Мозаика. Из жизни писателей, художников, композиторов, артистов, ученых

КРЫСЫ СТРАШНЕЕ ПУЛЬ

Лев Николаевич Толстой ужасно боялся крыс. Во время Крымской войны, сидя в ложементах, он один раз увидел крысу и, спасаясь от неё, выскочил наружу и побежал на бастион под ураганным огнём неприятеля.

«ПОГОДИ, ДУШЕЧКА, РОЖАТЬ»

В жизни Льва Николаевича Толстого число 28-е имело как бы фатальное значение. Великий писатель родился 28-го августа 1828 года. Старший сын его, Сергей Львович, родился тоже 28-го числа.

27-го ночью приспело время Софье Андреевне родить этого сына. Лев Николаевич приходил к роженице и уговаривал её:

– Погоди, душечка, рожать: ещё нет 28-го!

А в 4 часа утра 28-го Софья Андреевна благополучно разрешилась от бремени.

ПОШУТИЛИ

Лев Николаевич Толстой любил иногда пошутить. Однажды в большом зале-столовой Ясной Поляны собрались к обеду многочисленные гости и члены семьи Толстого. Только где-то замешкалась старая графиня. Лев Николаевич вдруг предложил:

– Давайте удивим Софью Андреевну: спрячемся все под стол.

И сам первым полез туда. За ним и все прочие. Длинная и широкая скатерть скрыла их.

Вошла в зал графиня и удивилась: никого нет! Вскрикнула:

– Где же Лев Николаевич и все остальные?!

Шутники со смехом вылезли из-под стола.

ВЕРХОМ НА ДЯДЕ СТЁПЕ

Шурин Л. Н. Толстого, Степан Андреевич Берс, был здоровенным детиной. Лев Николаевич, уже пожилой, нередко, подойдя к «дяде Стёпе» сзади, моментально вскакивал ему на плечи, и тот с удовольствием катал писателя рысцой по комнате.

ПОЧЁТ ГЕНИЮ

В 1884 году Л. Н. Толстой посетил своего друга, великого художника Николая Николаевича Ге, в его доме на хуторе Плиски, вблизи Ивангорода Черниговской губернии. Однажды, обозревая окрестные сёла, Лев Николаевич зашёл в школу. С разрешения учителя посидел в классе, послушал урок. Потом тихо, незаметно ушёл.

Учитель, поздно догадавшись, что посетитель был Лев Толстой, вместе с учениками пустился догонять писателя, но тот где-то исчез. Как в землю провалился! Вернувшись в класс, учитель и его питомцы целовали стул, на котором сидел Лев Николаевич.

Узнав об этом случае, Н. Н. Ге восторженно говорил многим:

– Вот так любят и чтят гения простые сердца!

КАЗНЬ КОМАРА

На одном обеде у Льва Николаевича Толстого рядом с хозяином сидел его друг – Чертков. Обедали на террасе. Было жарко. Комары носились в воздухе, пищали, жалили лица, руки и ноги обедающих.

Шла веселая застольная беседа, все острили, шутили, смеялись. Вдруг Лев Николаевич взглянул на Черткова и шлёпнул по его лысине: это он казнил комара, от которого осталось кровяное пятнышко.

Чертков нахмурил брови и укоризненно посмотрел на Толстого:

– Что вы наделали, Лев Николаевич?! Вы лишили жизни живое существо! Как вам не стыдно!

Лев Николаевич смутился. Веселье стихло.

ОТКРОВЕННОСТЬ

Антон Павлович Чехов посетил Льва Николаевича Толстого в Гаспре. Они беседовали о многом. На прощанье Чехов подал Толстому руку. Тот задержал её и сказал:

– Поцелуйте меня!

И сам поцеловал Антона Павловича. А затем сунулся к его уху и энергичной старческой скороговоркой изъяснился:

– А всё-таки пьес ваших я терпеть не могу. Шекспир скверно писал, а вы – ещё хуже.

РАЗГОВОР НА ВЫСОКУЮ ТЕМУ

Сын Л. Н. Толстого Илья Львович привёз к отцу своего приятеля фотографа Ф. Т. Протасевича. Думая, что с великим писателем-философом надо вести разговор на высокие темы, фотограф спросил:

– Скажите, Лев Николаевич, есть Бог или нет?

Толстой помолчал, а потом, улыбаясь, заговорил:

– Вы видели когда-нибудь микроскоп?

– Видел.

– И что же вы в нём видели?

– Видел в капле воды инфузории.

– Что, если бы одну из этих козявок спросили, есть в Калуге фотограф Протасевич, что бы она на это ответила?

ЗАГАДОЧНЫЕ ФАКТЫ

Поразительно, что многие знаменитые писатели дают о других авторах-классиках крайне дурные отзывы.

И. С. Тургенев рассказывал Льву Толстому:

– Раз у Виардо были гости, и должен был приехать Жюль Верн. Все с нетерпением его ждали. И представьте, это оказался самый глупый человек во Франции!

Известно, что сам Лев Николаевич ни во что не ставил Шекспира и других корифеев художественной литературы. Так о Жорж Занд он судил:

– Отвратительная женщина! Я не понимаю её успеха.

Толстому возразила его сестра – Мария Николаевна:

– Нет, у неё есть хорошие вещи. Вот, например, «Консуэло».

При этом имени Лев Николаевич сделал брезгливую гримасу:

– Нет, нехорошо. Всё фальшиво, дурно, скучно… Я никогда не мог читать.

НЕУТОМИМЫЙ КНИГОИЗДАТЕЛЬ

Флорентий Фёдорович Павленков (1839 – 1900) получил военное образование в кадетских корпусах и Михайловской артиллерийской академии. В студенческие годы увлёкся идеями декабристов, революционных демократов-шестидесятников. В военном ведомстве прослужил около 5 лет. В 1866 году вышел в отставку и всю свою дальнейшую жизнь посвятил народному просвещению.

За 35 лет издательской деятельности Флорентий Федорович выпустил 750 прекрасных книг (тиражом более 3,5 млн.), в том числе 200 биографий выдающихся людей, отечественных и зарубежных, чем положил начало серии «ЖЗЛ», по предложению А. М. Горького продолженной в советское время.

В издательстве Павленкова впервые в России увидели свет «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса, сочинения В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Д. И. Писарева. За революционность содержания некоторые издания Павленкова были сожжены царскими цензорами, а сам он более 10 лет просидел в крепости, тюрьме и ссылке.

Несколько десятков лет кряду Флорентий Фёдорович неустанно трудился над созданием знаменитого однотомного Энциклопедического словаря, вышедшего 7 раз. Это «любимое детище» автора было в России досель невиданной маленькой народной энциклопедией, проникнутой духом протеста против самодержавно-помещичьего строя.

Цены своим изданиям Ф. Ф. Павленков довёл до предельной дешевизны. Например, его «Наглядная азбука для самообучения грамоте» стоила одну копейку. Так она и называлась: «Азбука-копейка».

Все доходы от своего предприятия Павленков завещал отдать на организацию 2000 сельских библиотек.

Похоронили Флорентия Фёдоровича в Петербурге, на Волковом кладбище. На одной стороне памятника на его могиле выгравирована надпись: «ФИЗИКА – А. ГАНО», а на другой – «ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ», т. е. названия первой и последней книг, изданных истовым ревнителем народного просвещения.

УМНЫЙ КОТОФЕИЧ

Литературный критик, публицист, социолог и философ Николай Константинович Михайловский (1842 – 1904) очень любил своего большого пушистого серого кота.

Когда писатель работал, около него неизменно сидел этот Котофеич и мурлыкал длинную успокоительную песню. И прерывал он её лишь тогда, когда Николай Константинович клал перо.

ВЫШЕЛ, ПОМОЛЧАЛ И ВЕРНУЛСЯ

Писатель Глеб Иванович Успенский (1843 – 1902) до конца жизни не мог преодолеть застенчивости. Друзья с трудом уговорили его однажды выступить с ними на благотворительном литературном вечере. Он согласился прочесть свой новый очерк.

Когда подошла его очередь читать, он вышел на сцену, глянул в переполненный публикой зал – и обомлел от страха. Постоял, постоял молча, повернулся и ушёл за кулисы.

«СВЕЩА»

Известный юрист, поборник суда правого в дореволюционной России, почетный академик, сенатор, писатель, непревзойдённый оратор Анатолий Фёдорович Кони (1844 – 1927) чистосердечно принял Октябрьскую революцию.

В годы голода и разрухи он, престарелый и больной, прочёл в аудиториях Петрограда около тысячи лекций. Люди разных чинов, званий и возрастов слушали его чтения с затаенным дыханием.

По просьбе студентов Наркомпрос предоставил ему лошадь, бричку и кучера. Кучер, прослушав одну лекцию Анатолия Фёдоровича, потом аккуратно посещал их все. И простодушно выразил ему своё восхищение:

– Ты, брат, вижу, свеща! (свеча – А. Т.)…

В 1921 году, в день рождения А. Ф. Кони, слушатели поднесли ему самый драгоценный тогда подарок – белый хлеб. Растроганный лектор сказал:

– Эта награда – лучшая из всех, полученных за всю мою жизнь.

«КАПИТАЛ» МАРКСА В ТЮРЬМЕ

В тюрьму, где сидел В. Г. Короленко (1853 – 1921), политическим заключённым принесли передачу – книги, среди которых был и «Капитал» Карла Маркса. Строгий смотритель тюрьмы вначале не хотел пропускать эту толстую книгу. Но арестанты убедили тюремщика, что это самая поучительная книга для тех, кто хочет нажить капитал. Тогда страж узилища похвалил книгу, и она беспрепятственно попала к заключенным.

ЗЛАТОУСТ ОБМИШУЛИЛСЯ!

В «Истории моего современника» В. Г. Короленко между прочим рассказал, как тюремный священник, любитель красноречия, произнёс перед уголовными арестантами слово по случаю неудачного покушения революционера А. К. Соловьёва на Александра II.

«При этом, – писал Владимир Галактионович, – с тюремным священником произошло неприятное ораторское приключение. Выйдя на амвон, чтобы объяснить повод благодарственного молебна, вперёд настроившись на патетический лад, он начал громко и в приподнятом тоне:

– Дорогие братия! Вот и ещё одно священное покушение на злодейскую особу его императорского величества…»

ВОРОНА-КОРОНА-КОРОВА

Владимир Галактионович Короленко рассказывал В. В. Вересаеву:

– В одной одесской газете в описании коронации Николая II было напечатано: «Митрополит возложил на голову его императорского величества ворону».

В следующем выпуске газеты появилась заметка: «В предыдущем номере нашей газеты, в отчёте о священном короновании их императорских высочеств, вкралась одна чрезвычайно досадная опечатка. Напечатано: «Митрополит возложил на голову его императорского величества ворону», читай: «корову».

СПАСАЯСЬ ОТ ФОТОГРАФОВ

Владимир Галактионович Короленко не любил сниматься, фотографы охотились за ним. Одному из них повезло: он застигнул «жертву» в узком переулке, нацелил фотоаппарат и хотел уже щёлкнуть, но Короленко мгновенно закрыл портфелем лицо и пышную бороду. А затем шмыгнул в боковую калитку.

ЧРЕЗМЕРНАЯ ЩЕПЕТИЛЬНОСТЬ

Профессор русской литературы, главный редактор журнала «Мир божий» Ф. Д. Батюшков не выносил неприличных слов. На произведение Н. Н. Брешко-Брешковского «Опереточные тайны» А. И. Куприн написал рецензию, в которой употребил пословицу «Чёрного кобеля не отмоешь добела». Фёдор Дмитриевич нашёл, что слово «кобель» в солидном журнале недопустимо. Исправил фразу так: «Чёрного… не отмоешь добела».

Рассказали об этом В. Г. Короленко. Тот рассмеялся:

– На Фёдора Дмитриевича это похоже. Он иногда уподобляется питомицам института благородных девиц. Когда у меня было расстройство желудка, один наш близкий знакомый спросил, что со мной. Фёдор Дмитриевич решил, что слово «живот» произносить неприлично и сказал: «У Владимира Галактионовича болит „Ж“»!

ВЕЗДЕСУЩИЙ РЕПОРТЁР

Владимир Алексеевич Гиляровский (1853 – 1935) более полувека находился на гребне русской литературной и общественно-политической жизни. Кого он только не знал из своих современников, где он только не бывал, каких только случаев с ним не приключалось.

Всюду его появление приносило свет, радость и бескорыстную помощь. Если бы кто-нибудь даже протокольно описал жизнь этого богатыря, жизнелюба, весельчака, мудреца, певца и защитника униженных и оскорблённых, – то вышло бы захватывающее повествование.

ВРЕДНЫЕ ХИМИКАЛИИ

На спичечной фабрике в районе Егорьевска и Гуслиц в производстве применялись весьма вредные химикалии, от которых у рабочих выпадали зубы, кровоточили дёсна, раздражалась кожа. Многие рабочие погибли. После разоблачительной статьи В. А. Гиляровского в «Русских ведомостях» спичечное производство в этом районе закрыли.

СОЖЖЕНИЕ КНИГИ «ТРУЩОБНЫЕ ЛЮДИ»

В. А. Гиляровского прозвали «королём репортёров». Изучив досконально быт тех, кто оказался на дне общества, он нарисовал их в книге «Трущобные люди». Книга звала к уничтожению несправедливого общественного порядка. В ней рассказывалось об ужасах эксплуататорского самодержавно-капиталистического строя, обрекавшего на унижения и нищету миллионы одарённых людей.

По распоряжению царской цензуры весь тираж этой книги был сожжён до выхода в свет. Но рабочие типографии, где она печаталась, кое-как собрали из бракованных листов один экземпляр и поднесли автору. Гиляровский написал на нём: «Первый и последний экземпляр».

ВЫСТАВКА «ОСЛИНЫЙ ХВОСТ»

Будучи убеждённым реалистом в искусстве, Владимир Алексеевич Гиляровский не терпел декадентов. На московской художественной выставке «Ослиный хвост» его особенно возмутила картина «Голубое в зелёном». В ней ничего нельзя было понять.

Воспользовавшись малым количеством посетителей, Гиляровский взобрался на стул и быстро перевесил картину вниз изображением. В таком положении она висела до закрытия выставки. И никто не обратил на это внимания.

ХИТРЫЙ ЭКСИЛИБРИС

Владимир Алексеевич Гиляровский сильно огорчался, когда ему не возвращали книги, взятые для прочтения. Чтобы избавиться от этой беды, он на каждой своей книге поставил экслибрис: «Эта книга украдена из библиотеки В. А. Гиляровского». Надпись помогла: книги возвращались.

ЭКСПРОМТЫ

В. А. Гиляровский был наделён от природы искромётным остроумием. Сидя в приятельском кругу, он исписывал экспромтами все скатерти. На одной вечеринке друзья предложили сочинить на слова «урядник» и «море» экспромт. Немного подумав, Владимир Алексеевич продекламировал:

 
Синее море, волнуясь, шумит,
У синего моря урядник стоит,
И злоба урядника гложет,
Что шума унять он не может.
 

Широкую известность получил экспромт Гиляровского, сочиненный по поводу первого представления драмы Л. Н. Толстого «Власть тьмы»:

 
В России две напасти:
Внизу – власть тьмы,
А наверху – тьма власти.
 

По случаю открытия в Москве памятника Н. В. Гоголю состоялся большой литературный вечер. Кто-то предложил провести конкурс на лучший экспромт о памятниках Пушкину и Гоголю. Победил, конечно, Гиляровский, тут же сочинив:

 
Гоголь, сгорбившись, сидит,
Пушкин Гоголем глядит.
 

ДВЕ КОЧЕРГИ ДЯДИ ГИЛЯЯ

В. А. Гиляровский как-то схватил печную кочергу и, как верёвку, завязал её в узел. По совету А. П. Чехова, эту кочергу повесили на крышке отдушины голландской печки, чтобы многочисленные посетители квартиры Гиляя видели физическую мощь хозяина.

Сделал Владимир Алексеевич узел и из второй кочерги. Кто-то из членов семьи упрекнул силача в том, что он портит хозяйственные вещи. Гиляй тут же развязал узел, придав кочерге нормальный вид. Эта кочерга стояла «на память» в передней квартиры писателя, возле жёлтого дивана, на котором любил сидеть Л. Н. Толстой, часто навещавший Гиляровского.

СИЛАЧ

Иногда Владимир Алексеевич Гиляровский любил повеселить друзей, показывая им свою богатырскую силу. В доме А. П. Чехова в Мелихове он, бывало, посадит в тачку хозяина и ещё кого-нибудь из мужчин – и возит их по аллее.

В гостях, сидя за столом, он скручивал винтом обеденную или чайную ложку, сгибал пополам двугривенный.

Довольно полный и тяжеловесный В. М. Дорошевич (1864 – 1922) сидел в редакции «Русского слова» и работал. И вдруг поднялся в воздух вместе с креслом.

– Не бойся! – успокоил его шутник, поставил кресло на место и представился: – Гиляровский.

ЗАПОНКИ ЧЕХОВА

Писатель Н. И. Морозов дал В. А. Гиляровскому на отзыв свой рассказ «Чернильная команда». Произведение было одобрено и послано в альманах, который редактировал А. В. Амфитеатров. Владимир Алексеевич радовался за своего друга и подарил ему драгоценные запонки для манжет. Эти запонки походили на большие перламутровые пуговицы, к которым были прикреплены платиновые диски с выгравированным на них портретом Антона Павловича Чехова.

– Эти запонки, сказал Гиляровский Морозову, – незадолго до своей смерти подарил мне Антоша Чехов, а я дарю их тебе за твои литературные достижения. Желаю тебе успеха.

СОЛЁНЫЙ АРБУЗ

А. П. Чехов (1860 – 1904) и В. А. Гиляровский ехали на извозчике по Страстной площади в Москве. Около овощного магазина остановились, купили солёный арбуз.

От держания арбуза на холоде у Чехова замерзли руки. Гиляровский предложил бросить арбуз.

– Зачем бросать? – возразил Антон Павлович. – Вот городовой стоит, отдай ему, он съест.

Гиляровский поманил к себе пальцем городового:

– На, держи, только осторожно…

Чехов, перебивая Гиляровского, трагическим шёпотом предупредил городового:

– Осторожно, это бомба… Неси её в участок.

– Да не урони, гляди, – добавил Гиляровский.

– Понимаю, вашевскородие.

От страха у городового стучали зубы…

На следующий день «шутники» узнали, что их «бомба» произвела в участке целый переполох. Чиновники, боясь взрыва, разбежались. Собралась толпа. Явились агенты охранного отделения. Вызвали офицера-специалиста по взрывчатым снарядам. Общий страх был понятен: ведь тогда террористы часто делали покушения на слуг самодержавия…

Но вот во двор полицейского участка въехали пожарные. Им сообщили о причине паники. Старик-брандмейстер бросился к «бомбе». Через минуту он вышел к публике, оборвал остатки мокрой бумаги с солёного арбуза и понёс его к себе домой. Ел и похваливал:

– Наш, донской, полосатый… Давно такого не едал…

«НОВОЯВЛЕННАЯ ЗВЕЗДА»

Писатель и журналист Николай Александрович Лейкин издавал с 1880 года юмористический журнал «Осколки». Желая склонить к сотрудничеству А. П. Чехова, он похвалялся ему, что в этот журнал недавно прислал замечательный рассказ молодой, ещё неизвестный, но очень даровитый юморист, и что он, Лейкин, пригласил его для личных переговоров. А. П. Чехов попросил Лейкина дать ему прочесть хвалёного юмориста. Оказалось, что это был добросовестно переписанный ранее опубликованный рассказ Антона Павловича! Под рукописью стояла никому неизвестная фамилия…

УБИЙСТВЕННАЯ РЕПЛИКА

Какой-то горе-литератор напечатал про Антона Павловича Чехова пасквильные стишки, назвав его в них ветеринарным врачом. Писатель ответил ему кратко»: «Но я не имел чести лечить вас».

РЕДКИЙ ПРИМЕР

Пьесы «Чайка» А. П. Чехова и «Цена жизни» В. И. Немировича-Данченко были одновременно представлены на соискание Грибоедовской премии. Её присудили «Цене жизни», но автор считал это решение судей несправедливым и просил отдать премию Чехову. Жюри отклонило просьбу Владимира Ивановича, но она являет собой редкий пример благородства, объективности и самоотречения в оценке художественных произведений.

УРОК, ПРЕПОДАННЫЙ НА БОКАХ

Поэт Константин Дмитриевич Бальмонт (1867 – 1942) беззастенчиво хвастался знанием многих иностранных языков. Но владел ими очень плохо. И оттого не раз попадал впросак. А в Париже его даже побили за незнание французского языка. Было это так.

Он шёл с дамой позади двух полицейских и громко укорял её:

– Ваш хитрый взор, ваш лукавый ум!..

Полицейские подумали, что это он про них орёт.

Французское слово «ваш» означает «корову». Оно – самая оскорбительная для полицейских кличка, подобная русской кличке «фараон».

И парижские блюстители порядка преподали Бальмонту на его боках памятный урок французского языка!..

ЗАДИРА

Поэт К. Д. Бальмонт был фанфароном и задирой. За это ему доставалось на орехи. В Одессе он пошёл купаться с И. А. Буниным и А. М. Фёдоровым. Писатели разделись и зашагали к воде. Навстречу им шёл огромного роста босяк. Бальмонту взбрело в голову гаркнуть ему:

– Дикарь! Я вызываю тебя на бой!

Босяк смерил забияку мрачным взглядом, сгрёб его в охапку и, как щенка, швырнул в колючие прибрежные заросли. Наш рыцарь печального образа вылез оттуда весь окровавленный!

СВЁРТОК ВЕРЕСАЕВА

Грянула Великая Отечественная война…

Вместе с другими коллегами писатель Марк Ефетов в то время находился в Малеевке, в Доме творчества литераторов. Прослушав по радио заявление Советского правительства, писатели поехали из Малеевки в Москву.

У Никитских ворот Ефетов случайно встретил Викентия Викентьевича Вересаева (1867 – 1945). Бледный и растерянный он держал под мышкой большой свёрток и жаловался:

– Не знаю, что и делать, Марк Семёнович… Вот полдня ношу, нигде не берут… Не могу придумать, куда отдать…

– Что это? – заинтересовался Ефетов, взвешивая на руке тяжёлый свёрток.

– Здесь всё наше серебро… Фамильное… Хочу отдать государству… Подумайте: началась такая война!..

По совету Ефетова, серебро было сдано Госбанку на Неглинной.

ЛЕКЦИЯ ГОРЬКОГО О ТОЛСТОМ

Алексей Максимович Горький (1868 – 1936) в 1920 году в Аничковом дворце в Петрограде читал лекцию о Толстом. Резко обличал он ошибки Льва Николаевича. Но когда дошёл до рассказа о смерти великого писателя, не мог произнести слов: «Толстой умер», – только беззвучно шевелил губами и плакал. Удалился в артистическую. Стоя у окна, теребил папиросу и плакал. Публика несколько минут молчаливо ожидала его возвращения на кафедру.