– Почему, – продолжал вопрошать Огоннёров, – мои люди были на вашем корабле? Что вы задумали? Хотели их использовать как заложников? Собирались выведать у них государственные тайны? Может, вы хотели их сделать своими агентами?
Маршал Роннинг развернулся к экрану Менингэма и жестом руки предложил тому ответить, а сам стал молчаливо ждать, что же Менингэм может сказать министру?!
– Господин Огоннёров, а вы можете мыслить какими-либо иными категориями? – спросил Менингэм, разглядывая с экрана министра. Его лицо значительно приблизилось, так что можно было разглядеть рисунок радужки. – Тайны и шпионы, – продолжало лицо, – это всё, что помещается в вашей оплывшей жиром голове. Вы действительно считаете, что у вас есть то, что мы хотели бы украсть? – Менингэм нахмурился. – Впрочем, мне было бы интересно узнать технологию массового запугивания граждан, и ещё, пожалуй, познакомиться с рецептом незаконного и насильственного удержания власти. Хотя, я думаю, здесь второе вытекает из первого.
Господин Менингэм вздохнул и задумчиво нахмурился. Камера отъехала, и фигура компьютерного человека поместилась на экране полностью.
– Мировое господство это мечты, – рассуждал Менингэм, – которыми властолюбцы любят тешить своё эго. Но путь к нему не стоит никаких усилий и тех, жертв, что приходиться возложить на алтарь имперских фантазий. Вся ваша история в этом вашем Содружестве полна необоснованных сказок о превосходстве вашей нации, о привилегиях, которые только вам послали ваши боги. Вы живете в ложных иллюзиях о якобы гениальном мышлении вашего народа. Но на самом деле эта мнимая особенность зиждется на многолетнем тотальном контроле населения, распланированном развитии экономики и технологий. Вы живете под диктовку вашего президента и полностью утратили свободу мышления, свободу интеллектуального развития, свободу действий. Вы станете это отрицать, господин министр, но ведь вам в вашей стране, якобы превосходящей нас в своем развитии, сложно даже вообразить, что человеческий разум можно объединить с суперкомпьютером. Я умер физически почти четырнадцать лет назад, но продолжаю жить благодаря современным технологиям. Вы смотрите на проекцию, которую создаёт моя индивидуальная нейросеть. Ну как вам? – Менингэм на экране подпрыгнул, совершив пируэт, раскланялся и помахал рукой Огоннёрову. – Но давайте начистоту. Мы все здесь взрослые и образованные люди. А уровень моего интеллекта значительно превышает суммарный коэффициент всех здесь собравшихся людей. Потому я твердо могу заявить, что все ваши вопросы и это хамоватое с оттенком надменности поведение лишь пыль в глаза.
– Останови его, – шепнул маршал дипломату. – Он сейчас наговорит столько, что мы никогда не сможем исправить ситуацию.
Дипломат взял слово.
– Господин Менингэм говорит не серьёзно, – Чех натянуто рассмеялся. – Мистер Огоннёров, ваша обеспокоенность, которую вы изложили в форме заданных вопросов, нам совершенно понятна. И мы будем рады дать подробное разъяснение произошедшим событиям.
– Дипломатией здесь ничего не добиться, – прервал Карела Менингэм. – Давайте говорить прямо. Мне, как и целому Королевству, совершенно не интересно, какие тайны вы храните в своей закрытой стране. И потом, вы всерьёз считаете, что использовать ваших людей, как заложников, это стоящий инструмент в гонке технологий? В каком столетии? – Менингэм усмехнулся. – Однако, если исходить из того, что каждый судит других по себе, то, вероятно, вы, министр, без зазрения совести воспользовались бы столь варварским методом.
– Как вы смеете меня оскорблять? – закричал министр, подскочив с места. – Вы не в том положении, чтобы выставлять меня и всю мою страну какими-то дикарями. Я не позволю! Я доложу президенту о том, как нас встречали здесь. Ни о каком партнёрстве двух государств и речи быть не может, если всё ваше Королевство презирает нашу нацию.
– Вы же знаете, министр, что это работает в обе стороны? – спросил Менингэм спокойным тоном.
Тихий металлический голос компьютерного человека обескуражил Огоннёрова, и тот плавно опустился в кресло.
– Ваше нежелание идти на контакт так же неприятно нам, как вам противны наши насмешки, – продолжал Менингэм. – Я даже думаю, что одно порождает другое. Две соседствующие на планете страны так долго избегают простого человеческого разговора друг с другом, что между ними выросла гигантская стена, сложенная руками неумелых дипломатов из кирпичиков неприязни, презрения и собственного эго. Каждый подозревает другого в подлоге. Шпионаж? Это просто смешно, – заключил Менингэм и рассмеялся. – Вы ведёте себя как младший брат, завидующий успехам старшего. Вы убеждаете себя, что мы враги, и ведёте политику полного отчуждения.
– Вы договоритесь до того, что развяжите войну, – прошипел маршал. – Дайте им ответы на их вопросы и покончим с этим.
– А как же жизни и безопасность этих людей? – спросил Менингэм, обращая внимание на арестованных Асмию и Шамиля. – Карел, не вы ли мне говорили, что их запрут, как изменников родины?! Можем ли мы теперь так просто вернуть этих двоих, зная, что им грозит смерть?
– Они не наши люди, Менингэм. Мы не имеем права вмешиваться во внутриполитические дела Содружества, – ответил дипломат, растягиваясь в извиняющейся улыбке.
– Почему вы говорите так, словно нас нет в комнате? – спросил полковник Морозов.
Мужчины поглядели на него в замешательстве.
– Это вовсе не так, – принялся извиняться дипломат. – Но я прошу нас извинить, что наши действия и слова заставили вас думать таким образом.
– Слова – это ваш хлеб, господин Чех, не так ли? – спросил министр Огоннёров, сверкая щёлками глаз. – Вы неустанно треплите языком, пытаетесь переврать смысл сказанных слов, а меж тем, ни на один из заданных вопросов я так и не получил ответа. Как долго мне придётся ещё ждать?
Дипломат сглотнул пересохшим горлом.
– Ещё раз прошу прощения, – прохрипел он.
– Не надо перед ним извиняться, – произнёс Менингэм с надменной усмешкой. – Это ни к чему не ведёт.
– В самом деле, – согласился Роннинг. – Мы здесь в равных условиях. Господин Огоннёров, я постараюсь разговаривать с вами на вашем языке и задам вам встречный вопрос. Почему ваши люди запросили помощи именно у нас?
Министр вздёрнул брови, не сумев скрыть удивление. Он не ожидал, что его положение обвинителя так внезапно сменится на положение обвиняемого.
– Это слишком нелепый вопрос! И что вы хотите этим сказать?
Маршал Роннинг подвинулся на край кресла и наклонился корпусом вперёд.
– Я хочу знать, – сказал он, – являются ли они жертвами описанных ими обстоятельств? Можно ли этому верить?
– Вы не верите, что двенадцать граждан Содружества вернулись с другой стороны? – удивился полковник Морозов.
– А что такое «другая сторона»? – ехидно улыбаясь, спросил Йодель. – Согласно последним опубликованным статьям вашей академией наук на окраине системы наблюдается некое пылевое облако, о природе происхождения которого вашим ученым, да и всем вашим гражданам ничего не известно. Так про какую сторону вы меня спрашиваете, господа?
– Бросьте юлить! – воскликнул министр и стукнул кулаком по подлокотнику.
– О, я даже не пытаюсь, – маршал развёл руками, как фокусник, который демонстрирует открытые ладони, чтобы доказать, что он ничего не скрывает. – Но у меня появился ещё одни вопрос. Откуда вам известно о свойствах аномалии?
Министр молчал, шумно втягивая воздух трепыхающимися от гнева ноздрями.
– Эта не секретная информация, – наконец ответил Огоннёров. – Мы изучаем научно-популярные статьи, которые вы публикуете в своей стране.
– Проще говоря, вы шпионили за нами, наблюдая, как мелкий паршивец, сквозь замочную скважину, – заключил маршал, и наклонился ещё больше, чтобы заглянуть в заплывшие глаза оппонента.
– Господин Роннинг, выбирайте выражения, – зашипел дипломат. – Давайте все будем держаться в рамках приличия!
– Ты знаешь, Карел, тут я, пожалуй, соглашусь с Менингэмом. Это ваше пустословие, которое вы окрестили высокопарным словом «дипломатия», совершенно ничего не даёт. Вы разучились говорить прямо и откровенно. Ваша методика в общении с нашими гостями нам не поможет.
– Господа, вы словно нарочно затягиваете встречу, – сказал Менингэм, прохаживаясь на экране вдоль стеллажей с книгами. – Мне следует отправляться, ибо каждая минута на счету.
– Я вам не позволю лететь, Менингэм, – ответил Роннинг, откидываясь обратно на спинку кресла. – Другая сторона закрыта для свободного космоплавания.
Менингэм удивлённо поглядел на маршала.
– Этот разговор у нас с вами уже был. Вы сказали мне «нельзя», я ответил, что мне всё равно, и мне даже почти удалось вылететь со станции, пока не явились эти двое. Вы решили повторить этот совершенно не увлекательный разговор?
– Я решил ухватиться за возникшую возможность и в этот раз настоять на запрете. Вы не полетите на другую строну. И никто не полетит.
Менингэм вдруг остановился и пристально поглядел на своих собеседников. Его лицо приблизилось на экране.
– Что вам известно, маршал? – спросил он.
Роннинг улыбнулся, закинул ногу за ногу и мягким голосом, не свойственным его натуре, ответил:
– То же, что и всем. Это опасная зона с высокой степенью риска. Смертность превышает показатель в девяносто процентов! Я, как единственный представитель действующей в Королевстве власти, беру на себя полномочия и ответственность за ваши жизни, а потому запрещаю переход.
Менингэм скривил гримасу отвращения, картинка сменилась на общий план, и фигурка компьютерного человека снова принялась блуждать вдоль нескончаемых библиотечных полок.
Маршал выглядел спокойным и уверенным, но в голове прокручивал свои слова, проверяя, не сказал ли он лишнего? Тайна, которую он хранил, становилась тяжелой и обременительной ношей в присутствии сверх интеллектуала.
– Я оспорю ваш запрет, маршал, какими бы мотивами он не был продиктован. Люди могут со мной не лететь, если вы опасаетесь за их жизни. Ну кроме капитана судна и моей ассистентки. Эти двое мне нужны.
– Оспаривайте сколько вам угодно. Но сквозь аномалию никто сегодня не отправиться! Это опасно. Спросите у этих двоих, – маршал кивнул в сторону взятых под охрану Асмии и Шамиля. – Если, конечно, они говорят правду о том, где побывали.
– А вы сомневаетесь в этом? – удивился дипломат.
– Более того, – отвечал Йодель, с усмешкой глядя в глаза министру, – я считаю, что совершенно неважно, были эти люди на другой стороне или нет. Наши оппоненты из содружества хотят воспользоваться этой ситуацией. А шумные упреки в адрес Менингэма, который посадил на свой звездолёт граждан чужого государства, лишь отвлекающий манёвр.
– Отвлекающий от чего? – сощурив свои и без того узкие глаза, спросил Огоннёров.
– Вы мне скажите, – усмехнулся маршал. – К примеру, ответьте мне, почему ваших людей удерживает вооруженный солдат, которого вы привезли с собой?
– Он их охраняет, – холодно отвечал министр. – Так делают у нас в стране. Мы оберегаем наших граждан.
– Вы тычете дулом автоматического оружия им в спины, чтобы они не могли возражать вам. Это не охрана. Это смертный приговор. Почему бы вам не отпустить их?
– И это говорите вы? – изумился Огоннёров, с радостью хватаясь за возникшую возможность. – Вы, который удерживает моих людей?
– Мы удерживаем только одного, – влез в разговор Линард Байл. – И только по просьбе этой девушки, – он указал на доктора Сандовал. – Она назвала его военным преступником и убийцей.
– И надо отметить, – добавил Менингэм, – что я с ней согласен. Впрочем, я полагаю, что он лишь продукт своей среды, в которой каждый получивший высокий пост так или иначе является преступником и убийцей.
– Вы будто хотите нас в чём-то обвинить, господин Менингэм? – спросил Огоннёров.
Менингэм сверкнул белоснежной улыбкой. Стеллажи за его спиной окончились, и фигура на экране остановилась у высокого окна, за которым мерцали звёзды Млечного пути.
– Разве только в дурном вкусе. Ваши милитаристические сюртуки, увешанные орденами, изрядно устарели и способны восхищать только вашу собственную натуру.
– Так вы ответите на мой вопрос, министр? – спросил Роннинг. – Вы подослали к нам ваших людей, чтобы затем явиться на научную станцию с армией головорезов? Это как-то не честно, вы не находите?
– Что вы такое говорите, Йодель? – полушепотом спросил дипломат. – Вы его подначиваете.
– Разумеется, – наклонившись к Чеху, ответил Роннинг. – А для чего этот спектакль ещё нужен?! Я использую эти параноидальные бредни в ответ на их же обвинения. Я говорю с ними также, как ещё двадцать минут назад обращался к нам господин министр. Это такая игра. И сейчас мяч на их стороне, – усмехался Роннинг.
Айхан Огоннёров прослушал слова маршала, обращенные к дипломату. Он справился с возмущением, вызванным вопросом Роннинга, шумно и протяжно выдохнул, поёрзал в кресле, разместился, наконец, удобно и поднял на него глаза.
– Вы заблуждаетесь, и я вам сейчас это докажу, – Огоннёров вынул из кармана носовой платок и протёр выступивший на лице пот. – Больше года назад мы отправили экспедицию под названием «Циолковский-3». Корабль должен был пройти сквозь пылевое облако на другую сторону, изучить местную систему и вернуться. Это секретная миссия, и на борту судна никто кроме капитана не знал об истинной задаче экспедиции. Все, включая пилотов и помощника капитана, были убеждены, что корабль отправляется в межзвёздное пространство, расположенное за гелиосферой. Ещё раз повторю, что миссия была и остаётся засекреченной, поэтому прошу отнестись к моим словам с пониманием и не разглашать то, что вы сейчас услышали. Эти люди, – Огоннёров указал ладонью на стоявших в стороне Асмию и Шамиля, – вернулись с другой стороны и являются объектами сверх секретного порядка, поскольку обладают определённого рода знаниями. Вот почему мы так обеспокоились, когда узнали, что они находятся на звездолёте, готовящемся к отправке со станции. В наших глазах этот акт выглядел как кража засекреченной информации.
Дипломат Чех слушал министра, удивлённо вскинув брови.
– Но аномалия не является секретом, – проронил он. – Информация об экспедициях размещена во всех открытых источниках и в Королевской электронной библиотеке.
В свою очередь маршал Роннинг усмехнулся, потёр лицо руками и устремил холодный взгляд на Огоннёрова.
– Не верю, – сказал Йодель, улыбаясь. – Ни единому слову.
Министр опешил. Он был убеждён, что его слова возымеют стопроцентный успех.
– Я поясню, – продолжал Роннинг. – В существовании корабля «Циолковский-3» я не сомневаюсь. Его запуск ни для кого не секрет. Но в заявленной документации в комитет планирования космических перемещений не говорилось ни слова о полёте сквозь пылевое облако. Траектория полёта вашего корабля пролегала мимо. Так что вы лжёте, министр. Вы лжёте мне сейчас, и вы солгали комитету. Это подсудное дело, разбирательство в котором приведет к санкциям, запрещающим Содружеству любые космические перелёты.
– Нет, – рассмеялся Менингэм, – нет, если бы корабль сгинул на той стороне. Они бы стали всё отрицать и расследование зашло бы в тупик. Настоящей угрозой для министра и всего Содружества являются сейчас эти люди – двенадцать опасных для режима человек, которым посчастливилось выжить после всего, что приготовило им заботливое государство. Вот почему они здесь. И вот почему им так важно заставить своих граждан молчать.
Глава девятая, где остальные?
Без солнечного света, без закатов и рассветов невозможно отличить день от ночи. Чтобы упорядочить жизнь и отмерять прожитое время, человек изобрёл часы, стрелки которых неустанно ходят по кругу. Когда эти привычные инструменты отсутствуют, жизнь застывает в одной точке. Существует только сейчас.
Жизнь пленников застыла. Далеко от родной планеты, окружённые неизвестными существами, Лида и Джаред проживали это «сейчас», перебирая в памяти прошлое, и делясь друг с другом историями прожитых лет.
Одним условным утром, проснувшись после крепкого сна, Лида вышла из своей каюты и обнаружила, что двери её клетки распахнуты. То же она наблюдала в камере своего нового друга. На их столах стояли контейнеры с питательным желе, а в каютах были оставлены бочонки с питьевой водой. Но клетки больше не запирали.
О причинах такого действия со стороны тейидов Лида часами размышляла в поисках истины, но очевидно было одно – существа стали доверять своим пленникам. И с этого времени друзьям стало намного проще общаться, чему они были рады. Джаред выставил обеденный стол в пространство между камерами, а Лида, отыскав в шкафу простынь синего цвета, постелила её вместо скатерти. И теперь к их совместным трапезам прибавился привкус свободы.
– Мне не хватает чёрного кофе, – с тоской вздохнула Лида, облокотившись на стол. – И шоколада. Знаешь, я любила выпивать крепкий кофе по вечерам, после долгого рабочего дня. Только в эти моменты общей усталости чувствуешь его настоящий вкус. Чистое наслаждение!
Она положила подбородок на ладони и мечтательно закрыла глаза.
– Расскажи о жизни там, – попросил Джаред, – в Содружестве.
– Что ты хочешь узнать? – удивилась Лида и открыла глаза. – Мы живём, как и все на планете. Работаем, ищем смысл жизни, заводим детей, умираем.
Финниган задумался на минуту, а потом сказал:
– Я знаю, что многие вольные журналисты и блогеры в Королевстве снимают страшные и нелепые истории о вашей стране только ради привлечения внимания к своему контенту. Мне всегда казалось, что это все выдумки. И все же я допускаю, что среди информационного мусора временами попадается и правда, от которой в жилах стынет кровь.
– Тогда задавай конкретные вопросы, – Лида пожала плечами и откинулась на спинку стула.
– Смертная казнь. Это правда? – спросил Джаред.
Лида нахмурилась и с сожалением на лице качнула головой.
– Её всё ещё применяют, – сказала она. – Существует список статей в конституции, за нарушение которых человека могут убить. Это редко афишируется в новостях. Но я помню около трёх случаев.
– И люди, в самом деле, заслуживали смерти?
Лида усмехнулась.
– Этого никто не знает. Но если бы мы сейчас сидели в каком-нибудь кафе в Москве, я бы сказала «да».
– Вас что, всё время прослушивают? – удивился Джаред.
– А вас нет? – Лида удивилась не меньше друга.
– Когда в прошлом столетии религия окончательно утратила свою власть, – пустился в разъяснения Финниган, – разум человека наконец освободился, а вместо храмов и мечетей стали возводить школы, научные центры, обсерватории и прочее. В развитом цивилизованном обществе, свободном от предрассудков, люди не воюют, не запугивают, не терроризируют друг друга. И прослушка больше не была нужна. Жители Королевства проголосовали против вмешательства в личную жизнь. Специальные службы, проедавшие дыры в бюджете, были упразднены, а мы стали свободными.
– Это звучит, как утопия, – рассмеялась Лида.
– Я не говорю, что мы живём, как в раю. Мы болеем, страдаем от безработицы, удивляемся глупой молодёжи, не желающей учиться, не можем многого позволить себе из-за высоких цен на каллистиний.
– Монополия Содружества на эту руду, пожалуй, единственный рычаг воздействия на Королевство, – задумчиво протянула Лида. – Но, я думаю, благодаря этому вы развиваете свои технологии ракетостроения и многое другое.
– Я открою тебе тайну, – улыбнулся Джаред и наклонился вперёд. – Мы с друзьями не просто так оказались на этой стороне.
– Кажется, ты уже говорил. Вы отправились искать руду.
Джаред кивнул.
– Но я не говорил, что мы её нашли. Более полугода, если считать в стандартной земной системе, мы занимались добычей. И если бы у нас получилось вернуться, мы привезли бы руду в Королевство. Я не очень разбираюсь в экономике и политике, но мой друг как-то сказал, что если мы перестанем зависеть от каллистиния Содружества, то это государство, потеряв влияние и средства от продаж, постепенно развалиться, поскольку больше ничего примечательного и стоящего внимания у них нет. Возможно, он и не был прав. Возможно, конкуренция в добыче и продаже руды и материалов из каллистиния заставила бы Содружество измениться, уйти от политики закрытой страны и начать сотрудничать на равных правах с Королевством и даже с Альянсом.
Лида на короткое время призадумалась, какого это было бы жить в родной стране, но без навязанных мнений и слепой агрессивной пропаганды?!
– Что же произошло? – спросила она, прервав молчание.
– Когда пришло время улетать… – начал Финниган.
Вспоминая прошлые потери, он ощутил, как обжигающий ком подкатил к горлу. Воскрешая перед мысленным взором образы и лица, канувшие в лету, сдавленным голосом Джаред рассказал Лиде все подробности своего горя. Девушка долгое время обдумывала услышанное, вышагивая вокруг стола. Она вернулась на место и серьёзно спросила:
– Вы оцифровываете людей?
Джаред громко рассмеялся. Из всей трагической истории, которую он, не взирая на боль и тоску по погибшим друзьям, поведал своей новой подруге, внимание Лиды привлёк только компьютер Менингэма. Это выглядело абсурдно, но Финниган хохотал так громко и заразительно, что Лида стала смеяться вместе с ним.
– Что… – пыталась она говорить сквозь смех, – что такого я сказала?
Финниган смолк и долгое время смотрел куда-то в одну точку. Он ещё раз проиграл в памяти события, прожитые на безымянной луне. Каждая утрата, каждое разочарование отзывались резкой болью в груди. Из пяти друзей выжил только он один. Время продолжало щадить Джареда, а он стал забывать лица тех, кого считал своей семьёй. Пройдёт ещё немного времени, и если Финниган будет жив, то самая большая трагедия его жизни поблекнет, утратит привкус горечи, превратиться в одну из историй.
– Ты когда-нибудь любил? – спросила вдруг Лида.
Джаред оглянулся на девушку. В её глазах он заметил робкое дрожание слёз.
– Когда-то казалось, что да, – ответил Финниган глухим голосом. – Но потом я улетел в глубокий космос, даже не попрощавшись. А почему ты спросила?
Лида закрыла глаза.
– Я никогда по-настоящему не любила никого, – прошептала она. – На Земле, – добавила она. – Но эта миссия, этот корабль… Я считала, что кроме космоса в моём сердце больше ни для чего нет места, как вдруг моя жизнь перевернулась.
Лида поднялась и стала ходить вокруг стола, то в одну сторону, то в другую. С её губ срывались слова о капитане, о прохождении аномалии, о ракетах и взрыве, но она сама их будто не слышала, не чувствовала. Её внимание концентрировалось на образе той, что скрывалась в закулисье всех событий. А может, это Лида прятала её там от самой себя? Может, Лида боялась, что если обличить воспоминания о возлюбленной в слова и звуки, она потеряет её навсегда? Память о докторе Сандовал это всё, что у неё осталось.
Лида остановилась, тяжело вздохнула и опустилась на пол.
– Я была убеждена, – шептала Лида, поджимая к себе колени, – что, отправляя её со всеми в спасательный шаттл, я спасаю её. Я пожертвовала собой, чтобы они могли выжить и вернуться домой. Я умерла в холодном космосе, выброшенная взорвавшимся кораблём. Но потом очнулась здесь. И знаешь, о чём я думаю в последнее время? – девушка подняла глаза на друга.
Поглощённый повествованием Лиды, Финниган с нетерпением ждал продолжения.
– Если бы она осталась тогда на мостике со мной, – шептала Лида дрожащим голосом, – если б я её не прогнала, то, может быть, сейчас она была бы здесь. От этой мысли мне становится так больно! Я представляю её рядом, чувствую тепло её тела, слышу мягкий голос и медовый аромат её кожи. Я чувствую её здесь, и это так реалистично. Но это так больно! Так больно осознавать, что это только самообман.
Финниган сел рядом с Лидой и крепко обнял её. В молчаливой скорби они провели недолгое время. Распахнулась дверь, и двое тейидов, взволнованно пощёлкивая, пригласили пленников пройти в лабораторию.
Высокий тейид стоял у большого экрана с чистой поверхностью. Увидев Лиду, он протянул ей стилус и жестами пригласил её к общению.
Лида застыла в задумчивости. Ничего не приходило в голову.
– Насколько это реально? – вдруг спросил Финниган.
Он всё ещё перебирал в памяти пережитые события, и вдруг его осенило – что, если всё, что здесь происходит с ним, не по-настоящему?
Лида вопросительно поглядела на друга.
– Вот это всё? – продолжал Финниган. – Какова вероятность того, что это не сон умирающего мозга? Может, я до сих пор нахожусь в густой темноте своего спейс-бота? А ты паришь в ледяной пустоте. Что если жить нам осталось считанные секунды, и наш разум выдумал всё это?
– Почему ты говоришь это? – удивилась Лида.
Джаред пожал плечами. Он был напуган всем, что окружало его и только Лида, как единственный кроме него самого человек, давала ему чувство безопасности. Но теперь эта странная девушка нашла общий язык с пугающими и неизвестными человечеству существами, и Финниган остался один.
– Тебе знакомо понятие управляемого сновидения? – спросил он. Лида кивнула головой и Джаред продолжал. – Тебе не кажется, что происходящие события развиваются определённым образом потому, что ты того хочешь?
– Тогда какую роль в этом сне играешь ты? – Лида насторожено и недоверчиво посмотрела на друга.
Джаред замялся, ища ответ.
– Я могу быть твоим вторым «я», – нашёлся Финниган. – Тот самый внутренний голос, незримый попутчик, который проходит с нами сквозь всю жизнь. Я могу быть этим голосом. И наоборот, конечно же. Ты можешь существовать в моем воображении.
Лида обвела взглядом Финнигана, зацепилась за рисунки на руках и двухдневную щетину на лице. Девушка покачала головой из стороны в сторону, примеряя на себя образ британца и оценивая степень вероятности, что Джаред может быть её внутренним голосом.
– Возможно, что, представляя себя в образе мужчины, я бы хотела выглядеть как-то так, – Лида показала пальцем на друга. – Этот вариант, безусловно, заслуживает внимания, – улыбнулась она. – Но тогда ты бы знал обо мне и о Содружестве всё то же самое, что известно мне. А у тебя самого не было бы индивидуальной истории, неизвестной мне.
– А если я просто плод твоего воображения? – не сдавался Финниган.
– Не знаю, – пожала плечами Лида. – А что, если наоборот?
Джаред задумался на секунду, после чего просиял.
– Исключено! Я не знаю почти ничего из физики. И моё воображение не сумело бы создать образ человека, знающего все эти формулы и законы.
Лида рассмеялась.
– Что ж, путём логического рассуждения мы отмели все возможные вероятности и можем смело согласиться, что всё это, – она показала рукой на экран и высокое существо, – происходит с нами на самом деле. Тебе трудно это принять?
Финниган согласно закивал.
– Но я верю тебе, – ответил он. – И возможно, им тоже можно доверять. Но я считаю, что мы не первые люди в этой лаборатории. И надо найти способ узнать у этих существ о людях, побывавших здесь до нас. От их реакции на вопрос будет зависеть наша дальнейшая судьба.
Лида обернулась на высокое существо, которое в терпеливом молчании наблюдало за пришельцами.
– Кажется, что всё это для них впервые, – сказала Лида. – Сложно понять, какие эмоции они могут испытывать, но мне кажется, они удивлены не меньше нас.
Она занесла руку над чуть тёплой поверхностью экрана, но замерла.
– Мне понадобиться твоя помощь, Джаред, – сказала Лида, поглядев на британца. – Как задать наш вопрос? При помощи цифр? Или изучить их символы и письменность? Но на это может уйти много времени.
– Оставь это филологам. Сейчас нужно просто рисовать, – Финниган взял стилус из рук подруги.
Лёгкими движениями он быстро изобразил Лиду в скафандре, плывущую в пустоте космоса. Финниган показал пальцем сначала на рисунок, затем на Лиду.
– Ты хочешь, чтобы они показали моё спасение? – шепнула девушка.
– Посмотрим, – так же шепотом ответил Джаред.
Существа, скученно стоявшие в глубине комнаты, возбуждённо щёлкали какое-то время. Высокий тейид отдал распоряжение, и из группы вышло существо с фиолетовыми бугорками вокруг глаз. Оно взяло второй стилус и в течение какого-то времени расписывало экран короткими зарисовками.
Джаред и Лида сделали шаг назад, чтобы охватить взглядом все картинки. Это было, как читать комиксы. Существо, используя простые линии, нарисовало корабль, который подхватил умирающую Лиду. В следующей сцене, девушку поместили в короб с жизнеобеспечением, где она пришла в себя.
Финниган поклонился существу, как делала до этого Лида, и вернулся к экрану. Он изобразил «Стрекозу», в которой обрёк себя на смерть от удушья, после чего показал пальцем сначала на рисунок, а затем на себя.
Тейид с фиолетовыми бугорками какое-то время внимательно слушал щелкающие объяснения руководителя, после чего изобразило спасение Джареда. Корабль взял на абордаж «Стрекозу» и извлёк тело человека. Комплекс реанимационных мероприятий вернул его к жизни.
– Изображать себя у них получается лучше, – отметил Финниган.
Фигурки тейидов у существа получалось передать детально и близко к оригиналу, в то время как людей существо с фиолетовыми бугорками рисовало криво и дрожащими линиями.
– С этим всё ясно, – теряя терпение, сказала Лида. – А как ты изобразишь других?
Джаред закрыл глаза, вспоминая названия пропавших на другой стороне кораблей. Двадцать с лишним лет назад Королевство отправляло в экспедицию военные звездолёты. В сравнении с «Линганой» господина Менингэма они были ближе к консервной банке, чем к средству для передвижения в космосе. Королевский флот наносил на корпуса кораблей отличительные знаки и примитивные названия, которые существа могли бы видеть или даже запомнить.
Финниган нарисовал упрощённого вида корабль и на борту изобразил флаг Королевства, герб военно-космических сил и написал название – «Дискавери». Высокое существо долго изучало неровные линии, после чего указало на надпись и флаг. Джаред понял – тейиды видели корабль. Тогда он схематически нарисовал несколько человечков, как бы спрашивая о выживших пассажирах, и поглядел на высокое существо. Оно жестом показало – нет, люди не спаслись.
Тогда Финниган стёр слово «Дискавери» и написал «Анномалия-1» и «Анномалия-2». Реакции не последовало. Оставался ещё один пропавший звездолёт. Джаред долго вспоминал название, перебирая в памяти события давно ушедших лет. В день рождения сына со стартовой площадки на орбите Марса отправилась очередная миссия, ушедшая в забвение. Джаред хотел назвать сына в честь этой экспедиции, на которую Королевство возлагало большие надежды. Но жена не позволила этого сделать, и они назвали новорожденного Натаном. Семь лет прошло с тех пор, а корабль, унёсший с собой около двадцати человек, был назван в честь библейского первого человека – «Адам».