Все сады зацветают в июне

В саду поспели вишни.

Недалеко от Маринкиного дома, та, которая жила возле дуба, можно сказать совсем рядом был маслозавод, где изготавливали подсолнечное масло, а еще там делали всякие вкусные штуки: козинаки и халву. Мой дедушка одно время тоже работал на этом заводе, поэтому в нашем доме всегда было много подсолнечного масла, козинак и халвы.

Мы детьми от нечего делать нет- нет, да пробирались на этот завод, к тому же пройти туда не составляла особого труда, ворота почти всегда были открыты, а охрана была весьма посредственная. Нам нравились большие серебристые цистерны, где вероятно хранилось подсолнечное масло. И ведомые жаждой острых ощущений, поднимались повыше на лестницы, которые были сбоку этих цистерн. Высота подъема зависела от смелости ребенка и от того, как быстро нас заметит заводской сторож или кто-то из взрослых. А как только нас заметят и погонят, мы бежали до дома с визгом и криком напуганных шимпанзе. Вообще, справедливости ради стоит заметить, что все дети немного обезьяны, потому что их всегда влекут то заборы, то деревья. Так что Дарвин со своей теорией, если смотреть на детей точно был прав. Кстати, о деревьях…

Возле маслозавода рос большой вишневый сад, этот сад был никем и ничем не огорожен, а потому нами воспринимался, как совершенно, ничейный. Жаль, что в деревню я приезжала всегда позже цветения вишен, а то думается мне, зрелище цветущего вишневого сада было прекрасным, не хуже чем цветение сакуры в Японии.

Плоды этого «ничейного» сада нами поглощались незамедлительно, не успев созреть. Я любила и люблю разные ягоды: малину, вишню, черешню, клубнику, смородину. Все люблю без исключения и выбора самого любимого. Но вернемся же к нашему вишневому саду. На дворе лето в самом разгаре, все ягоды поспевали и отправлялись на варенье и компоты, в доме почти каждой деревенской бабушки в это время стоял сладкий фруктово-ягодный аромат, а внуки толпились на кухне с приготовленными ложками, чтобы попробовать пенку от варенья. Вот в один из таких дней, надев свой любимый сарафан с сине-белыми, морскими волнами, я отправилась играть к Маринке. Набегавшись вволю и изрядно проголодавшись, мы решили отправиться есть поспевшую вишню в ничейном саде. Никому из нашей компании не хотелось идти домой обедать и снова возвращаться на улицу. Вдруг бабушки найдут нам занятие во дворе и вовсе не выпустят снова играть. Поэтому домой ради такого пустяка, как голод возвращаться было нельзя.

Вишни в тот год было очень много, а самая вкусная, конечно же, росла на верхушках деревьев. Такая, знаете уже полностью созревшая, крупная, темно – бордового цвета, с терпким сладким вкусом, когда от легкого прикосновения кожица ягоды лопается и брызгает на тебя розовым соком. Я, Маринка и Ленка, залезли на деревья повыше, насколько каждому из нас хватало сноровки. Сидели, ели вишню, болтали и, кидались в друг друга вишневыми косточками. От этого мой морской сарафан покрывался розовыми, красивыми пятнами и совсем уже не походил на морской, а превращался в вишневый.

Мы с девчонками наелись так, что наши лица, одежда и руки все было липким от вишни. Животы урчали от ягод, и почему-то есть хотелось еще больше. Замечательное, вкусное чувство свободы, скажу я вам, сидеть так на ветках деревьев, подставлять свои липкие грязные лица солнцу и ни о чем больше не думать. Но даже такую вишневую идиллию было суждено прервать суровой реальностью. Нас увидел выгуливающий стадо коз старый дед, и погнал палкой с этого эдемского сада. Маринка, Ленка быстро спрыгнув с деревьев, умчались в сторону дома. А я менее расторопная слазила с высоких веток, под дружное блеянье дедовских коз. Они почему-то окружили дерево, и всячески пытались ухватить меня за подол сарафана. Что сказать, испугавшись такого внимания, я сначала запуталась ногами в ветках вишни, потом упала и неуклюже приземлилась на землю. Не дав шанса моему новому сарафану, хоть когда-то стать снова морским, а так и остаться серобуровишневым.

Потирая от боли свою ушибленную попу, я хромая поковыляла до дома. Так что, получается, вновь вернулась израненная, как с поля боя. Грязный, перемазанный хромающий боец садового сражения. Но скажу так, какие же все-таки в том саду были вкусные вишни, никаких сарафанов и ушибленных поп ради такой вкусноты не жалко.

Варфоломеевская ночь.

В жаркие дни до обеда я, как правило, загорала лежа на раскладушке, поставленной во дворе между кустами малины и созревающими помидорами. Бабушка наливала мне холодной воды с толченой малиной, мятой и сахаром. Получался своего рода домашний лимонад. Который я потягивала лежа на своем импровизированном шезлонге. Так я проводила время, пока солнце еще не сильно припекало. А после обеда, когда становилось совсем жарко, а до вечера было еще далеко, маялась полным бездельем. Мои друзья кто убегал на речку, кто просто прятался в доме. Нам же с братом строго настрого запрещалось ходить одним на речку, дедушка днем чаще всего работал, а бабушка бесконечно хлопотала по хозяйству. Поэтому я от нечего делать слонялась по двору.

От изнуряющей жары не спасало ничего, даже стены бабушкиного срубового дома, которые обычно сохраняли прохладу. Наша собака Букет высунув язык, лежала в тени своей будки, мы обливали ее водой, чтобы хоть как-то спасти от жары. Куры попрятались в курятнике, и тоже не хотели нас развлекать своей птичьей жизнью. Жарко было всем…

В один из таких дней мы с братом Сашкой решили устроить себе летний походный лагерь и ночевать во дворе дома. Это казалось просто отличной идеей. Ночью будет прохладно и ничего не помешает нам спать. Для этих целей, бабушка принесла из сарая раскладушки, постелила чистое постельное белье и даже раскатала коврики на землю, чтобы мы не измазали ног. Пока шли приготовления к ночевке, мы весело играли в детский лагерь, кувыркались на наших новых кроватях и с нетерпением ждали наступления ночи.

Наступила ночь. Все отправились спать домой, а мы с братом остались ночевать на улице. Но сон все не приходил. Мы ворочались с бока на бок, а засыпать не получалось. Оно и понятно, какой тут сон, когда тебя атакует целое полчище комаров, во всю разгулявшихся с приходом ночи. Они кусали нас за все видимые места, а если не видели за что кусать, то противно пищали над головой. Сон не шел и темнота уже совсем не была такой интересной и дружелюбной, все деревенские звуки, окружаемые нас днем, вмиг превратились в ужасные и пугающие. Сразу вспомнились все страшилки, которые мы рассказывали между друзьями. А яркие звезды и луна создавали вокруг тени, которые пугали наше разыгравшееся воображение еще больше. Поэтому вместо сна, мы стали поочередно бегать домой с просьбами посмотреть, что это там стучит, что это там такое жужжит и скребется. Первой от бойскаутской ночевки ретировалась я, решив, что лучше уж жара, чем быть съеденной комарами и кем – то тем, кто постоянно цокает по крыше сарая. Бабушке ничего не оставалось, как разбудить дедушку и отправить его спать на улицу в компанию, пока еще насдававшегося брата. Присутствие дедушки на улице, конечно, от комаров не спасало, но придавало смелости в защите от ночных обитателей. Следом за мной, часа через два спать домой отправился и мой брат. А дедушка так и проспал до утра, вот что значит усталость трудящегося человека. Наша бабушка потом, смеясь, рассказывая историю родителям, назвала эту ночь «Варфоломеевской». Потому что благодаря нам в ту ночь сна не было почти ни у кого из обитателей нашего деревенского дома.

С той поры, я откровенно не люблю ходить в ночные походы, но жизнь, тем не менее, все равно нет – нет да подкидывает мне ситуации, когда в мою историю входят рассказы: про ночевку на пляже, или ночевку в зале ожидания, или ночевку на трассе в машине. Но знайте, начало такой кочевой жизни положено там, в далеком деревенском детстве, когда на улице стояла ужасная жара.

Письма от мамы

Напротив бабушкиного дома, жила тетя Катя. И хотя она и была возраста моей бабушки, никто не мог применить к ней приставку «Баба Катя». Это была статная, высокая особа, которая держалась с достоинством советских женщин политбюро. Она дружила с моей бабушкой и в неделю по несколько раз приходила к нам в гости. А когда в ее саду поспевали абрикосы, непременно приносила их нам большими ведрами. Потом мы с братом объедались этими сладкими абрикосами, сколько душе влезет и пока не «треснут животы». А как треснут, бабушка варила золотистое варение, из оставшихся ягод абрикос.

А еще возле дома тети Кати стояли сине-зеленые почтовые ящики, куда почтальон каждый день приносил письма и газеты для всех домов, которые были в проулке нашей улицы. Таких ящиков похожих на узкие ячейки было ровно шестнадцать, и на каждой ячейке, белой краской, была нарисована цифра дома. Мы каждый день с братом подбегали к этим ящикам и смотрели, не пришло ли нам письмо от мамы или на крайней случай местная газета «Аннинские вести». В моем детстве не было сотовых телефонов, планшетов и про интернет мы никогда не слышали. Что говорить, обычный телефон с дисковым набором, в котором нужно было пальцем крутить целый круг, и тот был не в каждом доме. Например, чтобы позвонить в другой город, многие люди шли на почту, покупали там "время" и ждали, когда подойдет их очередь позвонить родным или по работе. В доме тети Кати был телефон и он считался роскошью. Когда мама изредка звонила тете Кате, та бежала до дома нашей бабушки, чтобы пригласить ее к телефону. И мы тогда спешили из своего дома к ней домой и ждали, когда перезвонит наша мама, чтобы сообщить ей все новости.

В доме тети Кати было все как в музее: чисто и всегда холодно. Бабушка нам рассказывала, что хозяева дома даже на диванах, которые были в их комнатах никогда не сидели, чтобы не повредить обивку, а сидели на стульях. Телевизор стоящей в большой комнате был закрыт белой салфеткой, чтобы пыль не могла на него осесть, а все окна в доме были заклеены бумагой или фольгой, и прикрыты занавеской, дабы не один лучик солнца не мог упасть на мебель и забрать ее цвет. А может тетя Катя и ее муж просто не хотели, чтобы лишние взгляды увидели их дом. Кто теперь скажет точно. Детей и внуков тоже никогда не видел этот дом, поэтому в нем всегда было тихо, никто не шумел, не смеялся, не бегал из комнаты в комнату, не раскидывал фантики от конфет и не надоедал. Словом, не дом, а музей образцового порядка. Но что – то я опять отступила от почты и увлеклась описанием дома.

Каждое, значит, утро, а иногда в обед, когда почтальон скрывалась из вида, мы бежали к почтовым ящикам надеясь увидеть письмо от мамы. Мама любила писать письма, и каждую неделю мы исправно получали от нее послание, пока гостили у бабушки в деревне. Читать письма было очень увлекательно, в них она, как правило, рассказывала, как живет в городе без нас, что опять натворил наш попугай Кеша. Но больше всего мне нравилось, когда бабушка или дедушка читали нам ту часть, где мама описывала, какие гостинцы и подарки накупила к нашему приезду. В августе получать письма от мамы было еще интереснее. Подходили к концу летние каникулы, впереди ожидалась школа. А это значит, что мама нам обязательно покупала обновки: тетради, пеналы, интересные ручки, новую одежду и новые рюкзаки. Мы потом, когда возвращали домой, с особым удовольствием все это рассматривали, а больше всего мне нравилось вдыхать запах новых учебников и тетрадей. Дааа…

Мы очень любили получать письма, но от обратного ответа старались всячески улизнуть и не писать. Писать письма мы с братом не любили. За нас, как правило, все писала в ответных письмах бабушка. Как мы тут без нее бегаем с утра до ночи по полям, как едим всякие вкусности, что нового в хозяйстве и тд. Но, что интересно, она никогда не жаловалась на наши проказы и старалась по-больше хвалить. Потом эти письма, отправляясь утром в магазин за хлебом и молоком, дядя Стася заносил на почту, которая располагалась в здании автовокзала.

Так происходило каждую неделю, пока в нашу жизнь уверенно не вошел сотовый телефон. И письма, сами собой сошли на нет. Уйдя в прошлое, вместе с романтикой почтового ожидания. Но это случилось когда, мы совсем повзрослели, а пока сидя на крыльце бабушкиного дома, я ждала, когда же в проулке улицы появится почтальон и принесет нам письма от мамы.

Каштановый вечер.

У наших деревенских бабушек в моем детстве было два любимых развлечения играть в карты с соседями и смотреть только- только появившиеся на телевидение бразильские и аргентинские сериалы. Помню, в одно лето по телевизору показывали сериал «Дикий ангел». Ох, и интересный сериал, скажу я Вам. Там такая милая девушка была героиней, и вечно с ней происходили разные беды да несчастья. А герой ее постоянно спасал, был богатым и естественно красивым, потому что кому интересно смотреть про некрасивого героя. Наши бабушки и дедушки, когда его показывали, бросали все свои дела и садились смотреть этот сериал, переживали за героиню, как за свою любимую внучку. И нам детям в это время категорически запрещалось шуметь в доме и отвлекать их по всяким пустякам. Поэтому можно сказать, что жизнь на улице, когда начинался сериал, вымирала.

Но вот вечер близился к своему началу, сериал был просмотрен, дела в доме и на огороде переделаны и бабушка, одев свой чистый халатик и повязав на голову белый платок, засобиралась на вечерние посиделки, к дому который стоял в самом начале улицы. Там тоже жила бабушка и у нее был маленький внук по имене Миша, и у этого внука была трагичная история, но я Вам про нее рассказывать не стану, очень она грустная. Возле этого дома рос большой каштан, который раскинул свои длинные ветви, как широкий зонт над лавочками и столом, специально сделанными для таких вечерних посиделок. Сейчас под этим каштаном собрались все бабушки нашего проулка: баба Женя (Танькина бабушка), бабка Холмачиха (бабушка Оксанки), тетя Катя (которая бабушка, но не бабушка), баба Дюня (она тоже бабушка, без внуков) и много других бабушек и даже дедушек. В общем, весь совет деревенской дружины был в тот вечер в сборе. И только смелый и совсем отчаявшийся человек, мог в такое время пройти возле сбора этого совета. Потому что тогда на повестке дня у наших бабушек появлялся не только аргентинский сериал или непослушный внук Андрюшка, но и удачно прошедший мимо «счастливчик». Будьте уверены, наши бабушки про этого "счастливчика", знавали все до самого седьмого колена не забыв обсудить всех его дальних родственников, если такие и были. Это Вам не шутки – бабушки, сидящие на лавочке!

Мы с детьми любили слушать эти деревенские сплетни, про таких детей, говорили, что мы «греем уши». И если на вечер ничего более интересного не намечалось, мы крутились возле наших бабушек и грели наши уши. А еще мы срывали с веток выросшие каштаны и делали из них пушистые шарики, похожие на мячи, которые потом кидали на спор. Коричневые мячики катились по асфальту, и выигрывал тот, кто дальше всех закинет свой шарик.

«Ну, все, Катя, обыграла я тебя!» – услышали мы звонкий голос бабы Жени, которая победоносно обращалась к тете Кати, – «Снова, ты в дураках осталась, козыри все у меня». Тетя Катя обижено поджала губы, и приготовилась спорить. А я и Таня переглянулись между собой, попрятали в карманы свои шершавые мячи и придвинулись поближе к нашим играющим бабушкам. Каштановый вечер обещал быть интересным…

Бабушка Шура.

Петухи пропели утренею песню, и солнце давно встало, наполнив наш дом светом. Я лежала в своей кровати, почти проснувшись, дремала и сквозь дрему слышала голоса, которые доносились из гостиной дома. Один из них был голос моей бабушки, более тихий, а другой голос был громкий, звонкий даже немного резкий. Не оставалось никаких сомнений – этот голос принадлежал моей второй бабушке. Бабушка Шура, так звали мою вторую бабушку, была родной сестрой моей бабушки Наташи. Она жила в соседней деревне, под названием Старая Чигла. Я это название хорошо запомнила, потому что его часто объявляли на автовокзале. А однажды, когда я стала взрослой и вышла замуж, то ездила в эту деревню вместе с дедушкой, и смогла увидеть, где и как жила бабушка Шура.

Баба Шура жила в доме одна, вернее почти одна. С ней за компанию жила кошка по имени, и не как иначе, кошка по имени Рябинка. Это была очень умная кошка, не какая-нибудь там гуляющая сама по себе. Больше у бабы Шуры никого и не было, дочка ее давно уехали в город, там обосновалась и приезжала редко, поэтому, получается, из всех родных кто остался в ее доме, была кошка Рябинка. Она к этой кошке относилась, как другу, кормила ее вареной картошкой, хлебом со сливочным маслом и поила молоком. Бабушка Шура любила поговорить с Рябинкой, потому что телевизора в доме не было, а из всех радостей кроме кошки было только старое радио, где она узнавала все новости в мире.

Летом баба Шура, просыпаясь с петухами и садясь на первый рейсовый автобус, ехала к нам в гости, так было почти каждые выходные. Уже утром, мы слышали в доме ее звонкий голос. «Наташа, ты слышала, что творится в мире?». Доносилось до спящей меня. И далее следовал целый выпуск новостей о событиях в мире. Кстати сказать, у моих бабушки и дедушки тоже в доме было старенькое радио, но новости мы по нему особо не слушали, а смотрели телевизор. А вот баба Шура знала все новости, она была как новостное политбюро. Так что когда я, проснувшись, услышала ее голос, внутри меня поднялось радостное волнение от предвкушения, что сейчас буду слушать взрослые разговоры. Все дети, чего скрывать любят суетиться вокруг взрослых, когда они ведут свои беседы.

Я выбежала из спальни с криком «баба Шура приехала!», она обняла меня в ответ, рассмеялась своим грубоватым голосом и угостила привезенными сливовыми пышками. Вкусные пышки, скажу я вам, были, как она их делала до сих пор загадка, но такие кисло-сладкие, сушеные пышки, похожие на пастилу из магазина. Потом позавтракав, мы садились на крыльце, и слушала ее рассказы о кошке Рябинке. Я никогда не видела эту кошку в жизни, но почему-то представляла себе такой: рыже-бело-черные пятна, немного худой, от беготни по деревне, со слегка вытянутой мордочкой и янтарными глазами. Из рассказов бабы Шуры получались целые увлекательные истории. Про Рябинку и мышку, которую она поймала и притащила на постель к бабушке, про то, как однажды, она окотилась под крыльцом и бабушка никак не могла понять, куда она спрятала новорожденных котят. Про то, с каким аппетитом, та кошка ела черный хлеб с маслом. Про то, как они вместе с ней ходили в лес. А еще баба Шура рассказывала нам жизни деревенских детей, я представляла, как они бегают по полю на пригорке, спускаются к речке Битюг и удят рыбу на сделанную из длинного прута удочку. Представляла себе, как баба Шура просыпается рано, включает свое старенькое радио и слушает новости, а после идет с Рябинкой заниматься своим скромным хозяйством. И мне становилось радостно от таких рассказов, и я просила – «Бабушка Шура, расскажи еще». И конечно, ни один приезд не обходился без споров на политические темы, в этом никто не мог бабу Шуру удержать, моя бабушка на это устав спорить махала рукой и говорила «Да, ну тебя честное слово, пойдем лучше я тебя покормлю и соберу с собой припасов.

Так за рассказами и новостными спорами проходил целый день, а вечером баба Шура собрав сумку с гостинцами, шла на автовокзал и возвращалась в деревню к своему домику с радио и кошке Рябинке, которая ждала ее у порога.

Августовские костры.

Близился к своему завершению месяц август, по всей деревне разносился запах жженой ботвы после сбора картошки, и то тут, то там, виднелся над крышами домов дым от костра – устремляющийся тонким столбом в пока еще летнее небо. Я любила запах, сожженной травы, это означало, что скоро приедет наша мама, по которой, мы с братом, несомненно, скучали и привезет нам много гостинцев, и заберет нас домой.

На огороде возле бабушкиного дома вся картошка уже была собрана, и мой дедушка развел большой костер. Я сидела, спрятавшись, за времянкой и наблюдала, как дым играет на ветру. Тут на огород зашла моя бабушка и объявила, что надо бы успеть до начала дождей и пора ехать собирать картошку с дальнего огорода. Дело в том, что в деревне, как известно, питались тем, что за лето вырастит на огороде. А в деревне картошка – главная еда. Поэтому огороды сажали большие, а кому не хватало огородов возле дома, сажали огороды еще и от колхоза или работы. Как-то так, если не вдаваться в детали и говорить простым языком. Поэтому на следующее утро дедушка взяв с работы лошадь и телегу, бабушка, собрав еды и разбудив нас рано, отправились на дальний огород, копать картошку. Ехать на телеге было в диковинку, и первые минуты мы с братом веселились и восхищались поездкой, лошадь в такт цокала копытами, хвост ее покачивался из стороны в сторону, и мы подпрыгивали на кочках. Правда, с непривычки, мы все же к концу поездки набили себе детские зады, но кого это могло испугать.

Большой огород находился в самом начале деревни, это место за удаленность бабушка всегда называла «Целенной». И вот мы приехали на поле, где было много разных огородов, включая и наш огород. Повсюду над землей летали мухи, пчелы и разноцветные стрекозы: синие, красные, зеленные… Дедушка слез с лошади, покидал мешки и ведра на землю и торжественно произнес, – «Ну, что начнем, пожалуй, баб Наташ?!».

Пока наши бабушка и дедушка копали картошку, мы с братом бегали по земле, от чего наши сандалии становились с каждым бегом все грязнее, ловили стрекоз, кормило травой лошадь, а еще поглощали взятую бабушкой еду: ели вареную картошку с хлебом и созревшие большие розовые помидоры, которые кое-как умещались в детских ладонях. Сок от помидор стекал по нашим успевшим, к тому моменту стать грязным рукам, от чего они становились еще грязнее. Но было вкусно так, что можно было «ум отъесть», насколько те помидоры были сладкими, мясистыми и ароматными. Бабушка смотрела на нашу босоногую, перемазанную команду и посмеивалась, – «Дед, да ты глянь, какие чушки. Еще и ведра не успели собрать, а уже грязнее ночи». Конечно, когда настала пора собирать выкопанную картошку, мы как могли, помогали, но справедливости ради, хочу сказать, что больше бегали и играли. Потом, мы сидели на земле, на разосланной старой дедовой фуфайке, считали количество собранных ведер, рассуждали, какой в этом году уродилась картошка. А после, погрузив урожай и свои пожитки на телегу, возвращались под вечер домой.

Бабушка растапливала на кухне титан, наполняла ванную теплой водой, сыпала хвойный концентрат, от чего все вокруг наполнялось запахом елового леса. И отмывала нас от огородной пыли. Что сказать, день выдался исключительно плодотворным, богатым на впечатления. Такой, что до сих пор помню вкус, запах тех розовых помидор, и запах лошади, и запах земли прогретой на солнце и ту радость от жизни, где никто и ничего не запрещает, и то летнее небо в нашем беззаботном деревенском детстве.