Buch lesen: «Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии»

Jussi Konttinen

Siberia – A Year of Adventures and Misadventures in the Land of Permafrost by Jussi Konttinen

© SIBERIA – suomalaisen perheen ihmeellinen vuosi ikiroudan maassa, Jussi Konttinen original published by HS Kirjat, Finland, in 2019

Published by agreement with the Kontext Agency

© Воронкова А. А., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Посвящена памяти моей любимой бабушки Киры Романовны Стюнкель (Новикова)

Предисловие

«Дорогая, а что, если мы переедем с детьми на год в сибирскую деревню, в Якутию, в самый холодный регион проживания человека, в дом без воды и с туалетом на улице?»

Такую идею я предложил жене, жившей со мной в южной Финляндии, в 5000 километрах от Якутии. Я счастлив, что моя жена ответила согласием, но будет ли она мне женой через год?

У многих есть некое представление о Сибири, и так же, как у моей жены, не самое лестное. Сибирь от всего далеко. Это «русский ад», где холодно и тяжко. Но где-то на подсознательном уровне мы, финны, радуемся тому, что Сибирь существует: приятно знать, что где-то еще холоднее и тяжелее, тогда родина начинает казаться нам прекрасным местом.

В Финляндии говорят: «Сибирь научит жизни». Сибирь – место ссылки, когда Сибирь учит жизни, все дается через испытания. В английском языке слово «siberia» означает задачу или место, предназначенное для наказания или отдаленное¹. Польский журналист Рышард Капущинский² описывал Сибирь таким уравнением: холодное ледяное пространство плюс диктатура. И в этих выражениях сохранилось отношение к Сибири как к месту ссылок.

Когда запретили въезд в Россию американскому сенатору Джону Маккейну, он пошутил, мол, как жаль, его отпуск в Сибири отменился. Да, мало кто из русских едет сюда в отпуск. На одной руке можно сосчитать русских туристов, которых я встретил в Сибири. Один из них – молодой московский предприниматель, который объездил больше ста стран и вот решил, что пришло время познакомиться с достопримечательностями родины.

Да, Сибирь – часть России, но больше, чем просто часть. Она словно отдельный континент, Северная Азия. Ее последние части присоединили к империи сравнительно недавно: Владивосток и Хабаровск 160 лет назад, Тыву – 70 лет назад.

Сибирь огромна. Она занимает треть Азии и двенадцатую часть всей поверхности Земли. Она как три Евросоюза. Как 40 Финляндий. Ее размеры лучше всего можно оценить, если летишь самолетом из Восточной Азии в Северную Европу при безоблачной погоде. Внизу часами сменяются необитаемые пустынные горные массивы, тайга, тундра, не видно и следа присутствия человека.

Географический центр Азии находится в Сибири, в Кызыле, столице Республики Тыва, что на границе с Монголией. Три четверти территории России располагаются в Азии, а живут здесь лишь 38 миллионов человек, то есть каждый четвертый житель России – азиат.

Сибирь не одна, их много. Есть промышленные города Западной Сибири, как Омск и Новосибирск, что на Транссибирской магистрали. Есть степные сельскохозяйственные территории, заселенные русскими. Есть Сибирь, где добывают полезные ископаемые, нефть и газ, и Сибирь шахт – иными словами, современное продолжение проекта по расширению и освоению территории. Есть Сибирь коренных народов, отдаленная и пленительная. А еще есть Дальний Восток на берегу Тихого океана рядом с Китаем, Кореей и Японией.

В России название «Сибирь» используют немного иначе, чем в других странах: географически миллионный город Екатеринбург – это не Сибирь, а Урал. Владивосток на побережье Тихого океана – тоже не Сибирь, это Дальний Восток. Называть Сибирью все, от Урала до Тихого океана, могут, по мнению русских, только недалекие иностранцы. Само название «Сибирь» больше колониальный термин, так как он объединяет в одно целое пестрые регионы Северной Азии на основании довольно короткой их истории в составе России. Для упрощения я лучше буду глупым иностранцем и буду понимать под Сибирью все, что находится за Уральскими горами. В российской истории тоже когда-то так делали.

Итак, Зауралье. Точка зрения тут, конечно, зависит от того, с какой стороны Уральских гор мы смотрим. Если опираться на географический термин, смотрящий, как правило, находится в Москве или в Петербурге. Соответственно, Зауралье означает восточную часть Урала, Забайкалье – восточную часть озера Байкал. Дальний Восток – дальний только для тех, кто смотрит с дальнего запада.

Сибиряки отвечают на это шуткой – когда кто-то едет в Москву, за Урал, говорят, что он едет «за большой камень». Надо признать, что высокомерие сибиряков тут вполне оправданно. Чем была бы Россия без Сибири? Одной из среднеуспешных восточноевропейских стран? Большой Польшей, которой пришлось бы думать, как разнообразить свою экономику? Чем была бы Сибирь без России? Возможно, провинцией Китая или заморской территорией США – если бы сбылись страхи многих русских. Или же независимыми Соединенными Штатами Сибири, чьи жители купались бы в деньгах.

Именно Сибирь сделала Россию великой державой не только территориально, но и экономически.

Сибирь дает большую часть природных ресурсов. Там находится 10 % мирового запаса нефти, 12 % угля, четвертая часть всего газа, больше пятой части никеля, 9 % золота, 8 % урана и 7 % платины.

Когда развалился Советский Союз, Россия стала еще более арктической, северной и сибирской страной. Большая часть российского экспорта – это добытое в Сибири сырье. Если измерять в деньгах, то самое важное – это нефть, половина которой добывается в одном-единственном регионе – Ханты-Мансийском автономном округе. В самых богатых регионах, на Ямале, в ХМАО и на Сахалине ВВП на душу населения выше, чем в Москве, где живут миллиардеры и средний класс.

Экономически Сибирь для России и локомотив и бремя, так как управление дальними территориями требует огромных инвестиций – строительные материалы и продукты питания приходится везти за много тысяч километров, и на то же отопление требуется очень много энергии. Говорят про «проклятие Сибири»: Россия своими природными богатствами может заселить любой уголок страны, но другое дело, есть ли в этом смысл. На востоке находятся и самые бедные регионы России, например Республика Тыва. Самая низкая продолжительность жизни в России – в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке.

Возможно, лучше всего представление о Сибири формируют расстояния. Цифры в километрах впечатляют, но еще ощутимее они в часах. Дорога на поезде из Петербурга до Владивостока занимает неделю. В Сибири есть большие города, до которых не добраться ни машиной, ни поездом. Из-за отсутствия дорог даже короткое расстояние может быть очень длинным.

Самолетом не всегда выходит быстрее. Когда-то я ездил в отдаленный поселок Таловка на Камчатке; вместо запланированной недели я потратил три, по нескольку дней ожидая подходящих рейсов в ночлежке в компании пьяных начальников и полиции. А если кто хочет поехать из Таловки в Москву, в столицу, только один билет на самолет стоит 140 000 рублей. Вот многие и не едут.

Удаленность – это еще и другое время: в России 11 часовых поясов, и Сибирь всегда впереди. Когда в Москве рабочий день только начинается, во Владивостоке он уже подходит к концу. «Доброго времени суток», так часто обращаются россияне в имейлах, потому что никогда не знаешь, где находится получатель.

Сибирская природа так разнообразна и переменчива, как только может быть на территории в тысячи километров. Болота и леса, на севере – тундра, на юге – степи, на востоке – гористая местность, невероятно красивый Байкал. На Дальнем Востоке бродят тигры и черепахи, в восточной части Северного Ледовитого океана обитает большая часть всех белых медведей и моржей планеты, а в горах рыскают снежные барсы и снежные бараны. Самый экзотичный рельеф – это, наверное, северное плато Путорана, я ездил туда любоваться бесчисленными водопадами и крутыми горами, появившимися в результате великого пермского «вымирания».

Самый характерный для Сибири пейзаж, конечно, тайга – северный лес с преобладанием хвойных деревьев – сосны и ели. На востоке Уральских гор она пополняется пихтами и кедровыми соснами, и, наконец, в Восточной Сибири тайга становится лиственничной, окрашивая летом весь лес в нежно-зеленый цвет.

Сибирская тайга – самый большой в мире пласт леса, она намного больше, чем леса Амазонки, и составляет пятую часть всего лесного массива Земли. Большая часть тайги не знала топора, зато тут каждый год свирепствуют лесные пожары. Летом 2019 года выгорело 130 000 квадратных километров, это как территория Греции. Многие пожары так или иначе – дело рук человека. В самых удаленных местах их стараются тушить водой с самолетов, но чаще всего просто оставляют гореть, пока сами не потухнут.

В сибирской тайге человек все еще чувствует себя ничтожным перед лицом природы. Там нет дорог, там не ловят мобильники – и оттуда не выберешься.

Потеряться в тайге – это особый опыт. Когда-то я проехал 150 километров на лошади по глухой тайге Саян. Мои проводники-тувинцы, которые по профессии вообще собиратели кедровых шишек, знали каждый холмик и находили убежавших лошадей за несколько километров. Когда я сам потерялся, отбившись от группы, я оказался в ситуации, в которой никогда не бывал: я совершенно не знал, в какую сторону ехать искать остальных и как выжить среди огромного безлюдного леса. К счастью, мои проводники были не такие беспомощные, как я, и без особого труда нашли меня посреди самого большого лесного массива планеты. Думаю, даже мой конь смог бы найти дорогу домой.

Каждый год в сибирских новостях рассказывают о людях, даже детях, которые заблудились в тайге и выжили, питаясь ягодами и рыбой. В 2014 году в Якутии четырехлетняя девочка провела в лесу 12 дней и осталась жива. В Саккырыре (Якутия) мне рассказали про одну 17-летнюю девушку, которая на месяц пропала в тайге, от голода она спасалась, питаясь прошлогодними ягодами. Девушка собиралась поехать учиться в Якутск, но передумала и решила, срезав путь через лес, пойти пешком к любимому. В конце концов все закончилось удачно, они нашли друг друга. Но не всегда истории имеют счастливый конец.

В Сибири человечеству все еще не удалось исполнить Божий наказ и наполнить собою землю: там самая низкая плотность населения в мире, меньше трех человек на квадратный километр. Поэтому в Сибири так легко найти необитаемые зоны, чтобы там вообще не было людей. Часто местные так слились с окружающей природой, что их просто не замечаешь. Однажды я ехал на снегоходе несколько сот километров по лесотундре в Северной Якутии, навстречу нам попалась избушка. Оттуда вылез 79-летний старик, который всю зиму жил там с приятелем, занимаясь рыбалкой и охотой. Охотники могут жить в таких местах неделю, а то и месяц, а оленеводы со своими животными проходят расстояния в тысячу километров.

И вот я, 42-летний финн, почему я захотел увезти жену и детей именно в Сибирь?

К новому дому

Начало

Журналист по доброй воле решает поехать в Сибирь и везет туда всю семью.

«В Иркутске мы жили в одноэтажном деревянном доме. За окнами на улице раздавался стук копыт». Это единственное, что осталось у меня из воспоминаний моей бабушки о ее детстве в дореволюционной Сибири. Она жила в Иркутске и Красноярске с трех до семи лет, с 1909 по 1913 год.

Бабушка моя была русская. Ее семья принадлежала к военному сословию, ее отец служил офицером в разных уголках империи, от Балтийского моря до китайской границы. Семья всегда ездила с ним, так моя бабушка и оказалась ребенком в Сибири. Не помню, чтобы она считала это чем-то особенным. Для их менталитета Сибирь, наверное, была такой же царской волостью, как любая другая точка России. Как, впрочем, и сегодня.

В эпоху военных переворотов бабушке пришлось туго, она потеряла всю семью в течение нескольких лет после революции. В 1924 году, в 18-летнем возрасте, она приехала в Финляндию в гости к тетке и всю оставшуюся жизнь прожила на новой родине.

Бабушка умерла, когда мне было 22 года, и я не мог себе простить, что не расспросил ее тогда побольше, не взял у нее интервью. Но что-то повело меня по ее следам. Через три года после ее смерти я поехал в Иркутск на год изучать русский язык. Меня встретил красивый вокзал 1906 года постройки, на тот же вокзал приехала когда-то моя бабушка. Сейчас перед ним как голодные гиены дежурили таксисты, поджидая клиентов. В городе еще сохранились резные, обезображенные вечной мерзлотой деревянные домики царской эпохи, в таких, наверное, и жила моя бабушка.

Тогда, в 2001–2002 годах Иркутск был жестким городом, в котором процветали проблемы, связанные с наркотиками и СПИДом. На меня самого даже чуть не напали на улице. Но все-таки зима в Иркутске стала для меня самым прекрасным временем в жизни – во многом благодаря знакомству с замечательными людьми. Я быстро овладел русским языком благодаря частным урокам и тому, что в этом сибирском городе было легко подружиться с ровесниками. Большая часть моих новых друзей приехала туда учиться из маленьких промышленных городков типа Братска, Усть-Илимска, Усть-Кута и из угрюмых рабочих поселков на БАМе. Несмотря на то что они были довольно скромного происхождения, они по натуре были граждане мира с открытым и любопытным взглядом на жизнь. Для меня, большого любителя зимы, жизнь рядом с Байкалом была просто праздником, так как температура там часто опускалась до –40. Погода стояла ясная и сухая. Я покупал на ближайшем рынке мороженую рыбу и мясо.

Еще интереснее было путешествовать по сельской местности. Бурятские буддисты-шаманы, родственный монголам народ, возили меня на конную экскурсию в Саяны, где пейзажи так напоминали подернутые дымкой картины художника-мистика Николая Рериха. Вместе с соседом по квартире я ездил в заледенелом автобусе в Орлик, город у монгольской границы. Обратно ехать было теплее, так как с нами в автобусе ехала директриса орликовского зала бракосочетаний и надо было всю дорогу обмывать ее новые сапоги. В Республике Тыва мы купили у пастуха целую овцу, но поймать ее мы должны были сами – ему на потеху. От секса в юрте, который нам предложила его дочь, мы отказались, хотя она и рекламировала себя как «чистую замужнюю женщину».

Сибирь стала для меня невероятным приключением. Это была чудесная восточная страна, где люди были милые, природа невероятная, а морозные дни ясные.

Она отвечала на мою привязанность самыми неожиданными способами. Я всей душой привязался к Сибири еще и потому, что не работал журналистом, иначе бы мое внимание привлекали досадные недостатки, социальные проблемы, растрата природных ресурсов, колониализм, авторитарная система, которую тогда начал устанавливать Путин. Я приехал в поисках бабушкиных воспоминаний, но сам бежал от реальности и после Иркутска жаждал продолжения.

На следующий год осенью я продолжил дальше изучать русский язык и для этого поехал на Камчатку, что в девяти часовых поясах от Москвы, наверное потому, что дальше было некуда. Нигде в России я не видел такой нищеты, как в тундре, в деревне Тавловка на севере полуострова. Люди пили, болели туберкулезом и, изголодавшись, съели большую часть колхозных оленей. Моя хозяйка Марина Кечгелкот – человек, который поразил меня до глубины души: оленевод, певица, танцовщица, она хвасталась тем, что может делать все, что делают мужчины, от охоты до выпаса оленей и вождения снегохода. Она уверяла, что даже говорит на мужском языке (в чукотском языке мужчины и женщины используют разные слова).

Наконец, в 2008 году я впервые съездил в Якутию. С одним финским другом мы добрались до побережья Северного Ледовитого океана, куда наши проводники везли нас на снегоходе 300 километров по голой тундре и замерзшему океану, ориентируясь только по снежным бороздам, которые чертил на земле ветер. 1 мая мы смотрели в заполярном селе, как дети запускают разноцветные шары в 20-градусный мороз. Познакомились с директором районного центра занятости, который планировал приватизировать себе помещение центра, и местным «спортсменом-экстремалом», который изобрел свой собственный сноуборд и съезжал на нем с горы прямо в деревья, потому что повернуть в сторону было невозможно.

Когда я вернулся в Финляндию, Сибирь меня все не отпускала. Темной дождливой осенью в Хельсинки я ощущал непередаваемую тоску по гарантированным морозам Восточной России, по континентальному климату, где холод оттачивает мысли, а солнце освещает душу и поднимает настроение. Я все время хотел вернуться в этот особый уголок, где я почувствовал, что такое безграничная тайга, где меня дурманил запах кедра, где я пил из минеральных источников, ел ледяную рыбу и наслаждался теплым приемом. Я хотел показать Сибирь и моей семье.

Мысль о добровольном побеге в Сибирь зрела у меня несколько лет. Понемногу она оформилась в идею написать книгу, которая рассказывала бы о сегодняшней жизни в Сибири, ее прелестях и ужасах. В декабре 2014 года я получил грант от финского фонда «Kone», что почти сделало мою мечту реальностью. Оставалось только уговорить семью, взять отпуск в газете и получить у российских служб разрешение на работу и переезд семьи.

Переезд в Сибирь – это совсем не то, о чем мечтала моя жена, но Россия ей уже была знакома, она даже умудрилась съездить за Урал – разок. Мы вместе бродили по горам на Алтае, восхищались их снежными вершинами, приплясывали на краю ледника, пили воду из ярко-бирюзовых горных ручьев и прыгали из горячей бани в озеро с ледяной водой. Нервно переходили по хлипкому висячему мосту быструю реку в глубоком ущелье. Отдельную порцию адреналина мы получили, когда в лесу, переваливаясь, на нас вышел самый настоящий коренной житель, алтайский медвежонок.

Когда мы ездили на Алтай, между нами еще ничего не было, да и в Сибирь она бы со мной не поехала, если бы позже не решила выйти за меня замуж. Могу сказать прямо: Россия стала частью меня. После учебы я шесть лет работал в Питере журналистом финской газеты Helsingin Sanomat. После Иркутска я еще год учил русский язык в Украине, в Одессе. В Петрозаводске, столице Карелии, я был на практике и писал диплом о тайном техноклубе, открытом в бывшем детском садике. Еще с Иркутска я свободно говорю на русском.

Мы с женой познакомились тоже в Питере. Выходя за меня замуж, она знала, на что шла. То, что мы когда-нибудь поедем ненадолго жить в Россию, было своего рода условием нашего брака, по крайней мере мне так казалось. Я подавал заявку на должность корреспондента газеты Helsingin Sanomat в Москве, но, к счастью, меня не взяли. Нам суждено было поехать в Сибирь. Для жены это было меньшее из зол, так как она обожает природу и сторонится больших городов.

Договорились, что наша семья будет жить в Сибири с августа 2016 по май 2017 года. Может быть, останемся еще на год, но об этом будем договариваться отдельно. Жена вначале поможет детям справиться с культурным шоком. Когда они уже освоятся в школе и садике, она сможет заняться своей работой. Чтобы уговорить трех-, шести- и семилетнего ребенка переехать в Сибирь, было достаточно пообещать им игровую консоль Wii U, но думаю, они не очень-то и понимали тогда, на что подписывались.

Моя жена уже была в России и знала русскую культуру. Вообще, у нее к России отношение любви и ненависти. Жена высоко ценит у русских творческий подход и способность приспосабливаться к любой ситуации, но не переносит злоупотребления властью. Жена умела на бытовом уровне объясниться по-русски. По профессии она реставратор и в свое время стажировалась в Екатерининском дворце под Петербургом, отделывая золотом царскую мебель, рамы картин, украшения и купола. Она путешествовала по Ладоге, а Карелия – наша общая любовь. Я немного волновался за жену и ее морозостойкость. У нее плохое кровообращение, руки и ноги часто мерзнут даже зимой в Финляндии, а тут речь шла о 50 градусах мороза!

Наши дети знакомы с Россией по отдыху на даче на Ладоге. Переездом в Сибирь они не особенно возмущались, возможно, потому, что не имели ни малейшего представления, что их ждало в Якутии и где она вообще находится. На самом деле наш старший 7-летний сын хотел переехать в Якутию аж на три года, чтобы не участвовать в Хельсинки в танцевальном вечере четвероклассников на День независимости – не надо надевать костюм и крутить дамами перед телекамерой. Сибирь ему казалась меньшим злом.

В Финляндии он закончил первый класс. В школе он хорошо справлялся. По характеру он осторожный консерватор и совершенно не обрадовался возможности испробовать новые вкусы якутской еды, но мы и не ждали, что из него вдруг получится любитель сибирских потрохов. Наш средний – импульсивен, активен и любит рисковать, повсюду лазить, ему часто бывает трудно адаптироваться в группе и к установленным кем-то правилам. У него, наверно, будут приключения и в Сибири. Наш младший – всеобщий любимец, сговорчивый шалун, он всем всегда нравится. Он и в Якутии выживет.

Моя задача была найти нам в Якутии подходящее жилье и устроить детей в школу и садик. Старшему предстояло пойти в сельскую школу, так как ни о какой «международной» школе в Якутии и мечтать не приходилось. Наш средний должен был в Финляндии пойти в первый (подготовительный) класс, но вместо этого его ждал сибирский детский сад. Туда хотели устроить и нашего трехлетнего малыша, так как жена собиралась работать на удаленке, и ей приходилось много сидеть за компьютером.

Мы далеко не первые, кто поехал в Сибирь искать счастья, наш семейный переезд был лишь звеном длинной цепочки.

Сибирь не только земля кандалов и смерти, она всегда была землей ресурсов и возможностей, куда отправлялись по доброй воле в поисках приключений или лучшей жизни.

При царе мои соотечественники ехали в Сибирь или как переселенцы, или по церковной линии, или по должностным обязанностям.

Сибирь вдоль и поперек исходили финские ученые-путешественники, первым был Матиас Кастрен³, его самая долгая экспедиция длилась четыре года, это было в 1840-х. Кастрен в экспедициях подорвал свое здоровье, заболел туберкулезом и умер через три года после возвращения домой. Адольф Норденшельд⁴ в 1878–1879 годах впервые совершил сквозное плавание по Северному морскому пути, оставшись на зимовку во льдах на побережье полуострова Чукотка. Исследователь Сибири, географ Каапо Гранё, он же Гавриил Гранэ⁵, вырос в Сибири, где его отец Йоханнес Гранё служил лютеранским священником в финской общине для сосланных и написал о своих приключениях книгу «Шесть лет в Сибири». Да и сейчас в Сибири живут финны – пасторы-миссионеры, студенты по обмену и хоккеисты – члены сборной КХЛ.

В Сибирь, но куда? Вариантов было много, все 5000 километров от Урала до Тихого океана. Я не хотел в большой город, а в Иркутске я уже пожил. Тем более жизнь в большом городе везде примерно одинаковая, будь то Сибирь или ближе. Меня интересовала та часть Сибири, где цивилизация только формировалась, самая большая часть региона, которая находится вдали от железных дорог и городов-миллионников. И хотя русские перешли Урал уже в 1580 году, большая часть Сибири так и осталась незаселенной, там природа сильнее человека.

Я смотрел на карту, и мои глаза все время останавливались на Якутии. Это самый большой регион России, его площадь 3,1 миллиона квадратных километров, республика размером с Индию, только живут там чуть меньше миллиона человек. Она простирается от реки Лена на юге и вверх по течению до самого Северного Ледовитого океана. С якутами я познакомился, когда учился в Иркутске. Бывал там весной 2008 года. Якутск казался мне более интересным и интернациональным, чем обычные провинциальные российские города. Лица у людей азиатские, но с иностранцами на улицах здоровались по-английски. На меня тогда произвело впечатление сильное чувство собственного достоинства якутов и их самобытная культура.

Я также знал, что Якутия – самая сибирская Сибирь. Бесконечные таежные и тундровые территории и отсутствие дорог. По климатическим характеристикам это самая холодная обитаемая территория на планете. С сентября по апрель там самые сильные антициклоны в Северном полушарии, а зимой температура может опускаться ниже –60 градусов. Почти вся Якутия находится в зоне вечной мерзлоты, там она уходит глубже всего, до полутора километров. Из-за таяния последствия глобального потепления там ощущаются драма- тично.

Это самый богатый природными ресурсами регион России. Оттуда приходит больше четверти всех алмазов мира, а еще там есть нефть, газ, уголь, золото, ценные руды. Якутия интересна и своей культурой. Доля коренного населения – самая большая в Сибири, среди миллионного населения республики больше половины составляют якуты, эвенки, эвены и юкагиры. Якутск с населением в 320 000 жителей – редкий на Дальнем Востоке России пример быстро растущего города. Я думал, что в Якутии увижу, как изменяется сегодняшняя Сибирь.

Официальное название республики – Саха (Якутия). Для многих русское название привычнее. «Якутия» – это от эвенкийского названия якутов. «Саха» – так называет республику народ саха, говорящий на тюркском языке. Ударение на последнем слоге. Термины «Якутия» и «Саха» я использую как синонимы. Проект, который я задумал в 2016 году, уже почти начат, и я впервые по-настоящему задумался: что же я наделал?

Меня вдруг стали тревожить мысли об опасностях, которые могут случиться с моей семьей в Сибири. А что, если над моими детьми будут издеваться и это станет для них травмой на всю жизнь? А что, если мою жену уволят с работы за то, что она взяла этот отпуск? Как наш брак все это выдержит? Ясно, что Сибирь стала моей страстью, но не подвергает ли эта страсть всех нас опасности? А вдруг мы умрем в Сибири?