10
Через несколько месяцев Тихоня почувствовал, что дискомфорт, на первых порах лёгкий, едва заметный, не только не пропал, но и усилился. Смутные ощущения, заглушаемые дружественными пирушками, незаметно превратились в тяжёлые тёмные тучи, сделавшие из ясного дня вечерний сумрак, поглотивший так и невысказанные счастливые предчувствия. За это время ничего не изменилось в ежедневных занятиях – на смену одним упражнениям и играм приходили другие. Больше всего вызывало недоумение то, что Тихоня не видел никакой связи между ними и той работой Деятелей, которую сам видел. Например, было непонятно зачем нужно упражнение, в котором Ученик беспрерывно открывал и закрывал воображаемую банку или надевал и снимал воображаемую одежду? И какую цель преследовала игра, в ходе которой Ученики прыгали в ряд по кругу, хлопали в ладоши и громко выкрикивали глупейший стишок про маленькое колючее животное, почему-то шагающее по сельскохозяйственным землям, засеянным какой-то зерновой культурой?.. Как это поможет стать Деятелем? Тем загадочным существом, которое, легко может ваять из самого себя сложнейшие иллюзии, управлять звуками и вибрациями, исчезать и появляться. Зато Тихоня был уже абсолютно уверен, что это никак не связано с тем, что он так прекрасно пережил дважды! Между тем, оба прекрасных переживания казались теперь неудачной выдумкой или сном, постепенно терявшим остроту вызванных чувств и с каждым днём Тихоня всё дальше уходил от своего намерения спрашивать и разбираться. К тому моменту, и без того небогатый выбор исчерпывался Болтуном и Умником, с которыми у Тихони появились поверхностно-приятельские отношения. С пересмешником Болтуном Тихоня побоялся откровенничать. У того была нехорошая манера всё и всех высмеивать или выставлять собеседника при свидетелях в наиглупейшем виде. Делал он это беззлобно, но совершенно не заботясь о чувствах объекта своей шутки и так быстро, что никому не удавалось остановить его. Последней кандидатурой был Умник. Он дослушал Тихоню примерно до середины и, пряча улыбку, прервал его дружеским советом писать книжки…
Ещё через месяц Тихоней начали овладевать уныние и тоска, сопоставимые с подобными чувствами Чернорабочего, таскающего каждый день тяжёлые, уродливые и грязные конструкции. Тихоня уговаривал себя, что все эти упражнения и игры необходимость – сначала изучают ноты, затем гаммы, а уж потом играют музыку. «А может я вообще не туда пришёл?..» – спрашивал он сам себя.
Как-то раз Тихоня, поддавшись внезапному порыву, остановил выходящую из Учебного Зала Сирену и попытался обратиться к ней. Но пока он сбивчиво излагал обтекаемую формулировку, его не покидало чувство, что Сирена всё поняла едва только он начал говорить. Она вежливо дождалась того момента когда он, окончательно запутавшись, сконфуженно замолчал и сказала:
– Работай над упражнениями!
И Тихоня работал. Он заключил с собой соглашение не думать, не задавать вопросов и учиться дальше. Какое-то время, собравшись с духом, ему снова удавалось игнорировать собственные ощущения. Но дискомфорт распространялся как лесной пожар, начинал навязывать обобщения, фатальные выводы и перерастал в серьёзную помеху. Тихоня заметил, что в нём медленно, но верно растёт непримиримое сопротивление, не идущее ни на какие уступки. Причём, проявлялось оно исключительно во время уроков, когда при всех и со всеми нужно было выполнять обязательные учебные упражнения или участвовать в опротивевших играх. А настоящий кошмар случился, когда Руководители заявили, что Группа переходит на новую ступень и задали «Звуковую Ловушку»! Тихоне это упражнение сразу не понравилось – нужно было найти фрагмент классического, то есть старинного, словесного произведения, вставить в него свой собственный текст, и сделать это так, чтобы на следующий день, когда на уроке ты выйдешь и будешь демонстрировать результат, никто не догадался где именно находится твоя вставка. Отсюда и название «Ловушка». Может кто-то из Учеников и счёл задание пустяковым, но Тихоня впервые почувствовал сильнейшее желание не ходить на учёбу. Что приравнивалось к «самоубийству» – если некоторые теоретические лекции по общим дисциплинам относительно без последствий ещё и можно было пропускать, то первый же прогул какого-либо из главных Деятельских предметов автоматически заносил штрафника в «чёрный список», суливший, по словам старожилов, разнообразные «прелести» от лишения отдельных прав, до невозможности в дальнейшем претендовать на работу в Городе. А уж после двух, максимум трёх пропусков, Ученик со скоростью света вылетал из Школы, и таких случаев было немало… Невыполненное задание, с другой стороны, также являлось серьёзным нарушением Правил и Тихоня нечеловеческим усилием заставивший себя прийти на занятия, готовился к самому худшему – чему-то похожему на медленную казнь. Примерно так и вышло – с ним, на глазах у всей Группы, была проведена длительная проникновенная беседа и всем вместе вынесено предупреждение о невозможности впредь поступать по примеру данного, конкретного Ученика. Примечательно, что беседу проводила Янус и делала это не просто профессионально, а как-то залихватски, не скрывая удовольствия. Сирена и Бром молча сидели рядом, опустив головы, ни разу не вмешавшись в воспитательную работу. Злосчастное же задание, под страхом суровых последствий, всё таки пришлось выполнить. Для этого Янус не пожалела учебного времени, и устроила Тихоне отдельное индивидуально-публичное пыточное мероприятие, длившееся тошнотворно долго и тягостно.
– Вот видишь, ничего страшного! – резюмировала она в
финале с безупречной улыбкой. Тихоня почувствовал себя раздавленным.
Анализируя произошедшее, он первым делом ничего не увидел кроме полной своей несостоятельности и неспособности дальше учиться. Но поразмыслив, успокоился на том, что ситуация скорее была вызвана теми глупостями, которыми они занимались на практических уроках и всё образуется. Тем временем, то, что он называл глупостями, не прекращалось. Прошло уже полгода, а положение дел всё больше его угнетало, вызывая какую-то безнадёжность и упадок сил. Он не знал, что ему делать, учёба разочаровывала его. От счастья не осталось и следа, и уже не помогали воспоминания о Великом Бафе, торжественном приёме во «Втором», полных восторженного трепета первых днях учения. А образ Мины вообще отошёл на второй план, поблёк, затуманился, и её коронная фраза звучала в памяти глухо, из последних сил удерживая Тихоню от апатии. Он чувствовал себя обманутым, или точнее, что сам обманулся. Оставалась слабая надежда на Брома – Тихоня видел, что тот хочет давать Ученикам что-то ещё, – однако Бром постоянно себя одёргивал и она таяла с каждым днём. Один раз Тихоня рискнул обратиться к нему мысленно напрямую и начал было уже получать удивлённый ответ, как тут же почувствовал чьё-то сердитое присутствие, связь резко прервалась и Тихоне стало дурно. Хорошо ещё, что он догадался делать это вечером дома, а то пришлось бы грохаться в обморок где-нибудь на улице или чего доброго в Школе… Сирена же на вторую, обессиленную тихонину попытку позадавать вопросы с некоторой досадой (так ему показалось) ответила, что «да, работа Деятеля и будет состоять из похожих только более сложных упражнений!..».
Как Тихоне хотелось переговорить с Живчиком!!! С этим улыбающимся, лёгким человеком, умеющим одним словом расставить всё по местам! Если бы удалось его встретить, поймать!.. Но тот, полностью соответствуя своему имени, был просто неуловим. В конце концов, после безуспешных поисков, Тихоня выяснил, что Живчик не в Городе и даже не в Стране, а за Дальними Пределами кого-то учит и когда приедет неизвестно… Ситуация складывалась безвыходная и Тихоня решился на последний, как он думал в тот момент, шаг – пользуясь возможностью пребывания в филиале Центра Воздействий, поговорить с кем-нибудь из тамошних Деятелей. Оказалось, что это совсем не сложно.
Во «Втором» имелось специальное помещение, отведённое для отдыха Деятелей. Некоторые из них очень любили «расслабляться» там во время Вечерней Демонстрации, в обязательном порядке после её окончания, а часто и задолго до начала. Тихоня зная это, пришёл пораньше перед занятиями, чтобы успеть совершить задуманное. Он поднялся на второй этаж и, стараясь унять дрожь, вошёл в эту комнату без дверей, откуда как раз доносились звуки негромкого разговора. Деятелей было двое – один молодой, другой раза в два старше и, видно, матёрый. Разговор тут же прекратился, собеседники повернули головы и уставились на Тихоню. Перед своим походом Тихоня, не знал чего можно ожидать от Деятелей но, прекрасно помня неудачу с Маром, принял твёрдое решение не совершать прежнюю ошибку, действовать более настойчиво и, если понадобится, стоять до конца. Последнее удалось ему сразу – всё, что собирался сказать вылетело из головы, тело стало деревянным и почему-то одна, глупейшая мысль свободно разгуливала по сознанию: «Если начнут убивать – буду драться насмерть!..». Происхождение подобных мыслей вне всякой логики и смысла всегда интересовало Тихоню, но в тот момент когда они возникали было не до исследований, а после хотелось побыстрей забыть и в лучшем случае ненадолго оставалось стыдливое удивление – как такое вообще можно было подумать?…
Конечно же его опасения оказались напрасными – ничего страшного не произошло, наоборот, Тихоню очень радушно приняли, как равного среди равных. Оба Деятеля пребывали в расслабленном состоянии и хорошем настроении. Это помогло отчасти сбросить лишнее напряжение и вспомнить зачем пришёл. «Надо уловить момент!..» – думал Тихоня. Пожилой представился как Особый, имени молодого Тихоня не расслышал, а переспрашивать побоялся. Его тут же забросали вопросами о поступлении, то и дело прерывая неуклюжий рассказ возгласами: «Да?!! Ну, надо же!!! А у нас совсем по-другому было!!», как будто они одного возраста и вместе учились.
– А как учёба? – спросил, наконец, Особый. «Ага, вот!» -
быстро подумал Тихоня и его опять затрясло.
– Учёба? – переспросил он.
– Ну да. Нравится?
– Нравится, – ответил Тихоня, и посмотрел Особому в глаза. – Только вопросов много…
Особый спокойно отвёл взгляд и закурил.
– Это нормально, – весело бросил молодой и стал
разглядывать журнал, лежавший на столике рядом.
– Да, но я хотел бы… – громко заговорил Тихоня.
– Я вот когда начинал, – тихо перебил его Особый, – хотел весь мир перевернуть. Думал, буду гениальным Деятелем, помогу всем приобщиться к великому… – он усмехнулся. – Да уж… глупый был!..
Особый затянулся сигаретой, глядя куда-то мимо Тихони и не продолжал. Молодой тоже молча улыбался, перелистывая журнал.
– А вы… как вы это делаете? – Тихоня не знал, как сказать и пошёл напролом.
– А? – встрепенулся Особый. Отступать было поздно:
– Как вы это делаете? – повторил Тихоня.
– Что? – сдвинул брови Особый.
– Ну… на Демонстрации. Как вы работаете?
– Да, работа наша интересная, – сказал Особый, оставаясь серьёзным и задумчивым. – Но неимоверно тяжёлая. Сколько уже наших полегло! Страшно подумать…
Он повернулся к молодому и живо заговорил:
– У меня тоже такой случай был… На Демонстрации… Стою я, стало быть, на плоскости, медленно так потом подымаюсь, подымаюсь… уже превратился почти полностью! Всё, назад дороги нет! Радиус расширяю и усиливаю интенсивность! А энергетика такая, что хоть электростанцию подключай! И вдруг, ррраз… чувствую – «улетаю». Представляешь? Ничего поделать не могу – теряю себя… Совсем!.. И тут невольно подумал: «Ну, вот… ещё один уйдёт прямо во время Демонстрации!»… И ты знаешь, не страшно было нисколько!.. Вроде как радостно, что ли? Да… Но, потом ничего… выкарабкался!..
Тихоня ни слова не понял из рассказа Особого, был ли это ответ на его вопрос или вообще не имел к нему никакого отношения? Он поглядел на молодого. Тот, по-прежнему улыбаясь, захлопнул журнал, наклонился поближе и сказал:
– Дам тебе два совета. Первое – всегда помни, что есть Тренировка, есть Демонстрация, а есть ещё Жизнь, и это абсолютно разные вещи. А второе – всё записывай! Понял?..
В этот момент где-то у Запретной Зоны раздался удар гонга и протяжным эхом отозвался во всех коридорах «Второго», деловито напоминая Деятелям о начале подготовки к вечерней Демонстрации, а Учеников призывая прибыть на урок.
11
Наступила весна, каждый год с нетерпением ожидаемая, но, по обыкновению, внезапная и резкая. Все живые существа, в том числе и гуманоидные, радовались этому всегда приятному во всех отношениях событию, стараясь выползти на солнышко, на свежий воздух, дабы полнее вкусить прелесть обновления Природы. Тихоня же заметил весну случайно. Выходя затемно из дому, он вместо того чтобы привычно проехаться по знакомой отшлифованной ледовой дорожке, вдруг влопался во что-то жидкое и хрустящее. Конец зимы он всегда боготворил и связывал большие надежды с приходом нового времени года. В этот раз, против всегдашнего порядка, всеобщее пробуждение не произвело на Тихоню обычного действия. Безнадёга его никуда не делась, а липкой паутиной опутывала всё больше, по своим хищным правилам одурманивая, лишая сил и желания как-то сопротивляться. Он потерял интерес к учёбе, невзирая на последствия стал пропускать лекции по теории и делал всё машинально, без эмоций, без чувств, как будто кем-то однажды заведённый просто ждал когда окончится завод. Но тут, к счастью и вовремя, откуда ни возьмись, появился Живчик…
Тихоня аж задохнулся от нежданной радости, когда столкнулся с ним в одном из коридоров Школы… Тот сходу спросил как дела, Тихоня так же сходу ответил, что всё очень плохо и, не выдержав, разрыдался. Живчик взял Тихоню за плечо и быстренько отвёл в сторонку, за ближайший мраморный бюст какого-то древнего Деятеля.
– Что случилось? – спросил он спокойно и серьёзно. Тихоня,
как мог, коротко описал своё положение.
– Да уходи и всё!.. – легко сказал Живчик. – Найдёшь и
получше…
Приблизительно такую же неординарную и пугающую, как выстрел, мысль Тихоня ещё услышит. Когда от него уйдёт, а лучше сказать сбежит невеста и он будет безутешен, то снова стремительно на горизонте появится Живчик и брякнет нечто очень похожее. Как ни странно, это поможет!.. Помогло и теперь. Разумеется не сразу, как и всякое действенное лекарство.
– Как уходить?! – опешил Тихоня.
– Вот так. Поступишь в другой раз, к другим Руководителям.
– Но, я… мне же… надо… Я хочу здесь учиться!
– Тогда учись!
– Но я не могу, у меня не получается, это всё не то… Я хочу быть Деятелем!
– И будешь.
– Но как?!
– Учись сам!..
– Сам?!! Так ведь…
– Да, сам! Самостоятельно! Собственнолично!.. Начинай
прямо сейчас и ничего не бойся!.. – Живчик улыбнулся своей широкой детской улыбкой и хлопнул Тихоню по плечу. – У тебя всё получится, я в тебя верю!..
Глядя вслед убегающему Живчику, Тихоня удивлённо подумал, что такая элементарная до глупости мысль до сих пор не приходила ему в голову. Нет, Живчик всё-таки гений! Если б Тихоня не знал его, то решил бы что от него попросту хотят избавиться. Живчик производил иногда такое впечатление на людей мало с ним знакомых. Но стоило пообщаться с ним какое-то время, как рано или поздно становилось заметно, какие подарки он дарит окружающим. Надо было только быть внимательным, чтобы принять их и оценить. Он умел одним словом поднять «упавшего» и максимум одной фразой подсказать решение серьёзнейшей проблемы…
Тихоня задумчиво посмотрел на молчавшего мраморного Деятеля, мысленно повторил про себя слова Живчика… и тут… с изумлением отметил…, что вроде как дышать стало полегче и… да, да… внутри завибрировало что-то, отдалённо напоминавшее прежний задор! «Как это у него получается? – восхищённо подумал Тихоня. – Быстро, легко… и срабатывает!..». У Живчика, конечно, не всё было быстро и легко, зато он всегда знал на какую «кнопку» нажимать, чтобы заработало. Вот уж кто настоящий Деятель! Поговаривают, он им раньше и был, но почему-то очутился в Школе Преподавателем Звуковых Воздействий. И это казалось настолько естественным, что Тихоня никогда не спрашивал его «почему?». А если бы и спросил, то Живчик, наверняка б не ответил. Или отшутился бы или… растворился в воздухе – это как раз в его духе!
Растворялась потихоньку и безысходность, к которой Тихоня начал уже привыкать. Он явственно замечал, как день ото дня живчикова зараза распространяется в нём всё больше и шире. Он снова ходил на все занятия, ещё активнее участвовал во всех учебных работах своих согруппников. Появилось лишь одно, но существенное отличие. Тихоня стал непослушным. Нет, он не нарушал Правил Школы. По крайней мере тех, что касаются поведения и обязанностей Учеников. Его «преступление» было гораздо хуже… Он нарушил самую суть, дух Правил Школы Деятелей – СТАЛ УЧИТЬСЯ САМ…
12
– Эй, парень! Ты чего уснул, что ли? Приехали…
Тихоня почувствовал, как кто-то прикоснулся к его руке и открыл глаза.
– Ну, давай, выходи. Конечная остановка!..
Перед ним стояла тётка в ядовитой зелёной жилетке и теребила его за рукав:
– Притомился? Надо выходить, а то оставлю тут на всю
ночь…
Старый фургон опустел, и лучи нежаркого закатного солнца могли теперь без препятствий проникнуть внутрь, инспектируя пыльное пространство минуту назад оставленное людьми. Железный трудяга с наслаждением замер, уже отдышавшись и получив честно заработанное право на отдых. Тихоня спустился на дорогу, потянулся, расправляя плечи, и неторопливо пошёл в сторону дома. Промахнул он совсем немного – транспортное кольцо находилось всего в трёх остановках, так что можно было пройтись по хорошей погоде. К вечеру повеяло прохладой, и прогулка пешком доставляла радость и какое-то умиротворение. «Вот почему Волк с Ведьмой так любят гулять!..» – подумал с улыбкой Тихоня. Пока суетливое тело без напряжения занято приятной работой, сознание, не отвлекаемое понуканиями «что-то делать» может спокойно сосредоточиться на своих заботах. На ходу думалось и представлялось легко, без усилий. Тихоня с детства умел мечтать с открытыми глазами, можно сказать был мастером в этом деле, – главное смотреть под ноги, – поэтому для него не составило большого труда вернуться к начатому в долгой дороге из Школы. Оставалось проработать ещё кое-что. Не последнее, но очень важное…
13
Новая учёба пошла быстро и Тихоня сделал первое для себя открытие о том, что каждый самостоятельный шаг, неважно какой он удачный или нет, является событием исключительной ценности. И пусть ты всякий раз выдумываешь колесо, но это ТВОЁ колесо. И со временем (Тихоня в это верил) из череды мелких, незначительных, каждодневных открытий и изобретений непременно вырастет что-то чего до сих пор не было, что-то новое, интересное, нужное. Не только тебе, но и другим… Процесс тут же захватил, увлёк и поглотил его целиком. Посоветоваться было не с кем, приходилось продвигаться наощупь – учась попутно слушать себя, свои ощущения, мысли, чувства. Из того, что примечал Тихоня пока не составлялась сколько-нибудь стройная картина и он отложил разбор впечатлений и информации на потом. Впрочем, некоторые первые выводы напросились сами собой. Он решил опираться лишь на свой собственный опыт и принять за точку отсчёта то, что прочувствовал при контакте с Коротышкой и на Экзамене по Истории. А исходя из этого выходило, что…
Первое – всё, что он видел на Демонстрациях и тренировках в двух филиалах Центра Воздействий это, в подавляющем большинстве, спецэффекты, пустые дешёвые развлечения;
второе – даже если кто-нибудь из Деятелей занимается помимо развлечения ещё чем-то похожим на тихонин первоначальный опыт, то выведать что-либо об этом ни у одного из них, включая любимого Брома, практически невозможно;
и, следовательно, третье – он, Тихоня, должен сам, за неимением единомышленников или, что было бы неизмеримо лучше, Учителя, сознательно повторяя снова и снова уже опробованное, разобраться с чем имеет дело…
В новом своём качестве, Тихоня перестал бояться, переменил отношение к теме под названием «Личное Взаимодействие», и с интересом приступил к исследованию нового, как он для себя определил, Особенного Контакта. Первый раз это было так. На одном из практических занятий Руководители выбрали его и Кругляшку, симпатичную глазастую девушку с задорным, дружелюбным характером, пригласили их в центр Зала и предложили сыграть в игру «Воришка». Тихоню назначили жертвой, а вором стала Кругляшка. Игра не отличалась от всех предыдущих и была, на взгляд Тихони, такою же бессмысленной, нелепой и глупой – воришка должен подойти к жертве и отобрать у неё что-нибудь, а жертва в свою очередь как-то на это прореагировать. Но Тихоня не обратил, как раньше, внимания на недостатки игры, а сконцентрировался целиком на контакте. Когда Кругляшка в роли вора заговорила с ним, Тихоня посмотрел ей в глаза и, постаравшись припомнить как он сделал это на Экзамене по Истории, заглянул далеко вперёд…
Духота резко сковала дыхание. Тихоня непроизвольно глубоко вдохнул и на секунду вспомнил, как когда-то отец водил его совсем маленького на Общий Помывочный Пункт. Там тоже была страшная тёмная комната без воздуха, в которой сидели и лежали мужчины и ещё, зачем-то время от времени хлестали друг друга ветками какого-то растения. Отец говорил, что это очень полезная процедура и все ходят в Помывочный Пункт именно за этим. Тихоне тогда понравился только запах, а отец сказал, что так пахнет то растение… Теперь же воздух был густо насыщен знакомыми кулинарными ароматами, но в каком-то чрезмерном и неприятном сочетании.
На небольшом расстоянии впереди, в полумраке, Тихоня увидал длинный, массивный стол из грубых досок. На нём громоздилась горными вершинами разнообразная еда – фрукты, овощи, мясо, печенье, куски тортов, ломти хлеба – всё вместе. За столом сидел кто-то длинноволосый и, опустив голову, так что не видно было лица, сосредоточенно копошился, урча и постанывая. Тихоня огляделся. Невозможно было понять, где он находился – ни окон, ни дверей – кругом складками свисало нечто похожее на длинные плотные шторы или занавеси, какие обычно используются на вечерних Демонстрациях в филиалах Центра Воздействий. Чтобы хорошенько всё разглядеть освещения не хватало – над столом, непонятно как закреплённый, располагался широкий железный обод, утыканный горящими свечками. Многие из них до конца оплавились и потухли, из-за чего светильник походил на старческий рот с остатками зубов…
Урчание на мгновение прекратилось и длинноволосый, не прерывая своего занятия, поднял голову… Тихоня не поверил глазам! Перед ним сидела Кругляшка! Её было трудно узнать – в жизни миловидная, изящная, с красивыми пышными волосами, весёлая и озорная, обаятельная, здесь предстала перед Тихоней противной толстой неряхой буквально пожирающей всё, что попадётся под руку. Она с чавканьем ела подряд мясо и варенье, печенье с овощами, пирожные и хлеб, хватая еду руками и засовывая себе в рот. Остатки не попавшей туда пищи, стекали, капали и крошились прямо по грязной, засаленной одежде… не ясно что это было – не то платье, не то халат. Кругляшка не обратила никакого внимания на Тихоню и продолжала запихивать в себя еду. Он был настолько поражён увиденным, что не мог сообразить, что делать дальше и, переступив с ноги на ногу, на что-то с хрустом надавил. Кругляшка выпрямилась, прожёвывая, и повела вокруг мутными глазами. Затем, остановив невидящий взгляд на Тихоне, она громко и протяжно рыгнула. Его затошнило и, ничего не сказав, он выскочил обратно.
Свежий воздух ворвался в лёгкие, проясняя сознание. Симпатичная Кругляшка продолжала что-то щебетать, изображая вора. Тихоня, пересиливая дурноту, молча смотрел на неё. «Может снова попробовать? – подумал он. – Нет!.. Не смогу, пожалуй!» Кругляшка тем временем угрожая каким-то воображаемым предметом, должно быть ножом, потребовала имущество и Тихоня отдал ей воображаемый кошелёк. Она победно вскинула голову, произнесла какое-то восклицание и скрылась. Тихоня постоял ещё немного и с отрешённым видом возвратился на своё место. Его поведение, видимо, удачно наложилось на сюжет игры, потому что их с Кругляшкой даже похвалили.
– Молодцы, хорошо! – раздался спокойный голос Сирены. – Поиграли, правда, маловато, зато довели игру до логического конца… Так, теперь на площадку выйдут…
Тихоня сидел, глубоко задумавшись, и пытался осмыслить свой новый опыт. Он был немного разочарован и растерян. «А ты думал будет как с историчкой? – спросил он сам себя. – Полянка, девочка, цветочки?.. Ну да, не ожидал ты увидеть ТАКОЕ! Ну и что? Подумаешь, затошнило! Надо быть готовым ко всему!.. А может я слишком рано вышел?.. Так и есть! Конечно, рано! Надо было подождать, понять что делать!.. Испугался… исследователь! В следующий раз надо быть внимательнее когда входишь! Внимательнее, аккуратней и… осторожнее? Или наоборот, смелее?.. Ладно, всё, запутался… надо пробовать снова и баста!..»
Следующую неделю Группа занималась очередным закрыванием-открыванием воображаемых банок, штопаньем воображаемых носок и так далее. Затем несколько дней все слушали новые красочные рассказы Януса и Брома. После этого два урока заменили на экскурсии в Музей Деятелей, где оба раза долго и скучно Учеников нагружали ненужной информацией из жизни Великих Деятелей далёкого и недавнего прошлого. Тихоня терпеливо ждал подхода темы «Личное Взаимодействие» и скоро она вновь появилась в расписании Деятельских уроков.
На этот раз для совместной работы в партнёры Тихоне выбрали Сухого. Нервный худощавый парень, ходивший на цыпочках, склонный с одной стороны к интеллигентской рефлексии, а с другой к эмоциональным и агрессивным поступкам, Сухой отличался тем, что не допускал никакого общения, кроме дежурного приветствия при встрече. Для Тихони это был совершенно закрытый и малосимпатичный человек.
Сирена предварила игру условием, что они в ссоре и одному (Сухому) велела собираться и уходить, а Тихоне не дать это сделать. Задание Тихоню мало интересовало, он слушал невнимательно, все мысли были направлены на то, чтобы правильно сконцентрироваться, собраться и действовать…
Сухой играл как мог, честно пытаясь представить себя обиженным и изображал, как собирается, постоянно отворачиваясь. Это было крайне неудобно – он постоянно прятал глаза и Тихоня уже думал, что ничего не выйдет. Сухой собрал воображаемые вещи и, следуя какой-то своей логике в игре, уселся повернувшись к Тихоне, глядя прямо на него. Тот был уже готов и, поймав зрачки партнёра, осторожно и уверенно вошёл…
Зал сиял красотой, чистотой и богатым убранством. Он был похож на длинную музейную галерею. Белые колонны, выставляя напоказ свой хитрый орнамент, множились по обеим сторонам от Тихони, убегая в перспективу. Пол терракотового цвета с прожилками, зеркально блестел и отражал в себе ослепительно-голубую атласную ленту неба, точь в точь как настоящего, рассекаемого то и дело беспокойными птицами и бережно вливающего сверху пригоршни свежего благоухающего ветерка… На бледно-розовых стенах – не то из мрамора, не то из чего-то такого же затейливого – висели огромные картины, изображавшие охоту, людей с крыльями и обнажённых девушек. В Зале присутствовали и одетые девушки. Задрапированные в лёгкие, свободно ниспадающие материи, они, сидя и стоя окружали большую роскошную лежанку (Тихоня не вспомнил, как у древних это называлось), на которой, в разноцветных блестящих нарядах, по-царски возлежал Сухой… Он, к счастью, не оказался толстым и уродливым и вообще внешне никак не изменился, не считая эффектных одежд. Сухой заметил Тихоню, спокойно отстранил руку ближайшей девушки, протягивавшую ему какой-то фрукт, и громко произнёс:
– Как смел ты появиться здесь, презренный? Тебя не звал я!
«Тааак! – подумал Тихоня, не зная что отвечать. – Как быть?»
– Прошу прощения великодушно, я не хотел нарушить уединенье ваше! – услыхал он свой голос.
– Тебя за преступленье накажу примерно!, – повелительно продекламировал Сухой. – Что хочешь ты, скажи?
– Хотел тебя поздравить со счастливой жизнью! Такою, как хотел ты… – Тихоня попытался себя остановить.
– Продолжай!
– … о Мудрый и Великий! Ты достоянье для народа своего! Да будет милость над тобой богов вовеки!, – закончил Тихоня.
Сухой улыбнулся и встал.
– Мне по душе такие речи! Люблю правдивые высказыванья слышать! Быть может, я помилую тебя!
– Сочту я вашу милость за великую награду! – Тихоня поклонился. Сухой подошёл и вскинул вперёд руку ладонью вниз.
– Тебя прощаю я своей благою волей! Скажи в чём ты нуждаешься и убирайся!
Тихоня почувствовал, что снова кланяется и целует Сухому руку. Всё происходило так, будто кто-то за него произносит слова и делает движения. Тихоня не знал, как избавиться от этого руководства и это же, ему показалось, он прочёл в глазах Сухого. Они стояли близко друг к другу, и Тихоня готов был поклясться – во взгляде Сухого явно читалась мольба о помощи! Но как помочь? Тихоня почувствовал, что ему трудно мыслить рассудительно и эта, кем-то выдуманная обстановка, начинает затягивать его. Значит надо действовать по наитию, без участия мыслей, пока не стало слишком поздно…
– О ты, сияющий в ночи звездой! – заговорил нараспев Тихоня. – Ты затмевающий своим умом десятки солнц! Ты Образующий и Претворящий! Ты бог среди людей и равный средь богов! Великодушный и Прекраснейший нездешней красотой! Ты Величайший из Великих, Основа Жизни, Хлеб Её! Вот длань моя, возьми её, хоть я и недостоин!..
В глазах Сухого мелькнуло недоумение.
– Ты мне не ровня, смертный! – помедлив, промолвил он. – Впрочем, это развлечёт меня!
Сухой величественно подал Тихоне руку и тот, сжав пальцы, изо всей силы рванулся назад увлекая его за собой…
Они стояли лицом к лицу, тяжело дыша, словно только что спаслись от смертельной опасности и смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. В Учебном Зале продолжался урок…
– Мне больно, пусти, – сквозь зубы сдавленно прошептал
Сухой. Тихоня почувствовал боль в руке и глянул вниз – он по-прежнему сжимал побелевшие пальцы Сухого.
– Ну, хорошо, я останусь! – громко сказал тот. – Можешь не держать меня больше!..
Тихоня разжал пальцы и посмотрел на Сухого. В его взгляде читались благодарность и облегчение.
– Спасибо! – добавил он и, сделав шаг назад, посмотрел на Руководителей.
– Спасибо! – иронично повторила Сирена. – Садитесь, хорошо!..
Тихоня ждал, что после занятий Сухой подойдёт к нему и обрадовался возможному появлению единомышленника… Однако, Сухой повёл себя как обычно и ничем не выдавал своего отношения к произошедшему.