Ягда. Огонь в тени

ЧАСТЬ II. Каникулы

Хороший день

Лето 2007 года

Каникулы! Чудное слово. Чудное время. Больше всего на свете Варя любит каникулы. Никаких ранних подъёмов, никаких глупых задачек. Список литературы внушительный. Но читать-то ей нравится. Жаль, конечно, что в школьной программе стало много занудства. Ей больше по душе сказки.

– Тебе уже тринадцать лет, – брюзжит тётка Настасья. – Пора взрослеть.

– Тринадцать с половиной, – скалит зубы Варя и убегает на недовольные причитания отцовой сестры. Та всё время ругает мать. Говорит, что Мария плохо их воспитывает.

– Будь здесь Стас, он бы вас научил уму-разуму.

Настасья не любит племянницу, она привязана к Стёпке. Потому и ходит к ним постоянно. Он напоминает ей сгинувшего брата.

– Ещё бы мозгами в отца выдался. Испортила вам мамка гены дуростью своей.

Будь у Вари сверхспособности, как в её любимых книжках, давно бы наложила на тётку какую-нибудь порчу. Она даже пыталась узнавать у знахарки, но та только хмурится и ругается в ответ. Виданное ли дело – на родню чары насылать!

– А, по-моему, – смеётся девочка, – отличное начало для какого-нибудь фильма!

Вообще-то Варя непохожа на всех этих юных барышень, которые только и мечтают, как бы влипнуть в глупую, но непременно романтическую историю. И уж тем более не хотелось бы ей, чтобы главным героем в её повести оказался напыщенный принц. Хотя, если он будет похож на Мишку Есина из параллельного класса, она бы подумала.

Но сейчас всё это неважно. Первый день каникул! Лето, которое точно станет особенным. Ещё бы разобраться со своими дурацкими биоритмами. «И откуда у тебя берутся такие словечки?» – звучит в голове насмешливый голос Макара.

– Бесит! – ворчит Варя, но почему-то улыбается.

Она проснулась в восемь утра. И теперь лежит, зажмурившись, будто так можно призвать ускользнувший сон обратно. Поваляться подольше тоже хорошо. Но ей уже почти наскучило это занятие. Солнце сочится сквозь занавески и слепит глаза. Муха, застрявшая в окне, громко жужжит и бьётся о стекло. Упёртая. Тоже хочет жить.

Мама уже встала. В комнату девочки просачиваются чарующие ароматы и волшебные звуки из кухни. Всё шкварчит и шуршит, нож отбивает торопливую дробь, сердце вторит этим звукам, разгораясь предвкушением чего-то хорошего. Чего? Вертится же на языке. Только что про это думала. Принюхивается внимательнее, мысленно расслаивая ароматы. Лук, чеснок, какая-то зелень… Петрушка? Нет… Точно! Шпинат. Тонкий аромат чего-то молочного. Простокваша? Не то… Ага! Творог! Это же…

– Стёпкин любимый пирог! – она подскакивает в постели, произнося эти слова.

Как она могла забыть! Ведь у братца тоже каникулы. Он наконец-то вернётся домой из своего специального училища. Или как это там называется?

Варя отодвигает занавеску, выглядывая на улицу. Солнце уже высоко, погода кажется тёплой. Муха из последних сил кружит вдоль стекла в полупьяном танце.

– Что, настырина? – улыбается девочка, припомнив очередное знахаркино словечко. – Освободим тебя?

Приходится повозиться с непослушными крючками, окно распахивается с трудом. Ошалевшая муха понимает не сразу. Но, почуяв запах свободы, тут же взмывает в воздух и скрывается из виду.

– Эй! Ты не в комнату должна лететь! – смеясь, возмущается Варя.

Она высовывает голову на улицу. Тёплый ветер касается её щёк. Это будет хороший день. Должен быть.

***

– Куда? – преграждает путь мама. – Завтрак!

Взгляд пробегает по небрежному наряду дочери. Накинутая на плечи куртка не скрывает мятую футболку. Как всегда натянула первую попавшуюся. Джинсовые шорты в пятнах от травы так и не успели отправиться в стирку. По взлохмаченным чёрным волосам плакала расчёска.

– Ну, мам! – кривится девочка, в зелёных глазах её сверкает огонёк недовольства. – Сегодня же Стёпка…

– Макар его прекрасно встретит без тебя, – звучит безапелляционно. – И вообще, как девочка…

– Может в таком виде показываться на улицу! – договаривает Варя наигранно строгим тоном.

Но сопротивляться бесполезно, мамины руки уже тянут её к столу и усаживают на старенький шаткий табурет. Как маленькую. Это раздражает и заставляет дочь строить недовольные гримасы и фыркать. Мария не замечает или только делает вид. Она склоняется к лохматой макушке и целует её так нежно, что если бы у девочки было хоть немного времени, она бы обязательно простила все заминки и нравоучения. Но сегодня…

– Телячьи нежности, – морщится Варя, извиваясь маленьким ужиком на сидении.

– Раньше тебе нравилось.

– Я была ребёнком.

Мария усмехается. По-доброму. Но даже это вызывает в дочери волну негодования. Почему её считают маленькой? Ей уже 13! Да в таком возрасте раньше замуж выдавали! А у некоторых народов до сих пор выдают. У цыган, например. Антонина Сергеевна про это очень много рассказывала. Она знает. Она учитель.

Дверь в сенях скрипит. Варя почти срывается с места, услышав возню.

– Ай!

– Вот именно! – вздыхает мама, отбрасывая клок волос, оставшихся в её руках – Сама дёрнулась. Так совсем…

– Лысой останешься, – договаривает Варя, снова падая на стул.

Шорохи за стеной сменяются злобным шипением. Тётка Настасья опять чем-то недовольна. Как и всегда. Так просто её узнать, даже не видя перед собой. Интерес к происходящему в сенях тут же угасает. В животе начинает урчать, значит, тело достаточно проснулось, чтобы проголодаться. Эту мысль Варя тоже подметила из рассказов Антонины Сергеевны. Девочка ещё борется с собой, нельзя же так легко сдаться и согласиться с маминой правотой. Но дурманящие запахи свежей выпечки берут верх. Прежде чем тётка Настасья с цоканьем и руганью заваливается в дом, племянница успевает схватить первый кусочек пирога.

– Что за бардак вы развели! Ногу поставить некуда!

– И тебе здравствуй, – непроницаемым тоном бросает Марья.

Варю всегда удивляла эта её способность. Мамины руки нежные и мягкие, голос тихий и вкрадчивый, а взгляд такой любящий и беззащитный, что иногда кажется, будто она вот-вот расплачется. И откуда берётся вся эта несгибаемая жёсткость? Тётка по-хозяйски проходится по кухне, заглядывает в каждый угол, поднимает каждую крышку и ни на секунду не закрывает рот.

Марья отвечает спокойно, но в Варином сердце всё кипит. Она запихивает в себя слишком большие куски, не успевая прожевать уже откушенное. Сверху вливает ненавистное тёплое молоко. Набить рот едой до предела – единственный способ не дать ему говорить. Когда-нибудь она точно не выдержит, но сегодня слишком замечательный день.

– Ешь медленнее, – шепчет мама, приглаживая дочкину макушку. Привычное движение, говорящее, что косичка заплетена.

«Пора смываться», – догадывается Варя и, выползая из-за стола, направляется к выходу, прихватив ещё один кусочек с собой. Это для дела. Настасья тем временем подходит к своему любимому пункту.

– Вот если бы Стас здесь был…

– Но его нет! – перебивает племянница уже из сеней и быстро убегает на улицу под шквал тёткиных оскорблений.

Она несётся сломя голову. Ветер больно бьёт по лицу. Дыхание от этого сбивается сильнее. Щёки горят, а сердце стучит где-то под горлом. Конечно, маме придётся выслушать от золовки ещё больше неприятных слов, да и самой Варе, наверняка, достанется от всех. Но какое-то новое чувство переполняет её. Радость, ощущаемая почти физически, колющая каждую клеточку, льющаяся теплом внутри. Недобрая и, наверное, неправильная. Но о серьёзном можно подумать позже. Потому что сейчас…

«Оно того стоило!», – девочка бы рассмеялась от этой мысли, если бы не приступ кашля, заставивший её замедлиться. Пауза возвращает ей мир звуков. Что-то отчаянно привлекает внимание. Или кто-то? Приходится прислушаться, чтобы понять.

Рой голосов – ломких и срывающихся, немного напоминающих её собственный – смеются, спорят, улюлюкают. Подростки устраивают свои вселенские разборки. Обычное дело.

– Сегодня хороший день, – напоминает себе Варя. – Он не для того, чтобы ввязываться в историю.

Громкий визг, пронёсшийся по улице, заставляет девочку остановиться. Что-то внутри обрывается. Она готова поклясться, что знает этот голос. И принадлежит он вовсе не человеку. Взгляд машинально опускается на припасённое лакомство, всё ещё сжатое в руке.

– Джек, – шепчут губы.

Радость, заполнявшая её минуту назад, превращается в нечто новое – липкое, как смола, и непроглядное, как ночная темнота. Ноги сами несут её туда, откуда разливается шум.

«Это может быть не он! – верится в голове. – Пусть это будет не он!» Сердце уже знает ответ, но ужас всё равно перехватывает горло от увиденного.

Знакомые лица – старшеклассники, одногодки, несколько неместных ребят. Последних девочка знает плохо, некоторых не помнит вовсе. На полу барахтается Ромка, пытаясь вырваться из тяжёлых лапищ грузного прыщавого мальчишки с детским и до неприязни глупым лицом. Чёрные кудри Вариного дружка лезут в глаза, давая противнику ещё большее преимущество. Марья бы давно разобралась с этими непослушными прядями, но она не его мама, а той всё равно, в каком виде ходит сын.

Снова визг. Варе не нужно много времени, чтобы отыскать Джека. Огромные, полные грусти и страдания глаза, смотрят прямо на неё, точно умоляют: «Спаси!» Кровь липнет к его прекрасной чёрно-белой шубке, льётся откуда-то из макушки, стекая по дрожащему носу вниз. Лапы стиснуты и перекручены леской, язык беспомощно болтается на ветру.

– О, так ты ещё выделываешься! – хохочет долговязый главарь, занося руку с чем-то блестящим

– Не тронь! – не своим голосом кричит Варя.

Толпа затихает, оборачиваясь на незваную гостью.

– Это ещё что за чудище? – хмыкает кто-то из мальчишек.

– Глупыха! – хрипит Рома. – За помощью беги!

Долговязый не удостаивает девочку большим вниманием. Но когда кулак его снова зависает над головой несчастного пса, в лицо прилетает что-то мерзкое и влажное. Первым, что было в Вариной руке, оказался кусок маминого шпинатного пирога, припасённый для Джека. Его она и кинула, да с такой злостью, что угодила прямо в яблочко. Парень залился краской и свирепо глянул на неё.

– Тебе не жить! – прорычал сквозь зубы и двинулся вперёд.

По толпе прокатился шёпот, посыпались смешки.

– Это же Варька! – сказал кто-то.

– Дочка полоумной Марьи? – отозвался другой.

Реплики перебивали друг друга, но некоторые всё-таки доносились до её уха.

– Та, что батю своего сгубила?

– Безотцовщина!

– Точно-точно, как она появилась, так и пропал мужик.

– Подкидыш!

– А вот моя мамка говорит…

– Да не был он ей никаким отцом, – закричал прыщавый толстяк, пригибая Вариного дружка к земле. – Тётка Марья её…

Он не успел выговорить взрослое слово, оскорбительное и так ненавидимое девочкой. Ромка долго искал момента, когда противник потеряет бдительность и ослабит хватку, поверив в свою победу окончательно. Мальчишка незаметно высвободил руку, прихватил горсть земли и швырнул её в глаза болтуну. Тот завопил, слепо замолотил кулачищами по тому месту, где только лежал его заложник. Но Ромка уже успел вывернуться и вскочить на ноги.

Варя тоже не стала дожидаться своей участи. С бешеным рёвом она метнулась вперёд и протаранила живот долговязого головой. Шея заныла, в ушах зазвенело, но до Джека оставалась всего пара шагов. Сделать их ей не дали. Острая боль пронзила плечо. Двое парней схватили её за руки и повернули лицом к наблюдателям. Долговязый оказался прямо перед ней.

– Думаешь смелая?

Он ошибался. Варя не думала вообще. Поэтому плюнула ему в лицо. Сдавленный смешок послышался из толпы. Лицо главаря позеленело. Он замахнулся.

– Трус! – крикнул Ромка, отбиваясь от двоих чужаков. – Последнее дело – девчонку бить!

– Заткнись! – рявкнул тот, но кривая ухмылка пробежала по его лицу. – Впрочем, можем начать с тебя, – он помедлил, – или…

Взгляд долговязого устремился Варе за спину.

– Не смей его трогать! – голос её звучал почти так же непроницаемо, как у Марии.

– Или что?

Он зашагал к Джеку.

– Не смей! – крикнула девочка, но получилось уже не так уверенно. Больше похоже на мольбу, чем на угрозу. Она судорожно вглядывалась в лица, пытаясь найти кого-то. Хоть кого-нибудь. Все они насмехались над ней, все они были полны ненависти, кроме…

– Мишка! – надежда загорелась в её голосе.

Мишка Есин – спортсмен, отличник и хороший мальчик. Он гордость школы. Он всем нравится. И Варе нравится. Он мог бы помочь. И он… Он… Осознание нахлынуло холодным потоком. Он мог бы помочь. Но не помог. Он с ними.

Варя зажмурилась. Её переполняли ярость и тяжёлое чувство, которого она не могла бы объяснить или описать.

Через две улицы – остановка. Наверное, Стёпка давно сошёл со своего автобуса. Может быть, Макар уже привёз его домой и теперь бегает по округе в поисках младшенькой. Но не стоит слишком на него надеяться. Эта часть села почти заброшена, про неё подумают в последнюю очередь. Поблизости только пара жилых домов. И в одном из них обитает Антонина Сергеевна, но даже если бы девочка могла придумать способ вызвать её… Что может сделать не очень здоровая пожилая женщина с ватагой разъярённых хулиганов?

Это место – пустыня. Потому и привлекает любителей грязных игр и тёмных делишек. Здесь лес подступает к самым дворам. И он зовёт Варю.

«Что?» – удивилась девочка. Ветер гудел между веток, заставляя листья шелестеть всё громче и напористей. И в шуме этом слышалось чужое имя, которое почему-то показалось очень близким, как будто когда-то принадлежало ей. Чаща смотрела на неё всей глубиной.

Джек скулил так жалобно, что каждый звук отдавался в её собственном сердце болью. Дыхание сбивалось, грудь теснило, будто что-то пыталось вырваться из неё, зов леса превратился в треск. Чёрная туча взмыла над деревьями и с невероятной скоростью понеслась к девочке. Уши болели от надрыва. Ещё минута и она не выдержит, ещё минута и…

Варе казалось, что кричит не она. Голос был совсем не похож на тот, который ей приходилось слышать. Всё плыло вокруг, в глазах потемнело. Она ещё видела, как что-то замельтешило, слышала гул. Она различала ужас на лицах всех этих мальчишек, которые бешено махали руками, будто пытались кого-то отогнать, и убегали прочь. Даже Ромка смотрел на неё странно, хоть и оставался рядом до той самой минуты, когда картинка перед её глазами смазалась и погасла.

– Варюха! – последнее, что ей удалось расслышать.

Кошмар

Тело всё ещё ныло, но больше, чем физические неудобства, Варю бесила мысль о том, что шесть драгоценных дней были потеряны из-за каких-то идиотов. Почти неделя её прекрасных летних каникул!

– Ммм? – спросил Стёпка, протягивая ей кружку знахарикного волшебного чая.

Варя попыталась улыбнуться. Плечо прошивало острой болью всякий раз, когда она пыталась им пошевелить.

– Ммм, – покачал головой брат.

– Это пройдёт, – заверила девочка и, склонив голову на его руку, продолжила наблюдать за Ромкой, в тысячный раз пересказывающим их приключение. Мама морщилась. Макар посмеивался над новыми деталями и красками, которыми обрастала история. Знахарка делала вид, что очень занята собственными заботами, но Варя знала – она слушает. И следит за всеми.

Джек мирно посапывал, привалившись худой мордой к девочке. Он почти перестал вздрагивать и скулить во сне. Это немного успокаивало. Значит, любой кошмар забывается. Может быть, и с ней всё будет в порядке.

– Ммм? – спросил брат.

– Да так, – она не отрывала взгляда от Ромки. – Думаешь, он избегает меня?

– Ммм… – пожал плечами Стёпа, но подумав, добавил:

– Ммм? – показывая пальцами: «чуть-чуть».

– Скорее во-от так, – развела руками сестра.

Стёпа потрепал её по голове и ничего не ответил.

Три дня, которые Варя провела в бреду, Ромка от неё не отходил. Так ей сказала мама. Она и сама видела, как он обрадовался, когда подруга открыла глаза. И первый вечер был рядом с ней, пел свои цыганские песни и несмешно шутил. «Ты же, – говорит, – не корова, зачем принялась его бодать? Лучше бы пнула». Потом они оба засмеялись, но тут же схватились за больные места. Ему досталось ещё больше.

Но дальше как-то сам собой разговор пошёл о развязке. Все почему-то этой темы сторонились, а Ромка так и вовсе глаза отводил, да мямлил какую-то ерунду.

– Что было-то? – допытывалась Варя.

– Тебе видней, – буркнул друг.

– Ещё и эта туча откуда ни возьмись, – не обращала внимания девочка. – В прогнозе ни слова про осадки. Я же помню. И небо ясное…

– Так и не было дождя, – перебил Ромка, – только этот противный гнус.

– Гнус?

– Ну да, – его передёрнуло при одном воспоминании. – Комары да мухи какие-то. А ещё ты…

Он прикусил губу и уставился на свои расцарапанные синие руки.

– Чего?

Он пожал плечами. И помрачнел. В тот вечер он больше на неё не посмотрел. Варе припомнились перекошенные страхом лица, которые она видела, как в дурмане, и свой собственный голос, казавшийся чужим. Не могли же они все испугаться её? Она же обычная девчонка. Безумная, если пошла против оравы хулиганов, но не самая смелая и уж точно не самая сильная.

– На что это было похоже?

Варя вздрогнула. Ей так и не удалось привыкнуть к внезапным появлениям знахарки.

– Ммм! – возмутился Стёпа.

– Как будто ты тонешь, и не хватает воздуха? – не обращала внимания женщина. – Или, может, на пожар, пожирающий тебя изнутри.

– Какие образы, – попыталась съязвить Варя, – вы фэнтези не пишите? Я бы почитала.

– На что это было похоже? – в её взгляде заблестел лёд, недобрый знак.

– Я не знаю, – вздохнула девочка.

Знахарка помолчала, давая время на раздумья, но глаз не отвела. Сегодня вряд ли удастся уйти от вопроса.

– Как будто я – не я, – сдалась Варя. – Как будто что-то внутри управляло мной. А ещё лес…

– Лес? – звучало обеспокоенно.

Варя застыла, будто только сейчас что-то припомнила и снова забыла. Вот всегда с ней так! Вертится же прямо тут, а высказать никак. Она нахмурилась и, наверное, выглядела слишком озадаченной, потому что Стёпка снова вмешался:

– Ммм! – недовольно замахал руками, объясняясь со знахаркой.

– Хорошо, – смягчилась та, – успеется. Ишь, защитник какой.

Она странно рассмеялась, но лёд из глаз никуда не делся.

– Отдыхай, красавишна.

Варя прищурилась, в очередной раз заприметив, как женщина сторонится огня.

– Ммм, – кивнул Стёпа, он тоже видел.

– Вовсе не странно, – поспорила сестра.

– Ммм,– не унимался парень.

Варе не нужно было прикладывать усилия, как другим, она всегда понимала, что он хочет сказать. «Ты так не думаешь», – слышалось в его интонации. И девочка знала, что брат прав, но соглашаться не хотелось. В последнее время её вообще тянуло противоречить всему. Поэтому она легонько толкнула парня здоровой рукой:

– Да ну тебя!

***

Варя нашла Макара у озера. Ночной холод уже остудил землю, и теперь запах сырости от воды казался ещё острей. Посиделки у костра давно закончились. Но девочке не спалось. И похоже не ей одной.

– Никак? – спросил мужчина, не повернув голову в её сторону.

«Ну, блин!» – вздохнула Варя. Ей никогда не удавалось подкрасться к нему незамеченной.

– Что меня выдало? – поинтересовалась вслух, самым равнодушным тоном, на который только была способна в этот момент.

– Ты как медвежонок. Пыхтишь, топаешь, сметаешь всё на своём пути.

Он обернулся, смерив девочку оценивающим взглядом. Она еле сдерживалась.

– Прости, я не думал, что ты охотишься, в другой раз непременно подыграю.

Варя недовольно фыркнула, озираясь по сторонам. Макар это сразу заметил. Он вообще всё замечал.

– Ищешь шпинатный пирог? – спросил он, улыбаясь. – Или в меня бы запустила что-нибудь посолидней?

Девочка надула губы. Но ссориться ей не хотелось. Точно не сейчас. Только Макар мог решить её вопрос или хотя бы указать направление.

– Ну что там? – напомнил мужчина.

– Как глаза закрою – всякая ерунда мерещится.

Он понимающе кивнул. И от этого немного полегчало. Варя знала, что завтра ей снова будет грустно и плохо, потому что все вдруг стали смотреть на неё с особой тревогой. Мама и Стёпа, потому что переживают, Ромка, потому что боится, а знахарка… Её взгляд тоже изменился. В нём не было непонимания, но что-то, заставляющее ёжиться и сомневаться в своей нормальности, то и дело выскакивало наружу, хоть женщина и пыталась это тщательно спрятать. С Макаром было иначе. Он вёл себя так, будто ничего особенного не случилось.

– Я схожу с ума? – она и сама не ожидала от себя этого вопроса.

– Почему ты так решила?

– В нашей семье все немного… странные. А про маму говорят, – Варя запнулась, сердце больно сжалось от воспоминаний о жестоких словах чужих детей.

– Ты взрослеешь, – прервал её мысли Макар. – А они – нет.

– Все люди растут, – заспорила Варя.

– Но не все взрослеют. Для некоторых это слишком сложно.

– Значит, будет ещё хуже?

Макар посмотрел на неё как-то уж очень серьёзно. Стало неуютно. Захотелось спрятаться. Чтобы не встречаться с его взглядом, она уставилась на маленький поблёскивающий в свете луны флакончик с прозрачной жидкостью. Мужчина носил его на шее, как кулон. Она знала, что это мамин подарок, но всё равно каждый раз спрашивала, что там и откуда. Новый ответ всегда отличался от предыдущего. Макар сочинял их на ходу. Точно знал, как дети обожают эти сказки. Даже Стёпка.

Сегодня Варя не стала задавать вопрос, а мужчина всё всматривался в неё, изучающе. Но в ту минуту, когда она уже собралась возмутиться, он вдруг начал смеяться. Девочка скрестила руки на груди, раздувая щёки, чтобы не улыбнуться. Это не помогло. Она прыснула. Уткнулась в его плечо. Не хватало ещё перебудить всех.

Больше они не говорили о произошедшем. Макар рассказывал всякие весёлые небылицы так, будто они случались с ним самим. Некоторые истории были настолько неправдоподобными, что девочка поминутно вставлялась и громко хохотала, не веря ни единому слову. В эти моменты она почти забывала о случившемся и совсем не думала о кошмарах, которые набросятся на неё, стоит только закрыть глаза.

Макар был единственным, кто знал. И Варя была благодарна за то, что он хранит её тайну и помогает справляться, не делая из этого историю и не расстраивая маму ещё больше.

Когда небо над деревьями начало светлеть, девочка уже с трудом могла бороться со сном. Макар, по обыкновению своему, прищурился, вглядываясь в позолоченную линию горизонта, и задумался о чем-то неведомом. Варя смотрела на короткие волосы цвета пшеницы и серые глаза и жалела о том, что не родилась с такими же. Кажется, эта мысль была последней перед тем, как она провалилась в дремоту.

Перед рассветом кошмары замедлялись. Дело в усталости? Нужно хорошенько вымотаться, чтобы не видеть никаких снов. Она уже не помнила, откуда это услышала. Но способ оказался рабочим. Он спасал её хотя бы на первые пару часов. Немного времени, чтобы хоть как-то отдохнуть. Хороших видений тоже не было, только покой и тихий голос Макара, напевающий какую-то старую попсовую песню. Мама использовала её вместо колыбельной давным-давно. Тревожность не проходила, поэтому отголоски реальности просачивались звуками и силуэтами в её «ничего».

Варя чувствовала, как бережно её брали на руки и несли к дому. Наверное, так делают все папы. Но Макар не был её отцом, а Стаса она никогда не знала. Но что-то подсказывало, что он бы вёл себя совсем иначе.

Впрочем, теперь это стало волновать её гораздо меньше. Шесть дней, включая те, что она провела в бреду, Варю не покидало странное ощущение. Плохие сны казались всего лишь воплощением того, что преследовало её в реальности. Слежка – именно это слово вертелось на языке. Тень, топчущаяся за оградой знахаркиного дома, невидимый взгляд, изучающий её с той стороны окна. Только у озера она чувствовала себя лучше. Там был Макар. И больше никого.

В кошмарах же тень являлась во всей красе. Не страхом, поджидающим из-за угла, а былью, дышащей ей прямо в лицо.

Язва. Ярость. Яркость.

Шептала тень бессвязно и сердито.

Янтарь. Ярмо. Ярило.

Подкидывала поленья в печь.

Ясность. Ясли. Ясень.

Огонь взвивался под самый потолок, недовольно треща.

Явлен. Явно. Явь.

«Плавь», – ехидным отголоском вторило Эхо.

Ядро. Ядрён. Ядерный.

Из огня выплывали образы. Тоскливые собачьи глаза меняли цвет и форму. Мальчишки больше не смеялись над ней. Взгляды их были пустыми. И из каждого смотрела тень. Только Ромка оставался живым, он выворачивался из цепких лап огня, задыхался от дыма и орал, что было мочи: «Беги за помощью, глупыха!»

Я-го-да.

Трещал огонь, выпевая каждый слог, обжигая её руки

ЯГДА

Вспышка.

– Варюха! – после маминого и Стёпкиного голосов, этот был самым родным. И он всякий раз вырывал её из непроглядной черноты бесконечного дыма.

– Ай!

Плечо снова вскипело от невыносимой боли. После тяжёлого сна она вскочила с постели слишком резко. Новый день лился в окно солнцем, радостным лаем совершенно окрепшего Джека и смехом Вариных самых любимых людей. Это всегда заставляет её улыбнуться и забыть обо всех неудобствах. Любые трудности временны. Затверди это. И поверь.