там у нас две брони комбинатовские? Пустуют? Хорошо, к тебе два товарища подойдут, доценты из МВТУ, на второй этаж их определи, заодно расспросишь, как туда поступают.
Я склонился в поясном поклоне.
– Большое спасибо.
– И Вам, передавайте привет нашим общим друзьям.
Лёня, поднявшись со стула, начал витиевато благодарить хозяйку кабинета, но пошёл какими-то галсами и в итоге стал говорить скабрезности. Я похолодел, ну, думаю, сейчас она метнёт ему в голову календарик, и мы поедем в общагу. Но администратору, видно, было не впервой накидывать уздечку на таких жеребцов, она внимательно посмотрела Лёне в глаза и металлическим голосом сказала:
– Вы очень красивый человек, но поверьте, я тоже была очень красивой женщиной, так что пёрышки свои, какие остались красивые, складываем – и вместе с товарищем на заселение. И помните. Студентки в номере могут находиться только до одиннадцати вечера.
Лёня как-то моментально сдулся, мы двинулись на рецепцию к Оле.
Заселились мы в чудесном просторном номере с ванной, отдельным санузлом, с журнальным столиком, большим гардеробом и прочими полезными штуками, пользу которых ощущаешь, когда живёшь долго.
Утром следующего дня мы стояли в буфете третьего этажа – решили позавтракать. Услышав за спиной:
– Здравствуйте, – я обернулся, передо мной стоял Шилов Вадим Владимирович. Поздоровались, завязался какой-то утренний «буфетный» разговор ни о чём. Шилов поинтересовался:
– Так мы соседи?
Мы назвали наш номер.
– А, второй этаж, у нас там главреж живёт, там номера покруче, бронированные от горкома и прочие.
– Да нет, обычный номер.
– Ну, для вас – конечно. Как проверка идёт, чем сегодня планируете заниматься?
Но тут подошла наша очередь в буфет.
– Будет время – заходите к нам в гости вечерком.
– Хорошо.
Днём мы торчали на заводе, по утрам вместо завтрака Лёня таскал меня в пивную с кодовым названием «Золотое сияние». Название это пивной присвоил Лёня – у продавщицы пивной все передние зубы на верхней и нижней челюстях были золотые, когда она улыбалась, казалось, что включается стоваттная лампа. В этой пивной мы познакомились с колоритным персонажем – москвичом, сидевшим на «химии» в Липецке, так в советское время называли осужденных, отбывающих срок на стройках народного хозяйства, коренастым крепким мужичком по имени Борис. По окончании срока он остался жить в Липецке, работал на железнодорожной станции составителем поездов.
Как-то вечером через пару дней постучали в нашу дверь.
– Войдите.
В комнату, немного смущаясь, вошёл Шилов и вслед за ним женщина лет сорока. Вадим Владимирович представил нам свою жену, имени её, увы, не запомнил. Она была его постоянной спутницей во время визитов к нам или совместных прогулок, была неразговорчива в отличие от мужа.
Пригласили их к столу, у нас ведь в шкафу на бечёвочке весела ветчинка – быстренько покромсали, была какая-то зелень. Лёня достал откуда-то из запасов бутылку «Столичной», выпили, разговорились, Шилов спросил:
– А долго вы ещё пробудете в Липецке?
– До конца месяца, у нас же студенты на практике на Липецком тракторном.
– Как? Вы же говорили, что вы с проверкой из Министерства культуры в Липецкий драмтеатр приехали.
– Всё так, но это не главная наша задача. Попросили в Министерстве – мы исполнили, а основная – это студенческая практика на заводе.
– А откуда студенты?
– Наши, из МВТУ.
– А что такое МВТУ?
– Московское высшее театральное училище.
– Никогда не слышал о таком, – с сомнением произнёс Шилов. Лёня пошёл к гардеробу, достал из пиджака пропуск и предъявил его. Вадим Владимирович, с любопытством изучив его, спросил:
– А что студенты театрального вуза делают на тракторном заводе?
– Работают на рабочих позициях, кто где: в литейке, в механообработке, на сборке.
Вадим Владимирович крайне удивился:
– Зачем?
– А вы представляете, как они будут играть рабочих, какое будет проникновение в образ?
Шилов задумался.
– Да, интересный метод. А как с остальными профессиями?
– По возможности.
Выпив водочки, перешли на более приземлённые темы – зарплаты, быт. Мы узнали все театральные сплетни, кто с кем спит, кто не спит, кто как играет и прочее. На прощанье Вадим, так он просил его называть, заявил:
– В кассе на ваши имена будут до конца гастролей контрамарки.
Не обманул – на следующий день мы уже сидели в театре и аплодировали, ходили мы туда почти через день. Во время третьего похода Лёня обратил моё внимание, что на билете напечатано «Режиссёрская премьера», и по окончании мы стали горланить:
– Режиссёра, режиссёра.
На сцену вышел Семён Эммануилович Лерман, раскланялся.
У Леонида Константиновича в Липецке был родственник – дядя, который работал директором бани, поэтому один раз в неделю мы ходили туда отмокать, париться, расслабляться. Причём ходили в те дни, когда в бане был санитарный день – предполагалось, что баня не работает, а подвергается санобработке, но на самом деле это был день для блатных – какие-то городские руководители среднего звена, нужники – нужные люди и просто близкие. Народа было немного, мы пригласили в баню Шилова. Вадим попросил:
– А можно я с собой Лермана приглашу? Он большой любитель бани.
– Да, конечно.
В этот день я предложил Лёне рассказать правду о себе, потому что, забываясь, мы всё время проговаривались, и у наших новых знакомых явно голова шла кругом от нашего вранья. Попарившись, выпив пива, мы сдались, рассказали, что мы их разыграли – они явно не обрадовались, оно и понятно – иметь в приятелях чиновника профильного министерства как-то было более полезно, чем доцента из технического вуза.
Разговорились о просмотренных нами спектаклях, Лерман сказал:
– Мой премьерный спектакль хорошо прошёл, меня вызывали, это редкость на периферии, когда зритель режиссёрскую премьеру отличает.
Разомлевший от пива и бани Лёня сказал:
– Так это мы с Аликом вызывали.
Огорчённый Лерман, швырнув воблу, которую грыз, на стол, произнес:
– Ну, я так и знал, что это кто-нибудь из своих.
Пришла пора проводить общественно-политическую практику – в те годы было такое, снимали студентов на один день с работы и находили им какое-нибудь общественно полезное занятие, как правило, это были субботники.
Как-то прогуливаясь по городу, я предложил Поляковскому:
– Где будем общественно-политическую проводить? На заводе договоримся что-нибудь грузить?
Леонид Константинович, посмотрев на меня свысока, произнёс:
– Малыш! Учись, пока я жив.
Я потёр руки – сейчас будет цирк, будет весело. Леня подошёл к прохожему, пошептался с ним, и мы бодро зашагали по одному ему известному маршруту – двигались мы по направлению к центру и через полчаса уже входили в Горком КПСС. Проходя мимо милиционера, Лёня, предъявив ему партбилет, спросил:
– Первый у себя?
Милиционер пожал плечами.
– Второй этаж?
Милиционер кивнул головой.
Мы зашагали через две ступени, вошли в приёмную первого секретаря.
– Здравствуйте, я доцент Московского высшего технического училища имени Баумана Поляковский Леонид Константинович. Хотел бы переговорить с первым секретарём.
– Юрия Николаевича сейчас нет, а какой у Вас вопрос?
– Мы руководители студенческой практики на Тракторном заводе, нам нужно организовать субботник в качестве проведения общественно-политической практики наших студентов.
– А где бы Вы хотели, чтобы Ваши студенты потрудились?
– Вы знаете, лучше бы в каком-нибудь колхозе или совхозе, на заводе они за месяц достаточно потрудятся.
– Вам для решения этого вопроса первый секретарь не нужен, вы идите в шестнадцатый кабинет, там Сергей Васильевич всё поможет вам организовать, я ему, пока вы будете идти, перезвоню – он вас встретит.
Сергей Васильевич – мужичок с продувной физиономией, оказавшийся инструктором райкома, – встретил нас с распростёртыми объятиями. Познакомившись с нами, он спросил:
– И сколько у вас студентов?
– Шестьдесят.
– Ого, отлично. Вот москвичи – молодцы, сами приходят и предлагают, а наших не допросишься. Когда вы готовы будете?
– Завтра не успеем на заводе договориться, а послезавтра – мы к вашим услугам.
– Давайте так, вы где остановились?
– В «Советской».
– Отлично, послезавтра в восемь утра там будет два «Икаруса», организуйте, чтобы ваши студенты были у гостиницы к этому времени. Вас отвезут в совхоз, поработаете там часов до пяти вечера – и порядок, вечером вернут, откуда взяли. Как?
– Просто супер.
– Ну и ладушки.
Через день наши два «Икаруса» несли нашу весёлую тусовку куда-то под Липецк.
В совхозе нас встретило трое крепышей – рослых, прокалённых южным солнцем, но не шибко загорелых, каких-то скорее с желтоватой кожей, очень крупных, хотя и толстыми я бы их не назвал, какие-то округлые по виду, твёрдые как три окатыша. На их фоне даже здоровяк Леонид Константинович выглядел тщедушным хлюпиком, а на меня они глядели, не скрывая горького сожаления, явно предполагая, что я могу испустить дух в любую секунду. Представились:
– Директор совхоза, парторг, пред месткома. Давайте так, ребят ваших сейчас по рабочим местам поставят, а мы с вами пойдёмте позавтракаем.
Стало понятно, инструктор указал по телефону: «Люди из Москвы, надо принять хорошо, чтобы помнили наше гостеприимство», – а как у нас понимают гостеприимство, особенно когда приезжает пара мужиков, рассказывать не надо. Было ясно, что если сейчас начнём завтракать, то студентов к обеду уже не узнаем.
– Нет, давайте мы сначала ребят вместе с вами по рабочим местам расставим, посмотрим, как они трудятся, сами с ними поработаем, а потом уже перекусим.
Отказ от раннего завтрака явно удивил гостеприимных хозяев, но перечить нам они не стали – парней поставили на расчистку пруда, заваленного брёвнами и всяким древесным хламом, девчонок оперативно разделили на группы и развезли по бригадам.
Лёня-симпатяга разделся по пояс, натянул предусмотрительно захваченные треники, взял самоё огромное бревно и понёс его в контейнер. Парни, раздевшись до трусов, присоединились к нему. Я размышлял, каким образом мне влиться в их ряды, но тут меня ангажировал то ли их агроном, то ли зоотехник:
– Извините, как Вас зовут?
– Алек.
– А по батюшке?
– Да зачем, просто Алек.
– Хорошо, я Сергей. Инструктор райкома просил, чтобы Вам показали наш совхоз и проинформировали о его достижениях. Товарищ Ваш уже с ребятами работает. Давайте с Вами проедемся, посмотрите, как у нас тут всё крутится. Заодно поглядите, где девчонки Ваши работают.
Идея мне очень понравилась – я как бы и при деле, и девки наши будут под присмотром.
– Отлично, а на чём поедем?
– А на мотоцикле.
Я забрался на пассажирское сиденье, и до двух часов дня мы смотрели сенные сараи, загоны с молодыми бычками – совхоз занимался их откормом, поля, где выращивали зелёнку для их откорма. Сергей пояснял:
– Поля мочевиной все заливаем – по три шкуры в сезон дерём. – Я, делая умное лицо, одобрительно кивал головой.
Смотрели бочки с этой мочевиной, ещё какие-то поля, заехали во все бригады, где трудились наши студентки, к двум часам вернулись в контору.
Руководство совхозное явно истомилось, ожидая, когда мы закончим со всей этой ерундой и приступим к основной части визита, – в глазах их застыло недоумение и непонимание, как в таких условиях исполнять наказ Горкома партии – принять хорошо, чтобы помнили гостеприимство!?
Ребята во главе с Константинычем вычистили весь пруд, и их повезли купаться. Леонид бултыхался вместе с ними, затем всех привезли на базу, туда же доставили девчонок. Столовая уже не работала, и мы с Поляковским, скинувшись, купили сорокалитровую флягу молока и десяток свежеиспечённых поляниц – батонов белого хлеба круглой формы, ребята перекусили на дорожку, и их увезли в Липецк.