Хрущёвка

***

В томном одиночестве Витасик сидел на кухне в квартире Микуласа и ждал, когда очередной рабочий день подойдёт к концу. Дело по дому не оставалось, чистоту в квартире он навёл, полы в подъездах вымыл, и окурки в пепельницы стряхнул. Повадился, кстати, тут один проходимец банки из-под пива в подъездах оставлять. Тяжело, стало быть, до мусорного ведра донести, так он эти банки на самом видном месте оставляет, ни стыда, ни совести. Раньше молодёжь, хоть грамм совести на душе имела и пивные банки прятала в оконных рамах или за цветочными горшками. А нынче совсем от рук отбились, прямо на подоконниках оставляют, либо же вовсе на лестничной клетке. Витасику в принципе, не тяжело поднять с пола пивную банку и сделать мир чище, ему просто обидно, что люди до того наплевали на порядки в доме и сорят везде, где душа пожелает. А так нельзя, думал Витасик, если же в кармане мусор завалялся, то не стоит фантик на улице бросать, для такого дела человек специально изобрёл урну, вот туда и бросайте, нечего ерундой маяться. Помнится, однажды, в угоду общего дело, Витасик не поленился и раздобыл у соседа огромный плакат с поучительной надписью: «Ваша свобода кончается там, где начинается свобода другого человека». Звучит эгоистично, но тут уж ничего не поделаешь, поколение нынче такое уродилось, кроме себя любимого никого не видит и не слышит.

Помимо банок из-под пива, в доме изрядно усложнилась давняя проблема с мышами. С каждым днём Витасик прикладывал всё больше усилий, в надежде уберечь квартиры от хвостатых грызунов и не дать им полакомиться дорогущей мебелью. Мышиный конфликт, перерос в нечто большее, нежели простой раздрай с мерзкими грызунами и теперь, затыкать тряпьём щели в полу, это не что иное, как наносить хлипкий пластырь на обширную рану. Витасику предстояла отыскать выход из столь трудной ситуации и побороть мышей раз и навсегда. Но прежде чем ответный удар, ему предстоит одолеть страх темноты, ведь, ни для кого не секрет, что мышиной логово располагается именно в подвале. И, как правило, мрачный подвал рассадник крыс, холода и нечисти таит в себе опасности. Вопрос с мышами он обязательно утрясёт, но не здесь и не сейчас, покамест его беспокоило только одно – куда мог подеваться господин Штрубель.

Досадно признавать, что он, худший скупердяй на всём белом свете, не посчитал нужным забрать с собой кота, или пристроить питомца в приют для обездоленных животных. Нынче же пушистик, наверняка скитается по зимнему городу и в тёмных переулках бьётся с уличными котами за кусок просроченной колбасы. Ему предстоит пройти тернистый путь, сплошь и рядом усеянный преградами, в лице бездушного человека и враждебных котов, прежде чем огромная фура переедет бедолагу на страшной скорости. И мебель господин Штрубель забирать не стал. Весьма странно, что человек годами жил впроголодь и экономил на всём подряд, вдруг без видимой на то причины оставил в квартире телевизор и прочий хлам. Очень может быть, что господин Штрубель таки ввязался в опасную передрягу и теперь, либо залёг на дно, либо отправился на корм рыбам.

Витасик устремил взор на часы – стрелки указывали на полшестого. Надо полагать, что в скором времени, дверь отворится настежь и уставший Микулас без задних ног ввалится к себе домой. Но прошёл час, а от хозяина квартиры, ни слуху, ни духу, скорее всего, он работает в ночную смену и придёт лишь к утру. Вот те на, удивился Витасик, сперва господин Штрубель канул в лето, а теперь Микулас, пал в забвение. Он стал подозревать квартиру в чёрных делах, мол, это она, двухкомнатная бестия, пожрала своих хозяев, а теперь настал его черёд в прожорливую пасть громадного дома. Но прошёл второй час, а Витасик по-прежнему в целости и сохранности, и ни одна волосинка с косматой головы не упала, вот только сон сморил внезапно. Витасик мирно развалился на табурете и помышлял о делах насущных, как вдруг откуда ни возьмись лёгкая слабость в ногах прояснилась и зевки шли один за другим. Бороться со сном пустое дело и тогда Витасик сложил голову на стол, да разразился храпом.

Прежде чем, Микулас возвратился домой, Витасик хорошенько отоспался, а в пустом желудке взвыли ненасытные волки. Дверь открылась, хозяин ступил в квартиру и не успел он, повесить на крючок пальто, как Витасик кинулся на работягу с расспросами.

–Здравствуй Микулас, как там господин Штрубель поживает!?

–Аххх… Это ты… Всё не могу привыкнуть, что в моём доме поселилась блоха.– Микулас снял ботинки, повесил пальто и скрылся в гостиной.

–Так ты нашёл господина Штрубеля? Или нет?– Витасик шёл за ним по пятам, всюду преследуя хозяина квартиры.

–Зачем тебе сдался, этот господин Штрубель. Он что, твой родственник? Или у Вас с ним незаконченное дело?– Микулас плюхнулся на диван и вытянул ноги.

–В душе кошки скребутся… И пока я не добьюсь правды, то я не дам покоя ни себе, ни тебе. Так что выкладывай, где он сейчас проживает.

–Понимаешь ли, сегодня утром, я отложил все свои дела на дальнюю полку, толком не выспался, на бегу перекусил холодным бутербродом, не попив чая, и отправился на поиски твоего господина Штрубеля. Между прочим, мне пришлось поднять на ноги очень важных людей, они в свою очередь, потревожили менее важных людей, а те в свой черёд послали на дело мелких сошек и всё ради прихоти одного слишком приставучего карапета. Ты… от горшка два вершка, я по твоей вине отбиваюсь от положенного графика на день. И намотай себе на ус, Микулас выполняет заказ точно в срок, ибо клиент, во-первых, всегда прав, а во-вторых, ждёт не дождётся, как бы тебя ткнуть носом в собственные ошибки и урезать гонорар.

–Всё хотел спросить, а кем ты работаешь? На дворе полночь, а ты только что вернулся с работы, обычно люди к семи часам, как штык дома. Надо думать, ты работаешь врачом в ночную смену? Не так ли?

–Можно и так сказать, я действительно немногим напоминаю врача и профессии у нас во многом схожи.

–Постой, это как?

–Начну с того, что волки, это санитары леса, потому как они уничтожают слабых и больных. Я подобно волкам, уничтожаю за отдельную плату неугодных власти, или предпринимателям людей. И если волки санитары леса, то я, стало быть, санитар города. В далёком прошлом, мне приходилось иметь дело со школой. Я работал учителем начальных классов, но вскоре понял, что наставлять детей на ум, не по моей части и решил стать чистильщиком.

–Интересная у тебя, наверное, работа…

–Не жалуюсь, опять же платят хорошо, а главное вовремя и без задержек. Место жительство, правда, меняю частенько, но тут уж ничего не поделаешь, раз назвался молотом, то будь добр, полезай на наковальню. А что касается, твоего господина Штрубеля, то в тюрьме он, попался на краже со взломом.

–Господин Штрубель в тюрьме!?– в голове у Витасика не укладывалось.– Быть такого не может, он на своём веку и мухи не обидел, а уж тем более не воровал.

–В тихом омуте… сам знаешь, кто водится.– Микулас, словно бы всем сердцем боялся выговорить пословицу целиком и тем самым навлечь на себя беду.– А господин Штрубель, теперь пять лет, от звонка до звонка на нарах отсидит. Может ума поднаберётся, хотя это навряд ли.

–Почему это навряд ли!? Тюрьма, как-никак, это исправительное учреждение и обязано исправлять людей в лучшую сторону..– искренне недоумевал Витасик.

–В бездуховной Европе может и вправду исправительное, однако наши тюрьмы, не уму разуму учат, а жизни понапрасну калечат. Вот сам посуди, сел человек за кражу в исправительную колонию строго режима и, казалось бы, всё планомерно движется к тому, что тюремный уклад воспитает в нём законопослушного человека. Понимаешь ли, за годы, проведённые в четырёх стенах, под стражей и затвором, поневоле меняешь себя коренным образом. Но пойдут ли заключённым эти изменения на пользу – очевидно, что нет. И на выходе из тюрьмы мы действительно увидим нового во всех смыслах человек, но ему не станет от этого лучше. Из заурядного грабителя, каких на свете пруд пруди, свободолюбивые граждане увидят матёрого преступника с животной ненавистью к государству в целом. Наши тюрьмы работают по старому доброму принципу – бей заключённого, как последнюю скотину, ненавидь его, как кровного врага и чтоб на воле он нары злым словом поминал. Есть у меня в загашнике случай один, весьма примечательный. Как-то раз, один мой товарищ, Вовка зовут, по дурости машину в Финляндии угнал, и местный суд приговорил его к двум годам в колонии строго режима. Ну, думаю всё, не стало нашего Вовки, как ни крути, но в тюрьме он сломается. Пройдёт пару лет, Вовка отсидит на нарах положенный срок, откинется и станет пальцы веером гнуть, да права качать. Но получилось всё с точностью, да, наоборот, в тюрьму он садился заядлым хулиганом, а на волю ступил образованным человеком и даже успел выучиться на машиниста. А причина тому, до жути ясна, просто в Финляндии заключённых содержат в благоприятных условиях и делают всё возможное, лишь бы воспитать из преступника законопослушного гражданина. Стало быть, их сажают не в тюрьмы, а в санатории, где заключённым дают образование, поддержку со стороны и многое другое.

–Эх… Жаль, что господин Штрубель кончил именно так. Кто-кто, а он, никоим образом на преступника не походил и жил весьма скромно, на скупую руку. Хоть я и не проникся к нему любовью, однако горестно признавать, что до того тихий человек на деле оказался грабителем.– Витасик, думается мне, нашёл общий язык с Микуласом.– Ты говорил, что работает чистильщиком. Каково это, убирать людей за отдельную плату?

–Ничем моя работа от других не отличается, та же картина, только в профиль. Например, учитель читает детям нотации и нравоучения, пожарные укрощают огонь, а врачи спасают жизни и так далее. А я, вроде и людей из огня не вытаскивал, и детей уму разуму не учил, но и на задворках жизни не прозябал. Я, есть ни что, иное, как золотая середина, и вроде холод кожу люто подирает, но и в то же время зной голову печёт.

–Пыльная у тебя работёнка… Если не секрет, то кого из людей ты убирал?

–Политикана убрал одного. Хороший был мужик, а главное щедрый, но местные чинуши, надо думать, не оценили по достоинству его доброту, и поручили мне срочно взяться за это дело. Я нос воротить не стал, сказал им, что, мол, за Ваши деньги любой каприз. В два счёта я собрал чемодан, упаковал инструменты и почапал на работу. Из-под полы, я пробрался в загородный дом того самого политика, сверкнул лезвием разделочного ножа и провёл с господином недолгую беседу. Он мне говорит, мол, вдвое больше заплачу, но оставь меня в покое. На коленях стал ползать, ноги целовать взялся… Тьфу! Аж самому противно. Однако я человек слова, раз сказал, что решу вопрос, значит решу, иначе быть не может. Политик, значит, смекнул, что шутки шутить не в моих интересах и на подкуп я, очевидно, не поведусь. И как давай посреди ночи тревогу бить! Мол, убивают меня… Караул! Спасите, говорит… Ну и шумиху он тогда поднял, мне аж самому поплохело. Но я мигом пресёк попытку взбунтоваться и как зарядил табуретом по хлипкой голове. Он на пол свалился, сознание потерял, лежит себе посреди ковра и бредит, как полоумный в сумасшедшем доме. Не долго, думая, я взял горе-политика за ноги и поволок на улицу. Погрузил, я, значит, многопудовую тушу, завёл машину и помчал, куда глаза глядят. А глядели они прямо на тёмный лес, где волки выли и совы летали. Погнал я машину в самую чащу леса, ни зги не видно, ни души поблизости не сыщешь. Остановился я, напротив, сухостоя, ну думаю, здесь нас точно не найдут. Открываю багажник, а он мне лопатой по лбу, как и саданёт и в одних трусах по тёмному лесу, дёру даст без единой оглядки. Пока я от удара оклемался, этот паразит, бросился вплавь по речке. А я парень не из робкого десятка, пошёл по пятам, с утёса в речку нырнул и головой о корягу стукнулся. Но сам случай мне в деле подсобил, ибо голова у меня твёрже некуда. Я тотчас вынырнул и как пить дать, речку ту переплыл. А там дело за малым, догнать босого беглеца и надавать гаду взашей. Что я и сделал, в два приёма нагнал политика и сделал из него котлету по-киевски.

–Это как!? По-киевски!?-негодовал Витасик, уж слишком ему рассказ Микуласа по нраву пришёлся.

–В подробностях рассказать не могу, там рецепт весьма сложный. Проще говоря, я бросил политика в лесу.

–И что потом!? Он стал егерем!?– хлопал глазами Витасик.

–Можно и так сказать. Был крупным политиком, считался важной птицей во всём городе, а стал вечным обитателем необозримых лесов, и имя его с годами потеряло значимость в высших кругах.– Микулас зевнул во весь рот и добавил.– Ну, всё парень, сматывай удочки и вали домой, мне выспаться надо. И помни, я свою часть уговора выполнил, теперь ты, будь добр, но сдержи честное слово.

–И в мыслях не было тебе лгать. Как я говорил, и ноги моей в твоём доме не будет. Можешь спать спокойно Микулас, я в твой дом и носу не покажу, и косого взгляда не брошу.– Витасик встал с кровати и оставил Микуласа в полном одиночестве.

По возвращению домой, Витасик вымотался, как собака на бегах, а то и хуже и, не обратив, внимания на хозяев дома, он тотчас же завалился спать. Сон, сон и ещё раз сон, добавил Витасик и сладко смежил веки. Уснул он быстро! И глазом моргнуть не успел, как разразился заливистым храпом.

***

Осторожно, грабители!

Поднявшись с кровати, Витасик с трудом разлепил сонные очи, неспешно отпрянул от мёрзлой стены, выудил на кухне бутыль и затопил тёплой водой пожухлый фикус. Думается мне, что во всём доме только Витасик считал нужным изо дня в день орошать водой бедный фикус, хозяева же и палец об палец не ударили во благо комнатных растений. Но Витасик, как правило, на хозяев не обижался, они люди занятые, с утра до вечера на работе горбатятся в три погибели, а следить за домом у них попросту, нет времени и сил, но главное желания. Ведь без желания, и рыбку из пруда не выудишь, и на хлеб с маслом не заработаешь. Лень – чума двадцать первого века, если сто лет тому назад человек трудился до потери пульса, работая, на тяжёлой промышленности, то нынче же люди только и делают, что ноют без конца, проблемы свои решать не торопятся. Витасик не понимал людей, их быт огорчал его, казался до боли рутинным. На своём веку он пережил многих людей и мало кто их них, был поистине свободен. Все, как один, на один лицо и с одинаковыми проблемами. Кроме редактора одной слишком важной газеты, кто-кто, а этот человек жил исключительно в своё удовольствие и в конечно итоге прослыл эгоистом. Как звали господина Витасик, к сожалению, запамятовал, но его выходки, подчас наводили на мысль, а не выжил ли этот сударь из ума. О женитьбе он и слышать не желал, с таким темпераментом трудно подыскать себе достойную пару на остаток жизни. Лицом он не вышел, однако имел тугой кошелёк, а статным женщинам большего и не надо. Им хватит и того, что господин в состоянии оплатить ужин и заказать такси до дома. Человек он не злой, и не добрый, руку помощи не подаст, но и предателем его не назовёшь. Любое дело, господин бросал на полпути, например, он дважды садился на огуречную диету, но из раза в раз кончал тем, что на четвёртый день голодовки объедался в ресторане. Обычно в комнату, сперва входило пивное пузо, и лишь следом тучный господин имел честь поприветствовать гостей. В редакции он работал благодаря стараниям отца, чьи связи в администрации, помогли родной кровинушки выбить столь значимую должность в газетной редакции. Само собой, он и мельком подумать не мог, что получил место исключительно по блату, господин полагал, что причина тому, его безмерная харизма и умение располагать к себе внимание особей женского пола. В жизни он всякого насмотрелся, но запомнил мало. Отдыхать господин редактор предпочитал дома, а если он и выезжал на курорт то, как правило, с газетой в руках томился в номере отеля. И его повадки, как в быту, так и за пределами дома, казались ему дикими во всех начинаниях. Ни от чьей помощи господин не зависел, сам себе одежду постирает, и кушать сварит. Жил он скучно, не иначе как, доживал остаток дней своих и ничем особенным Витасику так и не запомнился. Помер господин редактор внезапно, мало кто заметил его отсутствия, как и присутствия и лишь спустя пару недель, озадаченный люд спохватились искать невзрачного человека. Но чуть позже выяснилось, что господина похоронили в томном одиночестве, и ни кто из друзей, или знакомых, не соизволил явиться на процессию. С тех самых пор утекло много воды и на годы поросшиё быльём, Витасик не обращал должного внимания.

И с тех пор утекло много воды, и Витасик жил завтрашним днём, а на годы поросшие быльём, он старался не обращать должного внимания. Сегодня же Витасик уныло шастал по чужим квартирам и ума приложить не мог, чем себя занять. Пустое это дело маяться ерундой, а от безделья мысли дурные в голову лезут и тогда Витасик решил вернуться к себе домой.

По прибытии в отчий дом Витасик вскарабкался на стылую кровать и ценой величайших усилий принудил себя ко сну. Однако желанный сон не находил Витасика, и бодрые глаза шли вразрез его стремлению дать лихого храпу. Он то и дело, подёргивал коленями, думал обо всём и сразу, а руки чесались от безделья, ему всем сердцем хотелось примкнуть к тяжёлому труду и пахать до посинения. Мысли шли одна за другой, чередовались тугой вереницей, то он хозяев старых вспомнит, то в подушку сопеть начнёт и думалось, что Витасик так и не найдёт покоя.

Он взирал на белый потолок и внезапно, точно гром средь бела дня, нутро его почуяло скорую беду. Витасик в одночасье разомкнул веки и спрыгнул с кровать. Что-что, а Витасик хорошо умел предрекать опасность, будь то мелкое хулиганство, или потоп в квартире господина Штрубеля. Но от того ему не становилось легче, вот только руки от безделья, чесать переставали, да и мысли дурные в голову не лезли.

Оставалось лишь выяснить, где, когда и во сколько, случится ненастье и поспеет ли он к тому времени… Будет ужасно, если Витасик ненароком проморгает пожар, или очередной потоп. Он век будет корить себя за эту столь нелепую оплошность. Оттого Витасик жутко нервничал, был на иголках и пугался собственной тени. Но уши он держал востро, да глаз не смыкал и ни одно мошка, большая или крохотная, мимо не проскользнёт и в тени не останется.

Витасик лениво по тёплым подъездам и ощущал над собой лёгкий мандраж. И завидев на своём пути жильцов дома, он в одночасье сбегал вверх по лестничной клетке, либо же прятался на пыльном чердаке, куда частенько забредали одинокие голуби, погреться в тепле.

Беда маячила на горизонте, и накал страстей, казалось бы, достиг предела, однако происшествий в доме не наблюдалось. Безмолвная тишина, как в квартирах, так и в подъезде и ни малейшего намёка на забытый хозяевами утюг, или падение со стремянки на ржавый гвоздь.

Витасик хватился подозревать себя в непреклонной дурости, а поднятая им тревога, напрасно во всех начинаниях. Я иду по ложному следу, и все мои догадки, это вымысел на почве кромешного безделья, или просто-напросто плод чудного воображения. Надо делом заняться, а не моль в подъездах гонять, так и с ума сойти можно. Но дел иных и вовек не сыщешь. И нужно убедиться, что дому ничего не угрожает, иначе он с себя три шкуры спустит.

До глубокой ночи, Витасик лениво бродил по тесным подъездам, часами сидел на лестничной клетке и взглядом протирал в окнах дыру. Чем себя занять – тайна двадцать первого века, задумался Витасик и оттопырил ноги на белом подоконнике. Чаша терпение переполнена, он подумывал бросить дело на полпути и вернуться к себе домой, юркнуть под одеяло и разразиться заливистым.

Витасик слез с подоконника и мыслями он целиком находился в родной квартире. Но стоило ему шагнуть вниз по лестнице, как поджилки затряслись, волосы дыбом встал, и оторопь взяла своё. «Ой… Что-то нервы взыграли, видимо не шутки всё это», добавил Витасик и сверкая пятками, рванул в соседний подъезд.

Витасик глядел сквозь решётки в перилах и глазам поверить боялся. Трое мужчин, либо женщин, там уж как получится, все поголовно в чёрном одеянии, нервно суетились подле входной двери и надо полагать тайком, собирались обчистить квартиру Микуласа. Вот те на! Домушники, подумал Витасик и проявил несказанную охоту потешить себя мелкой забавой. Бить тревогу он не стал… Витасик, перешагнул одну ступень и вскользь подслушал разговор непутёвых жуть до чего грабителей.

–Дай сюда!– шептался вор.

–Без сопливых справлюсь.– вполголоса ругался коллега.

–А ну заткнулись оба и шевелите поршнями, время на исходе!– твердил долговязый, вероятно он здесь всему голова.

Витасик присел на корточки, схватился за перила и глаз с домушников не спускал. Уж больно смешно они смотрелись в роли незатейливых грабителей, а само зрелище больше походило на комедию, нежели на акт преступления. И будет правильно, если я прерву спор на полуслове и спугну бестолковых грабителей, подумывал Витасик. Но с другой стороны, правила могут и обождать. Ничего, думаю плохого не случится, если он чутка повременит и потешит себя забавой.

Лютый смех подступил к горлу и тогда Витасик крепко-накрепко прикрыл неугомонный рот. С натугой он держал в себе неугомонный смех…Дай он сейчас волю эмоциям, то представление неизбежно пойдёт коту под хвост и невинный животик, словно шар, лопнет на части. Щёки налились кровь, точно яблоки, на лбу выступил пот, а глаза так и норовили выпасть из орбит. Но какие бы он усилия не прикладывал, рано или поздно, смех даст о себе знать с худшей стороны и разом обгадит сочную малину.

Грабителя неустанно ковырялись в замочной скважине и торопили друг друга без весомой на то причины.

–Ты медвежатник или дилетант?– негодовал коллега.

–Да замок неподатливый попался, простой отмычкой фиг разомкнёшь.– заявил взломщик.

Значит так, если через тридцать секунд ты не откроешь эту дверь, то я сматываю удочки и бегу домой.– гневился старший.

Теперь Витасик истинно олицетворял собой все тона алого цвета, в особенности побагровели щёки. И сколько не тужься, но если хохот рвётся сквозь ладони, то сдерживать рот под замком задача не из простого десятка. И мимолётный смешок, невзначай юркнул вдоль пальцев, вырвался наружу и установил в подъезде немую тишину. Ограбление встало на дыбы, и преступники, все как один, замерли в ожидании, а взломщик так вовсе не удержал в руках отмычку.

–Кто здесь?– вопрошал главный.

Витасик обратился в соляной столп, неугомонный хохот более не надрывал животики, и вдруг семейная комедия планомерно переросла в жуткий триллер. Он подался вперёд, но в полный рост не становился, иначе воры заметят его и унесут ноги, куда подальше. Витасик придвинулся к стене, и малость, приклонил косматую голову к ногам. Лампы в подъездах не выкрутили, но мерцали, они шибко плохо и серые ступени наполовину терялись во тьме.

–Кто здесь?– вторил главный.

–А Вы кто.– Витасик говорил басистым тоном, и голос его отдавался гулким эхом.

Один из домушников, звучно проглотил многопудовую слюну, подобрал с пола увесистую отмычку, и хотел было взять ноги в руки, да удрать с места преступления, пока доблестный наряд полиции не отправил их томиться за чугунную решётку. Но не тут-то было…

–Горииим!– надрывал глотку Витасик.– Караул!

В ужасе домушник ненароком оступился, нога поехала вперёд, а сам он бедолага кубарем покатился по длинной лестнице и зубами пересчитал все ступени. Дверь в соседней квартире отворилась настежь, и в подъезде становилось всё жарче и жарче. Напуганные до мурашек соседи, посреди ночи вскочили с кроватей и бросились на помощь погорельцам. Грабители в страхе быть пойманными, вовсю рвали когти, поджав хвосты, точно не Витасик у порога встретил, а нечисть восьмилапая щупальцами к ним склизкие протянула. Длинным прыжком, они преодолели большую часть ступеней, свалились наземь, тотчас же встал на ноги и пулей рванул во двор. Благо ночь за окном город убаюкала и ни одна душа им препятствовать не стала. Она бросились к машине, наспех завели стального коня, и забыв, включить фары горе-домушники умчали прочь. «Комедия удалась на славу», сквозь смех процедил Витасик и не уставал кататься по грязному полу. Соседи снизу, наверное, с ума сходят от грохота на чердаке и очевидно, думают, что в доме поселилось чудище. Кончив смеяться, Витасик чихнул от всей души и покинул чердак. Он хотел убедиться, что с квартирой Микуласа всё в порядке… Витасик посчитал нужным рассказать ему, о ночных похождениях горе-грабителей и намекнуть, что, мол, это именно он отпугнул домушников.

Он подумывал уважить Микуласа, да подмаслить черствую душу этакого негодяя и прощупать худородную почву для дальнейших бесед. Набиваться в друзья, дело не из благородных, но что ж поделать, тяготел он к нему, как сердцем, так и головой. Местами Микулас жесток, черты лица выдают в нём суровый темперамент, но от этого он не перестаёт быть интересным в общении человеком. История хорошо помнит людей, чей взгляд грозен до умопомрачения, а манера толковать, приятна ушам. Так что Микулас, как человек надо думать, неоднозначный, правда, Витасик испытывает одно удовольствие в общение с ним. И в скором времени, очень может быть, что за чашечкой зелёного чая они начнут травить байки о давно минувших днях и вести задушевные беседы.

Витасик тайком пробрался в квартиру Микуласа, оглянулся по сторонам и ничего толком не разглядел. Весьма странно, но свет в доме не горел, хоть глаз выколи и всё одно – сплошь, да рядом темень. Тогда Витасик щёлкнул выключателем, и люстра над потолком в одночасье озарила прихожую тусклым светом. Со вчерашнего дня, обстановка в квартире ничуть не преобразилась, рулоны линолеума, как и прежде, кучкуются в углу, а чемоданы с бельём до сих пор не разобраны. В целом квартира оставляет желать лучше и создаёт впечатление заброшенной конуры.

–Микулас! Ты дома!?– боязливо кричал Витасик.

Но в ответ, лишь зимний сквознячок, хлопал форточками и давал гостю понять, что хозяев дома нынче не наблюдается.

–Микулас!? Отзовись!– Витасик не сдавался.

Он робкой поступью прошёл в гостиную комнату. Ногой пол морозил пятки, благо у Витасика имеются тёплые башмаки, правда, он их отроду не снимал и ходил в них круглые сутки. Весьма занимательная вещь, на самом-то деле, обувь Витасика, как теперича твердит молодёжь – демисезонная, летом они дышат полной грудью, а с приходом зимы мехом порастают.

–Микулас!– вторил Витасик, но в ответ тишина.

Витасик щёлкнул выключателем, лампа воспылала комнатным светом и обдала стены гостиной, щедрой желтизной. Витасик прищурил оба глаза и разглядел на кресле затылок. Хозяин квартиры, дрых в сидячем положении и слегка присвистывал, но храпа как такового слышно не было. Пульт он держал в руках, но сам телевизор молчал. Обычно хозяева спят прямо у включённого телевизора, и стоит Витасику выдернуть провод из розетки, как сонная муха вмиг отворяет очи и неустанно щёлкает пультом. А Микулас, напротив, при включённом телевизоре глаз не смыкает, сон у него наверняка чуткий.

Витасик ближе, чем на шаг к креслу не подступал и в особенности держался особняком, а то мало ли вынет из кобуры пистолет и пальнёт ненароком. Он схватился за край подлокотника, встал на носочки устремил взор на колени Микуласа. Ни сесть, ни встать.– вполголоса шепнул Витасик и затаил в себе дыхание. Небольшая лупара покоилась в мужицких руках и наводила жути на любого, кому хватит сил метнуть косой взор в его сторону. Витасик вытянул спину, всем телом подался вперёд и протянул ручонку к внушительной штукенции. Только он коснулся ружья, кончиком пальца прочувствовал мёрзлую сталь, как Микулас, чтоб с ним неладное случилось, со всей дури дал Витасику по рукам.

–Куда руки тянешь?– глаз он не открывал, точно во сне разговаривал.– По харе давно не били!? Так я устрою… Ты чего здесь забыл!? Мы же с тобой вчера условились, что ноги твоей, в моём доме не будет! Я своё слово сдержал, а ты меня получается, надул.

–Нет, что ты!– начал было Витасик.

–Говори, чего надо, а иначе спущу курок, и тогда пеняй на себя.– оборвал на полуслове Микулас.

–Дело вот в чём… Сегодня вечером, парочка остолопов, решили наведаться к тебе в гости, с очевидной целью, ограбить квартиру. Но, как видишь, грабёж не состоялся и твой дом в целости и сохранности. А причина тому, до боли ясна… Это я не позволил негодяям вломиться в твои покои и вынести самое ценное… Правда, не до конца понимаю, что из ценного в твоей квартире хранится.

–…А я их жду, и жду, дождаться не могу. А вон оно, что оказывается…-Микулас поднялся с дивана и пошёл на кухню. Витасик, хвостиком шёл по пятам и преследовал Микуласа буквально на каждом шагу. Микулас отложил ружьё в сторону, налил себе холодного чая, добавил пару кубиков рафинада. Понятно дело, сахар в ледяной воде не растворился, но Микуласа это ничуть не смутило, он в два глотка опустошил стакан и неспешно прожевал белые кубики рафинада.

–А теперь, чем займёшься?– вопрошал Витасик.

–Вот думаю, а сумеешь ли ты от пули убежать?– ехидно улыбнулся Микулас и положил руку на ружьё.

–Не думаю, что мне удастся от пули умчать. Знаешь ли…– ответил Витасик.

– Вспоминается мне случай один, как моложавый юнец, ловко от пули увернулся, но всё равно кончил не лучшим образом. Как сейчас помню, мы с давним товарищем, договорились о встрече на бесхозном аэродроме, самолёты там век не садились, а взлётные полосы мхом поросли. Стою я, значит, у заржавелого самолёта и пытаюсь в кабину заглянуть, а там ни зги не видно, одна муть сплошная. И гляжу я на взлётную полосу, и вижу, как по бескрайним просторам аэродрома мчит чёрная машина, а за рулём сидит мой товарищ. Я спустился, подошёл к машине, мы обменялись рукопожатиями, потрещали о делах насущных. И он мне говорит, что мол, у него в багажнике парень сидит и надобно его убрать. Сам он юнца жуть до чего боится. И на полных щах мне твердит, что парень этот на днях от пули увернулся.

Сам он юнца жуть до чего и на полных щах мне твердит, что парень тот на днях от пули увернулся. Я, само собой ему на слово не поверил, мы с ним хоть и в ладах, но шутки шутить он горазд, любит время от времени надо мной посмеяться. Но дважды меня на одну удочку не насадишь, и раз нет доказательств, то иди друг, на все четыре стороны. И как оказалось, на сей раз, он говорил чистой воды правду, юнец и впрямь от пули увернулся. Товарищ мой, стало быть, решил, что это дурной знак. И если он всё же спустит курок, то добром это явно не кончится. Он меня вежливо попросил, взять парня на себя и, разумеется, пообещал мне втрое больше обычного.