Жаркое лето Хазара

… Когда завод спрятали от немцев в нашем городе, я учился в Красноводском ФЗУ. Нас сразу же прикрепили к этому заводу. Сначала мы помогали разгружать поступающие грузы, а потом под руководством опытных специалистов участвовали в сборке завода.

В этом месте старик вспомнил о чем-то приятном, и на его лице появилась довольная улыбка. Ему захотелось рассказать собравшимся историю своего знакомства с женщиной по имени Дора. Он и раньше, если у него было хорошее настроение и достойный слушатель, любил вспоминать эту историю, относя ее в разряд приятных воспоминаний.

Вместе с заводом в Красноводск эвакуировали и его работников с семьями. В большинстве своем это были старики и женщины. В их числе была и Дора. Это была видная, черноглазая, черноволосая женщина, которую можно было принять и за горянку с Кавказа, и за выходца из племени емудов…

Приезжих разместили в наскоро сколоченных рядом с будущим заводом бараках. И все равно всем места не хватило, надо было еще строить такие же бараки. Но директор завода выступил против строительства таких больших общежитий.

– Люди после работы должны отдыхать, а разве отдохнешь в таком многолюдном и шумном месте? Следующие бараки должны быть квартирного типа с минимальным набором удобств. – Это был хороший руководитель, он заботился о людях и ценил их труд.

Запуская завод, он неустанно подбадривал людей:

– Старайтесь, товарищи, фронту нужно оружие, горючее. Вот увидите, как поведут себя танки, заправленные нашим горючим, да они немцам спуска не дадут, танки Манштейна будут без оглядки бежать от нас. Немцы еще пожалеют, что напали на нас. Они пытаются добраться до каспийской нефти, а вот им наша нефть!..

Он умел подбодрить людей, найти нужные слова, чтобы они даже в таких тяжелых условиях работали сверх своих сил.

Рабочих рук не хватало, и тогда приняли на работу парней из ФЗУ. Там был такой Чагыллы Пирджан, когда нас с ним взяли на работу, нам выделили в этом бараке комнату на двоих, в которой едва помещались две кровати. А нашими соседками оказались две женщины – Нюра и Дора. Как соседи мы часто виделись, по-соседски беседовали. Обе эти женщины были чертовски хороши собой и не могли не нравиться нам. Однажды Дора обратилась ко мне: «Юноша, ты человек местный, а у вас здесь плещется море, может, кто-то рыбу ловит, давай, попробуй раздобыть рыбы… Знаешь, как я рыбу готовлю, пальчики оближешь!..»

В ту пору на заводе рабочим выдавали хлеба в день, был такой паек, а с остальным продовольствием – мукой, сахаром было плохо, не говоря уже о мыле или каких-то других товарах. Плохо было тогда с питанием.

Через пару дней, когда у меня выдалось свободное время, я отправился выполнять просьбу Доры. Поехал в одно из рыболовецких хозяйств рядом с Киянлы. Дом, в который я попал, после недолгих расспросов оказался домом наших дальних родственников.

В ауле было плохо с хлебом. Да и где тогда с хлебом было хорошо?.. Эта семья не видела хлеба несколько месяцев. А на заводе такой проблемы не было, рабочие хлеб получали, завод имел стратегическое значение, поэтому и снабжение рабочих было приличным. Каждый день работающие получали миску горячего супа и грамм семьсот-восемьсот хлеба. Ну а если удавалось к хлебу еще и рыбки достать, тогда люди и вовсе чувствовали себя сытыми и довольными.

Я отдал этим людям буханку хлеба, а взамен они дали мне несколько рыб, на два-три обеда. Этот человек сказал: «Дядя, лишь бы ты хлеба у нас не просил, а рыбы мы тебе дадим».

Дора и в самом деле приготовила рыбу очень вкусно. После того случая, когда Дора говорила, что хочется рыбкой побаловаться, я брал спецално для этих целей сэкономленный хлеб и отправлялся в тот аул.

… А вообще вся эта история началась с той рубашки. Как-то, вернувшись с работы, я обнаружил пропажу рубашки, которую вчера вечером повесил на спинку кровати. Мой сосед по комнате на заводе, у него смена, а больше мне спросить не у кого.

Особого воровства у нас не было, но я все равно подумал, что кто-то украл мою единственную приличную сорочку. В комнате висела и рубашка моего соседа, но тому, кто взял, видно, приглянулась именно моя.

В этом месте своего рассказа старик сделал паузу. «Вам, конечно, не понять, что значило лишиться одежды в ту пору». Окинув взглядом сидящих, он продолжил свой рассказ.

Хасар и Гасан Алиевич с пониманием кивали головами, желая услышать продолжение этой истории.

– Я тогда сильно жалел о том, что не спрятал рубашку где-нибудь в укромном месте, ну хотя бы под подушку сунул. И хотя с работы я пришел уставшим, в ту ночь сон никак не шел ко мне.

Вдруг я услышал шорох, а потом кто-то стал ключом открывать дверь моей комнаты. Я лежу молча, а сам думаю: кто бы это мог быть, может, мой товарищ что-то забыл дома и вернулся? И тут я вижу Дору, входящую в комнату с моей рубашкой в руках. Она, видно, думала, что я еще на работе, и немало удивилась, когда увидела меня лежащим в постели.

– Так ты, оказывается, дома?

– Недавно вернулся!

– Но ты вроде бы куда-то шел?

– У меня пропала рубаха, и я интересовался у вахтера, не было ли здесь посторонних людей.

– Вот твоя рубаха!

Дора виновато улыбнулась. Она-то хотела постирать мою рубашку втайне от меня, а не вышло.

– Не стоило беспокоиться, соседка!

Моя рубаха была не только постирана, но и поглажена, она выглядела, как новенькая. А она вдруг задумалась и грустно так произнесла: «Эх, мое больное место задел ты!» Я тогда спрашиваю ее:

– А что это за такая болезнь у тебя?– а в душе ругаю себя за свое любопытство. Мог бы подождать немного, она бы сама все рассказала.

– Природа, как мужчин, так и женщин наделяет обязанностями. Женщине хочется время от времени стирать мужскую одежду, пеленки, готовить еду для кого-то, словом, свое женское предназначенье реализовать…

После этого она села на краю моей кровати и склонилась надо мной. Не смогла совладать со своим желанием. А на меня словно букет цветов положили, таким приятным женским запахом пахнуло на меня, и было в этом что-то притягательное, волшебное, и было это так чудесно… В семнадцать лет я впервые узнал силу женских чар…

Увидев выходящую из соседней комнаты с младенцем на руках жену, старик замолчал, стал гладить свои усы, дожидаясь, пока она уйдет. Не хотел, чтобы она слушала его исповедь. Но она заметила брошенный на нее хитрый взгляд мужа, а может, качая в соседней комнате правнука, слышала часть его рассказа, и одарила старика ироничным взглядом.

– Что, опять вспоминаешь свою еврейку Дору?

– А почему бы мне и не вспомнить о ней, когда есть такие замечательные слушатели?

После такого ответа всем стало ясно, что у старика от своей жены нет никаких секретов.

Жена прошла мимо гостей на кухню, но вскоре вернулась и обратилась к мужу:

– Ну, тогда давай, закругляйся со своим рассказом, договори, что ты там делал со своей еврейкой, а потом зови гостей к столу. Сейчас будет подано новое угощение!

Пришлось старику быстренько дойти до конца своего долгого повествования.

В начале 1944 года Дора проводила юношу на фронт, попрощалась с ним у пристани, где он сел на паром. Некоторое время она даже писала ему письма. В 1945 году старик был ранен осколком разорвавшегося рядом с ним снаряда, лежал долго в госпитале, а когда ему стало лучше, его отпустили домой. Он спешил встретиться с Дорой.

Сослуживцы рассказали ему, что год назад Дора вышла замуж и недавно вместе с мужем была переведена на работу то ли в «Башкирнефть», то ли в «Татнефть».

В комнату, неся поднос с дымящимся пловом, вошла дочь Тоты, она поставила блюдо в центре стола, где для него было освобождено место. Все оживились в предвкушении вкусной еды. Этот плов с рыбой и сюзьмой (густое кислое молоко, что-то вроде сметаны) приготовила сама молодая хозяйка, она была горда этим и с любовью посмотрела на мужа, который все еще чувствовал себя неловко в доме тещи, он прочитал в ее глазах: «Думаю, тебе понравится то, что я приготовила, счастье мое!»

Комната наполнилась восхитительным запахом горячего плова. Все стали накладывать его себе на тарелки. Старик ел неторопливо, со смаком, получая удовольствие. «Ох, и вкусно ты готовишь, дочка, в этих краях мало кто может так вкусно приготовить этот фирменный плов!» Говоря так, он подначивал жену и дочь, а те, зная шутки старика, понимающе улыбались. Матери Тоты хотелось сказать:

«А кто ее научил так готовить?», – но она понимала, что кое-кто может воспринять ее слова как соперничество с внучкой. Старик в том же тоне продолжил расхваливать внучку.

– Но и тебя этот юноша из Иолотани вырвал из наших рядов, теперь, когда из Ашхабада приедет мой фронтовой друг, кто нам приготовит такой замечательный плов?

Молодая женщина от этих слов деда смущенно улыбнулась, она смотрела то на мать, то на бабушку, то на деда, и была рада угодить им. Когда дед сказал о фронтовом друге, она не преминула сказать:

– Дед, если приедет твой фронтовой друг, ты бери его и сразу же к нам в Иолотань вези, там водятся сомы, знаешь, какие вкусные блюда можно из них готовить! – счастливо улыбалась она, открывая в улыбке ряд ровных белых зубов. – Я ведь правду говорю? – призвала она мужа в свидетели.

Старику не хотелось оставлять без ответа восторженную речь внучки и ее искреннее приглашение:

– Даст Бог, и к вам приедем, дочка! До сего дня я дальше Мары не ездил. Есть у меня мечта повидаться с марыйскими внуками и правнуками, проведать и сватов в Иолотани!– он был благодарен внучке за приглашение.

Хасар, бывая в гостях, обратил внимание на то, как каждый раз воодушевляются люди, когда на стол подают плов. Вслед за мыслью о плове к нему снова вернулись мысли о его семье. Он вспомнил, как Дунья, приезжая к свекрови, училась у нее готовить вот такой рыбный плов с сюзьмой, а потом готовила его дома, в Ашхабаде.

Она все делала так, как учила ее свекровь: отваривала рис и процеживала его, рыбу готовила в отдельной посуде со всеми приправами, держала ее на пару, но все равно ее плов не получался таким вкусным, как у его матери. Но он старался не обидеть жену, всегда хвалил ее умение: «Скоро ты переплюнешь приморских женщин в приготовлении их фирменных блюд, в частности, плова с сюзьмой!» Дунья была счастлива, принимала его похвалу за чистую монету, и всегда отвечала: «Раз я твоя жена, то теперь тоже становлюсь приморской женщиной!»

Хасар помнит, что ему тогда не понравился плов, приготовленный Дунья, но он не показал виду, через силу ел его, а потом, на другой день, вынужден был разогревать этот плов и доедать его…

Погрузившись в свои обычные воспоминания, Хасар тем не менее заметил, как Тоты иногда бросала на него вожделенные взгляды, полные желания. Однажды их взгляды встретились, и тогда Тоты вежливо спросила:

– Елдаш мугаллым, а вы почему перестали есть плов?

– Тебе показалось, елдаш ученица!– в тон ей ответил Хасар.

Хасар с некоторой долей зависти думал о том, что вот Тоты является отменной хозяйкой своего дома и любящей матерью. Он вдруг понял, что и сам не прочь оказаться в ее жизни, быть рядом с этой женщиной. Но потом он понял, что такие мысли могли быть вызваны его одиночеством и неустроенностью, отсутствием женского тепла. Вместе с тем он понял, что вспыхнувшее в его душе желание уже никогда не оставит его.

А Тоты, предлагая гостям плов и накладывая его в их тарелки, испытывала удовольствие от общения с этими замечательными людьми, ей были приятны их внимание и благодарность за этот вечер, за отменное угощение.

Красивые большие глаза Тоты светились нежностью и любовью. У нее тоже возникло чувство, будто она приближается к чему-то хорошему в своей жизни.

Еще немного посидели за столом, поели плова, весело шутили, острили, о чем-то разговаривали, а потом снова вышли курить. Старику не давали покоя незнакомые люди, которых он встретил в своем дачном поселке несколько дней назад. Ему не понравилась их бестактность, то, как беспардонно вели они себя, считая себя чуть ли не хозяева мироздания. Тогда он даже подумал: «Не приведи Бог, наши люди станут капиталистами, да они простых смертных и в грош не будут ставить, только так растопчут, да и насилия не станут гнушаться». С грустью вопрошал у самого себя: «Когда же наши, как богачи других народов, будут считать свое добро народным, будут зарабатывать деньги, чтобы и другим перепало, когда они станут капиталистами в прямом смысле этого слова?»

Своими соображениями о непрошеных гостях старик уже поделился с двумя знакомыми. Вспомнив о том, что Хасар является его односельчанином, решил поговорить на эту тему и с ним. И вот только теперь ему представилась такая возможность.

Во время перекура старик снова вспомнил о предмете своего беспокойства.

– Хасар, сынок, несколько дней назад над нашим поселком кружили несколько ягнятников! – начал он свой рассказ. Старик говорил загадками, поэтому Хасар не сразу понял, о чем идет речь. Старик заметил, что Хасар не понимает его. – Может, если смотреть с высоты, на которую они взлетели, мы, возможно, и похожи на трупы ягнят! – старик постепенно подбирался к вопросу, не дававшему ему покоя, и по которому он собирался просить совета.

Он рассказал, как несколько дней назад видел двоих незнакомых мужчин в сопровождении представителя хякимлика, которые по-хозяйски осматривали их поселок, из чего он заключил, что хяким города, пользуясь своей властью, ни с кем не посоветовавшись, продал их поселок какому-то денежному мешку. Его подозрения подтверждаются тем, что человек хякима ходил вместе с ними, и в руках у него была карта местности.

Людей, о которых рассказывал старик, в тот день издалека видел и сам Хасар. Но мало ли кто приезжает к морю, Хасар принял их за людей, приехавших ненадолго, чтобы подышать морским воздухом и полюбоваться окрестными красотами.

Но сейчас Хасар понял, что старик говорит о тех же людях, которых видел и он, и вспомнил, что походка одного из них даже издалека показалась ему знакомой, он как колобок катился по земле.

– Похоже, и ты знаешь их, – решил старик по выражению лица Хасара. Ему показалось, что Хасар, даже не видя этих людей, догадался, о ком идет речь. – Раньше у нас хякимом города был другой человек, вот это был настоящий руководитель! При нем и планы выполнялись, и с людьми он мог ладить. А этого пару лет назад откуда-то перевели и поставили здесь. Ну и хапуга же он, прямо-таки ненасытный троглодит! Торгует городскими квартирами по своему усмотрению, и рабочие места тоже продает. А теперь взялся за побережье, делит его на куски, будто в наследство от отца получил, и распродает. А город тем временем все ниже и ниже падает. Школы, детские сады, больницы, общественные очаги культуры в разрухе, на них смотрят как на вредные пережитки советской эпохи. Короче, всего не перечислишь, что он тут творит!

Все эти примеры старик привел из опасения, что жители поселка могут пострадать от личных амбиций главы города, и даже высказал предположение: уж если тот взялся за их поселок, то уж точно не оставит их в покое.

Слушая старика, Хасар думал о том, что будет с ним, если все будет так, как описывает старик. Решил оставить разговор на эту тему до следующего раза.

Застолье плавно перешло в музыкальный вечер.

… То, что юный зять оказался его бывшим пациентом, подстегнуло любопытство Хасара. Ему уже давно хотелось предложить: «А может, нам бахши послушать?»

– Товарищ солдат, может, теперь ты нам пару мелодий сыграешь?! На наше счастье, у тебя и дутар с собой. – Он вдруг вспомнил давнее обещание юноши. – Помнишь, когда ты лежал у нас в госпитале, обещал сыграть так, как играет твой наставник? Так играй, пришло время отдавать долги!– обратился он к сидевшему рядом с ним юноше, который все еще чувствовал себя неприкаянно в доме тещи. К этому времени все гости уже были сыты, вечеринка подходила к концу. Гости были навеселе, возбуждены, всем хотелось слушать музыку.

Медноголовый старик подхватил просьбу Хасара: «Действительно, сейчас самое время послушать музыку!», – после чего юноша прошел в соседнюю комнату, где спал его младенец, и принес оттуда свой дутар.

Взяв в руки дутар, застенчивый юноша засучил рукава и после этого буквально на глазах у всех преобразился. Звуки музыки вызвали ощущение, будто пришла весна, и маленькие рыбки, выпрыгивая из воды, устраивают шумные брачные игры. Тоты вместе со стулом подвинулась поближе к музыканту. Она не предполагала, что ее зять такой хороший музыкант, и сейчас удивленно смотрела на него, и было в этом взгляде искреннее восхищение. Исполнив несколько мелодий, юноша сделал перерыв, чтобы вытереть лицо поданным женой полотенцем. Медноголовый старик, очарованный игрой юного зятя, о чем-то вспомнив, подбодрил юношу:

– Я и раньше слышал, что жители Пендинской долины очень музыкальны. У меня есть знакомый земляк, который работал в тех краях на руководящих должностях, кажется, возглавлял животноводство. Так вот, он не уставал повторять, что пендинцам нет равных в исполнительском мастерстве, что в тех краях музыкой больны абсолютно все – от мала до велика. Иногда идешь по пескам, а откуда-то доносятся звуки песни. Ты думаешь, что где-то поблизости играет радио, а потом оказывается, что мимо на ишачке едет либо чабан, либо подпасок…

Большинство туркмен являются страстными любителями музыки. На свадьбах или иных торжествах обязательно кто-то спросит: «Есть среди вас человек из Сарыка?.. Если есть, дайте ему в руки дутар!» – это неписаное правило – праздники должны открывать пендинцы.

Исполнительское мастерство юного зятя напомнило Хасару игру Хуммета бахши. Хасар слушал его несколько лет назад на дне рождения у одного из своих коллег. Тогда шумное застолье плавно перетекло в музыкальный вечер, хозяин пригласил всех желающих послушать музыку в специально отведенной для этого комнате. Тот доктор намеренно пригласил из Пенди именитого музыканта Хуммета бахши, игру которого послушать мечтали многие.

Музыкант расположился в центре комнаты на красивом ковре ручной работы, он кивком отвечал на приветствия собравшихся. Это был человек лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Честно говоря, Хасар не был страстным любителем музыки, не из тех, кто считал, что, послушав утром хорошую музыку, на целый день заряжаешься положительной энергией и хорошим настроением. Он, конечно, слушал музыку по радио или телевизору, но никогда не искал встреч с дутаристами, сознательно не собирал записи их музыки, не имел фонотеки. Но пришедшие с ним на праздник коллеги пошли слушать музыку, поэтому и он последовал за ними.

При виде бахши, сидевшего с засученными рукавами, готового в любую минуту взять в руки лежащий рядом с ним дутар и начать играть, ему подумалось: «Сейчас всю душу вымотает своим бренчанием, тоску наведет!» Но потом, послушав игру бахши, понял, что эта встреча стала для него незабываемой, настолько сильное впечатление она на него произвела.

Музыка Хуммета бахши очаровала, увлекла за собой слушателей, казалось, что он перебирает не струны дутара, а струны души каждого из них, так тронуты они были этой мастерски исполненной музыкой. В тот раз Хасар впервые в жизни испытал гордость за свой народ, у которого была такая чудесная музыка.

Хасар запомнил и рассказ, услышанный там же во время одного из перекуров, рассказ, похожий на легенду. Один из коллег Хасара, под впечатлением от музыки, рассказал историю, участниками которой были Хуммет бахши и один из видных государственных деятелей того времени.

…Однажды тогдашний Председатель Президиума Верховного Совета Туркменистана Аннамухаммет Клычев отправился в командировку в Тахтабазар. Первый секретарь райкома, страстный ценитель туркменской музыки Реджеп Аннаев за чаепитием дал прослушать гостю в записях музыку Хуммета бахши. А Клычев тоже был ценителем туркменской народной музыки. Ему понравилась музыка, которую он прослушал. Он переиначил слова Успенского, сказанные им во время поездки в Тахтабазар: «В джунглях я увидел чудо», воскликнув: «Да это же чудо из чудес!» Он тогда изъявил желание послушать самого бахши.

Ему сказали, что его сейчас нет дома, Клычев, решив, что тот уехал в пески или куда-нибудь подальше, распорядился: «Где бы он ни был, найдите и привезите его, завтра, на обратном пути из Кушки, я задержусь на день и прослушаю его, а потом уеду обратно!» Но и на обратном пути его не ждал затребованный им бахши.

Когда Председатель Президиума спросил, где же знаменитый бахши, Реджепу Аннаевичу пришлось признаться, что тот находится в заключении в Безмеинской колонии. Не ожидая такого ответа, Клычев на минуту задумался, а потом сказал:

– Человек, исполняющий такую музыку, вряд ли мог кого-то убить. Самое большее, в чем его могли обвинить, так это в употреблении наркотиков, – предположил он. – Этим людям, музыкантам, обязательно нужно чем-то подпитывать свое вдохновение, без этого они не в состоянии творить, вот они и расслабляются при помощи наркотиков. Наверняка, и этого взяли с одним-двумя мыскалами опия…

Клычев очень точно определил, что могли вменить в вину Хуммету бахши. Уезжая, он записал все данные о нем. А дней через пятнадцать-двадцать после отъезда высокопоставленного чиновника Хуммет бахши вернулся из мест заключения. Впоследствии Аннамухаммет ага записал пять кассет его музыки. Временами с удовольствием слушал его живую музыку. И с сожалением замечал: «Жаль, что за тобой водится такой грех, а то бы я устроил твои выступления на радио, телевидении, чтобы имя твое гремело по всей туркменской земле!»

Игра юноши напомнила Хасару почерк Хуммета бахши. И он подумал, что для того, чтобы понимать музыку, вовсе не обязательно быть таким знатоком, как Аннамухаммет ага. Слушая игру юноши, он был уверен, что получает не меньшее удовольствие, чем то, какое получил Аннамухаммет Клычев, слушая музыку Хуммета бахши.

Окунувшись в чарующий мир музыки, люди не заметили, как наступила ночь. Ушла укладывать младенца молодая мать, прилегла рядом, чтобы покормить его грудью, да и сама уснула. Пошла отдыхать и бабушка. Теперь за гостями ухаживала только Тоты, она без конца носила им чай. Слушая вместе со всеми игру своего зятя, она заново открывала для себя этого юношу.

Глубокой ночью гости распрощались с хозяевами, поблагодарив их за такой чудесный вечер.

А Тоты радовалась, что устроенная ею вечеринка удалась и надолго запомнится ее сегодняшним гостям.

* * *

То, что покупатели дачного поселка не шутили, стало ясно меньше чем через месяц после того, как здесь побывали те непрошеные гости.

Работники хякимлика одно за другим обошли все дома дачного поселка и вручили их хозяевам уведомление с подписями и печатями, в котором сообщалось, что на месте дачного поселка будет осуществлен проект грандиозного строительства. В документе содержалось требование всем жителям в месячный срок освободить свои дома, а если кто-то в указанный срок не покинет свои участки добровольно, это будет воспринято как несогласие с новой политикой государства, а сами противники будут привлечены к ответственности, соответственно, и их дома будут снесены бульдозерами.

Сторожа дачного поселка заставили подписать отдельный документ, которым ему предписывалось известить о решении хякимлика хозяев домов, в данный момент отсутствующих в дачном поселке.

Посыльные подошли и к дому старика и криками из-за забора вызвали его к себе.

Когда старику вручали уведомление, он спросил:

– Что это?

– Уведомлением это называется, яшули! Распоряжение хякимлика,– высокомерно произнес рассыльный. – Прочтите его!

Прочитав бумагу, старик спросил:

– А разве нельзя развернуть стройку в другом месте, чтобы не трогать поселок? Чего-чего, а земли вокруг более чем достаточно. Пустынный берег тянется до Казахстана. Разве нельзя, не снося дома людей, строить в другом месте? – уговаривал старик посыльных, хотя и понимал, что от них ничего не зависит.

– Мы ничего не знаем, яшули. Это место уже купил какой-то крутой фирмач из Ашхабада. И теперь он требует, чтобы освободили его землю, хочет начинать строительство. Раз он заплатил, имеет право требовать.

– Тогда кто же решает этот вопрос?

– Хяким города решает, яшули!

– Но ведь эта земля и отцу хякима города не принадлежит. Наши предки защищали эту землю, кровь за нее проливали, неужели же теперь ее с такой легкостью отдадут какому-то проходимцу?

Старик взял у посыльного ручку, которой он должен был расписаться на уведомлении, что он получил его, и написал на поданном ему листке: «Кем бы ни был хяким, считаю, что он не имеет права кому бы то ни было продавать землю, политую священной кровью предков, а потому я, старый коммунист и ветеран войны, первым выступаю против этого решения». Написал и протянул листок бумаги посыльному.

Старик, конечно, на этом не успокоился. Он схватил трубку телефона, чтобы переговорить с хякимликом. Однако ни один из тех, с кем ему удалось связаться, ничего конкретного на его вопрос ответить не смог.

И тогда старик понял, что так он ничего не добьется, и ему необходимо встретиться с самим главой города. Однако его желание попасть к хякиму города никак не исполнялось.

Каждый раз, когда он звонил, секретарша всячески прикрывала своего начальника: у шефа поездка по городу, шеф проводит собрание, шеф встречается с иностранными бизнесменами и тому подобное.

Когда же до сведения хякима довели жалобу старика, он просто отказался от разговора с ним. Он еще больше разозлился, узнав, что старик требует принять его. «Сделайте так, чтобы этот маразматик не приходил ко мне! Если надо, привлеките полицию, прокуратуру, пусть найдут его ахиллесову пяту и вызовут на допрос, примут меры. Или же выясните, есть ли у него сын или дочь, найдите и прижмите их!»

Узнав о негласном распоряжении хякима от третьих лиц, старик взбесился. Он разыскал домашний телефон хякима и позвонил ему рано утром: уж в это-то время он должен быть дома!

В трубке раздался сонный голос женщины.

– Алло!

– Дочка, мне нужен хяким!

– Кто его спрашивает?

– Я тот самый человек, которого он пытается при помощи милиции оклеветать!

– Гмм… – женщина поперхнулась.

Старик услышал, как рядом с женщиной прозвучал мужской шепот. Жена хякима города была недовольна тем, что ее сон был нарушен.

– От вас и ночью нет покоя, хяким спит, если он нужен, идите к нему на работу! – недовольно проворчала женщина.

После ворчания женщины старик понял, что, хотя ему и не удастся поговорить с хякимом, его слова будут доведены до слуха того, кому они предназначены.

– Ну, раз спит, так пусть земля ему будет пухом! – пожелал старик и повесил трубку.

* * *

Как-то в воскресенье, возвращаясь домой после смены, Хасар увидел на улице отца Тоты, медноголового старика, разговаривавшего с несколькими людьми. В выходные дни дачный поселок оживал за счет тех, кто приезжал проведать свои дачные домики, а заодно и отдохнуть. Увидев машину, старик узнал ее и помахал рукой, подзывая Хасара.

Как только Хасар вышел из машины, старик поспешил ввести его в курс дела. Было видно, что старик чем-то взволнован, он говорил, размахивая руками:

– Ну, вот, и этот ничего не знал! – сообщил он

собравшимся, когда Хасар подошел к ним.

Стало известно, что новорожденный капиталист пошел в атаку даже раньше, чем намеревался. Огромные машины уже начали завозить в поселок массивные бетонные блоки для будущего строительства.

– Вот об этом я и рассказываю соседям, – сообщил старик, желая, чтобы и Хасар услышал это. – Если мы все вместе дружно не возьмемся за это дело, нашим домам скоро придет конец. Мне кажется, если мы будем действовать сообща, то еще не поздно все это безобразие остановить. По-моему, хяким города и сам не очень-то верит, что поступает по закону. Не хочется ему прямо говорить об этой ситуации, он всячески избегает общения на эту тему. Его можно понять, он ведь получил от этих олигархов крупную взятку, и теперь ни за что не захочет расстаться с этими деньгами, будет под любым предлогом продвигать этих, не признает свою ошибку и не отменит свой приказ. Поэтому нам надо всем вместе дать понять, что не позволим ему своевольничать и унижать людей. Пусть эти богачи строят, что хотят, но в другом месте. Пусть они оставят нас в покое. Туркменский берег Хазара тянется на тысячи километров, им что, надо непременно на месте наших домов строить?

И хотя окружающие помалкивали и не возмущались, старик был уверен, что они на его стороне. Он верил, что и на хякима можно найти управу, надо только всем вместе взяться за это дело и довести его до конца.

– А что они собираются делать с людьми, которые живут на даче круглый год, а не только в сезон?– обратился Хасар к полнеющему мужчине средних лет с лысеющей головой, который, как и он сам, круглогодично жил на даче. Думал, что этот мужчина поддержит его, потому что проблема и его задевает напрямую. Но тот не спешил отвечать, напротив, гладил щеки с видом человека, не придающего словам Хасара значения, а потом и вовсе отвернулся. Хасар понял, что тот не хочет ввязываться в эту историю, скорее всего думал, что если не здесь, то в другом месте купит себе дом, а сюда пришел просто потому, что боялся острого языка старика. Про этого человека говорят, что он является представителем крупной Ашхабадской компании, занятой экспортом продукции нефтеперерабатывающего завода в Красноводске.

Вместо него голос подал полноватый парень со смуглой кожей:

– Эй, товарищ, а кому теперь вообще интересно мнение масс? Сейчас такое время, кто смел, тот и съел. Каждый старается урвать кусок пожирнее. Разве вы не слышали, что говорит глава страны по телевизору, критикуя некоторых зарвавшихся чиновников? Мол, как только они оказываются у руля, готовы весь мир себе подчинить, считают себя властелинами. Вот и наш хяким, когда работал на такой же должности в Ашхабаде, был среди руководителей, показавших себя с этой стороны. Он ведь не за дело радел, а о собственном кошельке заботился. Где надо, поддерживал богатых людей – иностранные фирмы, а потом и сам стал собственником многих ресторанов, домов, счета в зарубежных банках заимел. Он умело использовал должность в своих корыстных интересах…

– Яшули, тогда поговаривали, что в скором времени его снимут с работы. А он вот откуда вылез. Конечно, а что ему сделается, денег-то у него много! На то время в Ашхабаде он считался одним из самых богатых людей.

– Если он владеет большими деньгами, тогда нам вряд ли с ним справиться. Может, потому и глава страны не смогло его снять?– вымолвил востроносый парень, молча стоявший позади старика. – Такой человек мало кому будет по зубам.

– Да, они тут напихают полные карманы, а потом бегут за границу, и уже оттуда изображают из себя страдальцев за народное дело, безвинно обиженных, а на самом деле поносят свою страну. Может, лидер страны опасался, что и этот поступит так же, поэтому не стал трогать его?