Его маленький сын стоял в пижаме и,
сочувственно улыбаясь, указывал
пальчиком на большое окно,
выходящее на веранду.
В двери заколотил врач, выкрикивая имена домочадцев, чтоб они скорее открыли ему двери. Отец Авраама открыл и указал рукой на лестницу, врач сразу же побежал на второй этаж. Когда он зашел, то увидел ту же картину, что и глава семейства. Тело Моники аккуратно лежало на кровати. Со сложенными на груди руками, а Авраам спал рядом, положив голову ей на живот. Они тихонько его разбудили, врач попросил его спуститься в низ. Он еще раз поцеловал Монику и вышел из комнаты. Он пошел в кабинет, сел и стал смотреть в окно. Через минуту зашел Новак. Он подошел к отцу и положил голову ему на колено, обняв его за ногу. Авраам посмотрел на сына, сказал, что любит его, и стал гладить его по голове. Потом посадил его на руки и обнял. Авраам снова уснул. Позже в кабинет вошла мать и забрала внука, не будя сына. Он проснулся на следующий день от плача, царившего кругом. Дом уже был полон людей, приехали мать и отец Моники и другие родственники с обеих сторон, также прибыли знакомые и друзья супружеской пары и двух семей. Он был в ужасном виде, но его это совсем не интересовало. Он вышел на улицу и стал бродить по парку. Авраам ничего не отвечал родственникам, которые подходили выразить соболезнование, а от его взгляда им становилось жутко не по себе. В день похорон ему приснилась, что Моника жива, она хотела выйти во двор. Авраам понимал, если она выйдет, то исчезнет навсегда, он кричал ей как мог, но она его не слышала и подходила к двери все ближе и ближе, он пытался подойти к ней, удержать ее, но не мог пошевелить и пальцем. Она улыбалась и говорила, что выйдет только на минуту, он кричал как мог, но она не слышала. Как только она вышла и за ней захлопнулась дверь, Авраам сорвался с места и направился в сторону двери, выкрикивая имя жены, он умолял ее не уходить. Когда он оказался у двери, не смог ее открыть, он бил ее, толкал, но все было тщетно. Вдруг за спиной он услышал, как его завет Новак. Авраам резко обернулся. Его маленький сын стоял в пижаме и, сочувственно улыбаясь, указывал пальчиком на большое окно, выходящее на веранду. Авраам тотчас же отреагировал и, пробежав к нему от двери, выпрыгнул в него. Он резко проснулся, вскочил с кровати в слезах и холодном поту, выкрикнув «Моника!». Его сердце колотилось с такой силой, что он не мог дышать. Авраам встал, подошел к окну, открыв его, глубоко вдохнул. Он вдруг он понял, что она действительно ушла. И он не сможет ее вернуть. Понял, что очень нужен сыну, семье. Он услышал стук в дверь, догадавшись, что его крики разбудили тех, кто спал в соседней комнате. Он не стал открывать. «Все в порядке, простите, что разбудил», – ответил он низким тоном.
После похорон он каждое утро отправлялся на кладбище. Сидел у могилы и думал о своей жене. После кладбища он приходил домой и, взяв с собой Новака, отправлялся на прогулку. Когда он снова вышел на работу, то поначалу даже товарищи боялись к нему подойти. Он здоровался с каждым, кто здоровался с ним, но даже не останавливая на них взгляда. Но никто не обижался, все всё понимали.
С того дня это первый раз,
когда дом начал
снова оживать.
Новак часто подводил отца своим поведением, в школе он часто дрался. Причем это лучшее, что у него получалось. Отец подумал и пришел к выводу, что мальчонка смог бы найти себя в боксе. Мальчик старался поправить дела в учебе, но получалось это крайне редко. Авраам, видя старания сына в освоении тех или иных наук, поощрял его стремления, нанимал профессиональных репетиторов. Долгими вечерами и сам старался разъяснить тот или иной предмет сыну. Однажды они около часа просидели над решением задачи. Новак подпер подбородок ладошкой, положив локоть на стол. Потом, когда отец спросил: «Ну что, задача стала тебе ясней?» – он затяжным, сонным голосом ответил: «Папа, прости. Но мои мозги давно уже уснули», после чего рухнул на стол. От удара он резко проснулся и, резко подскочив, вопросительно посмотрел на отца. Авраам подхватил сына и расхохотался на весь дом. В этом доме последний раз был слышен смех больше пяти лет назад, тогда Моника была еще жива и встречала мужа у порога. С того дня это первый раз, когда дом начал снова оживать.
Прошли годы. Пришло время покинуть отчий дом и отправиться на учебу Новаку. Он пошел по стопам отца, несмотря на то что тот предоставил ему полную свободу выбора. Он старался, как мог, пытаясь быть не хуже остальных, но это у него плохо получалось. Авраам понимал, что сын никогда не будет профессионалом в том, чем занимается сейчас. Его удел – победы в спорте. Но рвение и желание доказать всем, что он не глупее их, восхищало Авраама. Он видел, как закаляется характер Новака. Правда, когда у второго заканчивались аргументы устные, он пускал в ход аргументы более весомые и бесспорные. Свои увесистые кулаки.
Однажды во время пары один из студентов перебил его во время ответа и дополнил парочку пропущенных им факторов. Новак продолжил, но через некоторое время уже другой студент вполголоса произнес: «Что этот богатенький идиот несет?! Сам понимает?!» Парень сдержался, глубоко вздохнул и продолжил к общему удивлению. Преподаватель был поражен его стальным характером и поставил пять за ответ на троечку.
Но история на этом не закончилась. Новак подстерег ребят в парке, через который многие учащиеся срезали дорогу до общежития.
Грубияны шли в окружении своих дружков, всего их было семеро, но униженного парня это не остановило. Его сердце колотилось со страшной силой, ему было страшно, руки дрожали, а ноги подкашивались. Но он понимал: прощать нельзя! Они прошли мимо дерева вдоль аллеи, за которым стоял Новак, он смотрел им вслед и думал, как на них напасть.
Они отдалялись дальше и дальше… Вдруг он сорвался с места, набирая скорость с резвостью спринтера. Когда он был от них в паре метров, последние двое обернулись на топот. Не успев понять, что происходит, один из них мигом очутился на земле с разбитым лицом, Новак швырнул в него папкой с учебниками, как только тот обернулся.
Второго он также оглушил, со всей скоростью врезавшись в него плечом, удар был такой силы, что парень сбил с ног еще одного из группы ребят.Потом ему хватило двух ударов, чтоб свалить еще одного ошарашенного нападением студента. Тот, что обозвал его, сразу же рванулся бежать в общежитие, а тот, что его перебил, напрыгнул со спины, повалив его на землю. Только Новак попытался вскочить, как искры посыпались у него из глаз, последнее, что запомнилось, это шнуровка от кроссовка перед лицом. Он рухнул на спину, ощутив во рту осколки зубов и неприятный привкус крови. Удар сбил его с ног, но оглушил ненадолго. Он инстинктивно укрыл голову руками, пытаясь встать, он перекатывался то на один бок, то на другой.
Удары сыпались градом со всех сторон, к этим двум присоединился третий, которого сбил с ног его же товарищ, без сознания налетевший на него после удара. Он отчетливо слышал оскорбления и топот ног, слышал, как глухо отзывается его тело на нанесенные удары. Как обувь шуршит по асфальту, женские крики то с одной стороны, то с другой… «Хватит, вы его убьете!» – кричали прохожие, но никто не смел вступиться. Со стороны он был поверженный человек, которого бьют трое, но на самом деле он это начал и уж точно он это закончит.
Умываясь и глядя,
как кровь вперемешку с водой стекает в слив,
вытаскивая осколки зубов, впившиеся в десны и щеки,
он вдруг ощутил страшную пустоту внутри себя.
Вдруг он разглядел ногу одного из бьющих и движением руки сбил его с ног, появилось свободное пространство в «треугольнике», в котором его заперли. Он молниеносно перекатился на свободный бок и вскочил на ноги. Теперь его ничего уже не остановит. Он начал делать то, что делал лучше всего в жизни – бил, бил больно и прямо в цель. Лежащего он мгновенно нокаутировал, ему стоило это пропущенных ударов от двух стоящих, но оно того стоило, грубиян очнется только в больнице. Вдруг один, увидев это, попятился назад, а другой продолжал пытаться нанести удар по уворачивавшемуся то влево, то вправо Новаку. Сделав резкую серию контрударов по нападающему, он закончил ее тяжелым хуком справа, без шансов, нокаут. Остался еще один, метавшийся то назад, то вперед, не знающий, то ли бежать, то ли наподдать. За него решил Новак – он ринулся в его сторону, снеся его как локомотив. «Та самая шнуровка», – подумал он, нанося удары с правой и левой руки, он бил до тех пор, пока тот сопротивлялся, но это длилось недолго – один из ударов достиг цели, а второй поставил на драке жирную точку. Он поднялся над поверженным, оглядел лежащих на земле, сплюнул кровь, наполнившую его рот, и направился в общежитие.
Он зашел к себе в комнату и сразу направился в ванную комнату. Новак смотрел на свое побитое лицо в отражении зеркала, склонившись над раковиной. Умываясь и глядя, как кровь вперемешку с водой стекает в слив, вытаскивая осколки зубов, впившиеся в десны и щеки, он вдруг ощутил страшную пустоту внутри себя. По его бугристому от синяков и ссадин лицу текли слезы. Они щипали лицо и жгли солью на распухших губах. Он сделал несколько коротких шагов назад, пока не уперся в стену. Облокотившись, он сполз по ней вниз, оказавшись сидящим на полу. Вытянув руку и немного приподнявшись, он закрыл шумящий водой краник. Вытянув правую ногу, он достал телефон из кармана и набрал отца. Услышав его голос, он осознал, что не сможет произнести ни слова, слезы потекли ручьем, и он резко сбросил звонок. Разрыдавшись взахлеб, он не мог остановиться. Он плакал, как ребенок, он так хотел к отцу, но понимал, что это слабость, а она неуместна. Авраам перезванивал снова и снова, но на другом конце провода только гудки. Он почувствовал, что с ним что-то не так. Набрав сообщение, он отправил его сыну и пулей вылетел из кабинета, в котором его застиг звонок сына. В сообщении было написано: «Буду через 32 часа».
Раздался стук в дверь. Новак подумал, что это снова кто-то из деканата, ведь о происшествии говорили все учащиеся, и это не останется без внимания ректора и всей учебной части. Многие даже сняли драку на мобильные телефоны. Так что о ней не знал только ленивый. «Новак», – голос отца заставил вскочить его с места. Полусонный, он направился к двери. Подойдя к ней, он остановился, вспомнив про свое разбитое лицо. Он резко развернулся и оглядел свою комнату в безмолвном крике: «Что делать, что я ему скажу!?» «Я знаю о драке, открывай, Новак», – спокойный голос отца сразу успокоил парня. Он незамедлительно открыл дверь. Отец первым делом обнял сына, без расспросов и выяснений сказал: «Дома очень пусто без тебя, сынок. Бабуля и я очень скучаем». Он взял сына за плечи и, посмотрев ему прямо в глаза, тихо произнес: «Новак, поехали домой, на недельку, а потом… А потом решим, что делать дальше». Парень, опустив глаза, ответил очень убедительным голосом: «Да, но через пару дней. Надо появиться в школе, понимаешь, если я сейчас уйду, то выйдет, будто я убежал. А я не хочу бежать. Ты проведи со мной денек, а потом езжай домой, я поеду за тобой через два дня. Пойми меня, отец, так будет вернее». Авраам понял сына. Он стал не взбалмошным мальчишкой, а мужчиной. И теперь причины драки были ему ясны. Для кого-то это склока подростков, вызванная обидой, чувством соперничества и другими факторами, объясняющими агрессивное поведение молодого парня. Но отец увидел в глазах Новака совсем другое. То, что присуще только настоящему мужчине, – честь.
– Ну будь по-твоему, – произнес Авраам. – Какие у нас планы?
– Прогуляемся, поболтаем. Я столько вопросов тебе хочу задать, особенно по части документации…
Они вышли из корпуса и отправились в город. Во время прогулки Авраам расхохотался.
– Что, смеешься над моими синяками? – улыбнувшись, спросил парень.
– Нет, просто ты говорил о документации…
– И-и-и-и?.. _– вопросительно произнес Новак.
– И я представил, как твой бухгалтер отреагирует на смачную пощечину от тебя, если что-то сделает не так, – Авраам снова залился приятным смехом.
– Эх, не говори, надо заранее ему каску выдать будет, а то долго он не протянет.
Они шутили и общались на разные темы. Через пару часов они зашли в прохладное кафе с открытой площадкой, напротив бил фонтан и открывался красивый вид на аллею. Немного выдержав паузу, Авраам пристально посмотрел на сына. Во взгляде не было ни капли злости или сострадания. Только интерес.
– Было так, – начал Новак, сын понял отца без единого слова. – Это двоюродные братья, два отморозка, поначалу я с ними сдружился, ну надо же, думаю, хоть с кем-то общаться, вот и повелся с этими ребятами. Нас получилась компания, присоединилось еще четверо, и после пар мы вместе проводили время. Ну знаешь, как бывает: играли в футбол, гуляли, общались… Но очень скоро их поведение стало меня смущать, с каждым днем они становились все распущенней. В нашей компании стала появляться выпивка. Сначала редко, потом все чаще и чаще. Потом какие-то таблетки, в общем, я понял, что с ними лучше не знаться. Я перестал с ними общаться. Не думаю, что мой уход очень их обеспокоил, я ведь не занимался дуростью, которой уподоблялись они. В общем, я был среди них белой вороной. Ну, первое время все было нормально, они продолжили деградировать, а я стал еще больше времени посвящать учебе. И пару дней назад началось. Сначала они вслед что-то говорить стали. Где бы я с ними ни пересекался, чувствовал негатив и неприязнь с их стороны. Они проявляли ее и так и этак. Постоянно пытались меня задеть. Я подошел к ним в столовой в тот день и сказал, что сломаю нос любому из них, кто еще хоть слово в мой адрес скажет. Помогло до обеда, потом чувствую, они конкретно решили меня изводить, хотели поломать морально. Стали про меня гадости говорить, пара слухов и до меня дошло. Потом на последней паре, когда мое терпение и так было на исходе, эти два отморозка, ну братья, решили меня постебать, перебивали, что-то шептали за спиной. Понимаешь, я их знаю, некоторых нужно сразу же заткнуть, или они не успокоятся, пока тебя не доведут. Они из таких. Понимаешь, я не мог терпеть, я не обязан терпеть. Не знаю, чем это закончится, но я не жалею ни о чем.