Заяц отвечает:
– Правильно подметила ты, белочка – шёрстка голубая. Оттого голубая она, что кровь голубая у нас, зайцев, то есть знатная, благородная!
– А что ж у тебя шерсть серая, – спросил бобр, – а не голубая?
– А то серая, что живу я в других условиях, серых, не знатных и не благородных! – произнёс жалостливо заяц.
И с тех пор будто подменили зайца. Каждый день он жаловался про жизнь свою серую, про то, что род свой позорит. То белочка, выпучив глаза, его жалеет, то крот с бобрами головой качают, слушая заячьи жалобы. И настолько привыкли лесные жители зайца жалеть, что и сами не заметили, как стали жить только в заячью угоду, забыв и про свои проблемы.
Жил раньше заяц в норке под землей, а сейчас дупло на высоком дереве ему подавай. Продолбили дятлы дупло ему, а бобры ступеньки сколотили.
Как только обжился заяц в новом жилище, так шёрстку свою осматривать стал: не начала ли она голубой становиться. Но даже и оттенка на своей шёрстке голубого не нашёл.
Понял тогда горемыка, что наверно он кушает не то, что положено. Стал он белочек тогда просить орешки таскать ему, да чтоб зубки свои сберечь – просил чистить их. Прошла неделя-другая. Не голубеет заячья шёрстка. Снова сидит он в раздумьях. Наконец, смекнул: не заячье это дело – по ступеньках вверх-вниз бегать. Тут вспомнил он и про птичек. Стали птички еду да воду приносить ему прямо в дупло.