Конкурс неприятностей

Пролог

– Слышь, клиент просил это… не тянуть.

– Ну ежели по просьбе клиента… – щуплый мужичок в задрызганном темными пятнами халате сплюнул замусоленную цигарку на грязный цементный пол, загремел засовом. Решетка откатилась с металлическим лязгом и мужичок шагнул внутрь.

Он сразу понял, что мужичок в халате идет к нему. Попятился, пытаясь вжаться в стену своей тюрьмы.

– Не балуй! – с равнодушной строгостью сказал мужичок, подталкивая его к выходу.

Он знал, что выходить нельзя. Доносящийся сквозь решетку запах был отчетливым, сильным запахом свежей крови. Точно так пахли пятна на халате мужичонки. Он вскинулся, отчаянно пытаясь сопротивляться…

– Не балуй, я сказал!

Резкая боль и на шее защелкнулось что-то вроде хомута с длинной ручкой – за эту ручку мужичонка поволок его наружу. И тогда он отчаянно бессильно закричал. Остающиеся в камере ответили такими же жалобными криками, но его уже выволокли и их вопли разбивались о захлопнувшуюся позади решетку. У него оставалась всего одна, крохотная надежда – те, кто привез его сюда просто не могли так поступить! Они не могли! Они придут!

Словно кот из засады, грузовичок-фургон выскочил на трассу. Яростно прогудел что-то вроде: «Кто не разбежался, я не виноват!» и вломился в поток машин. «Вольво» по-кошачьи поджалось, вкапываясь в асфальт всеми четырьмя колесами. В фургоне снова прессанули клаксон, оглушая трассу тревожным гудком, и грузовичок ринулся вперед. Обошел неспешно катящую «Ладу-Приору» – вв-жж-ж! Перестроился в другой ряд, вклинившись в щель между новенькой «бэхой» и «Газелью», дернул вперед, обошел «Газель», перестроился снова, насмерть перепугав холеный «мерс», метнулась под носом у «жигуля»… И вылетел на открытую трассу… прямо перед постом ДПС… и не сбавляя скорости просвистел мимо.

Взвыла сирена.

– Фургон номер … , немедленно остановитесь! – заорали динамики.

Фургон мчался.

По узким сходням его вели через двор к двери металлического ангара. Распахнутая, как жадный рот, дверь дышала кровью. С каждым шагом запах становился все отчетливей. Туда входить нельзя. Он попытался упереться на сходнях, но режущий горло ошейник не пустил, а сзади хлестнула жгучая боль, заставляя сделать шаг вперед. Помощи не было. Густая темная тень ангара упала на него, заставляя мелко дрожать. Тянущий его мужичонка с силой дернул за сковывающий голову ошейник и ему пришлось шагнуть в дверь.

Старый истертый указатель вынырнул с правой обочины. Фургон помчался еще быстрее – несущаяся следом полицейская машина придавала ему ускорения. На полной скорости грузовичок ринулся в поворот. В борт чувствительно грохнуло, что-то звонко, как отпущенная струна хрустнуло… задние дверцы фургона распахнулись и теперь летали туда-сюда, колотясь о борта.

– Фургон номер …, вы создаете аварийную ситуацию! – взвыла полицейская машина. Окутанная синим свете мигалок она словно летела над дорогой.

В кузове фургона грохнуло. Из распахнутых дверей посыпалось какое-то шмотье. Округлый кусок металла пронесся над дорогой и… врезался в полицейскую мигалку. Синие сполохи погасли, брызнули осколки. Фургон ухнул колесом в ямину – из распахнутых дверей призраком выпорхнуло здоровенное стеганное одеяло и залепило ветровое стекло полицейской машины. Ослепленный водитель отчаянно ударил по тормозам. Визжали протекторы, предсмертно орала сирена – машину повело юзом и она наконец встала, зависну колесом над ямой. Фургон газанул, стремительно уносясь вперед.

Его впихнули в тесный загончик – стальные перила стиснули со всех сторон, не позволяя ни бежать, ни даже отвернуться. Он уже не пытался сопротивляться, только дрожь пробегала по коже, заставляла дергаться каждый мускул, и крупные слезы катились из широко распахнутых глаз. Надежды не оставалось. Помощь не придет. Его оставили, бросили… забыли.

Он еще раз безнадежно мотнул головой, когда щуплый мужичонка прилаживал у висков рамку с тянущимися от нее проводами…

– Слышь, чего-то там снаружи сирена орет? – покричали со двора.

– Нам-то какое дело. – проворчал мужичонка, прищурился – правильно ли прилажена рамка и… взялся за рубильник.

Стремительно несущийся фургон вынырнул перед закрытыми железными воротами. Застонали тормоза, фургон понесло в разворот… Вертясь, как на экстремальной карусели, фургон бахнул в ворота – металлические створки ответили густым гулом, передняя фара грузовичка разлетелась вдребезги, – и наконец встал. Из распахнувшихся дверец выскочили двое и ринулись к проходной, снося кинувшегося им наперерез охранника.

***

Глава 1. Саша

Двумя часами ранее

Я прощалась с любимым.

– Я все понимаю! – всхлипывая, бормотала я. – Тебе нужно уезжать! Тут у тебя никаких перспектив, а там совсем другие возможности… Только как же я без тебя? Мы же три года вместе! – ощущение жгучей обиды захлестнуло меня, прожигая душу, словно в нее медленно капали кислотой. – Я же живой человек, мне больно! Нет-нет, не бойся, я не буду устраивать истерик! – я крепче сомкнула руки вокруг шеи любимого, не позволяя ему отстраниться. Я знала, что мне его не удержать, но… еще хоть чуть-чуть, хоть минуточку побыть рядом, прижиматься щекой, чувствовать его запах! Он же… он же у меня был первым! – Помнишь, как ты вот здесь меня к стенке притиснул? – я смущенно хихикнула. – У меня тогда аж дух отшибло, но все равно я была такая счастливая. А помнишь, как мы в первый раз встретились? Я в тебя сразу влюбилась, вот честное слово! – мой голос дрожал, я поняла, что сейчас снова ударюсь в слезы и крепко зажмурилась. Губы любимого прижались к моим мокрым ресницам, его теплое дыхание осушило мои слезы. – Чего уж теперь целоваться-то? – я оттолкнула его. Шмыгнула носом раз, другой, пытаясь взять себя в руки. И ведь ничего не изменишь. Ни-че-го! – Ты хоть скучать по мне будешь? – невольно вырвалось у меня и я тут же махнула рукой. – Первое время, наверное, будешь… А потом забудешь. Все вы одинаковые! Ой, я ж тебе яблок в дорогу привезла! – спохватилась я. Любимый потянулся к пакету. Ну конечно, кто б сомневался! – Совести у тебя нет! – снова заливаясь слезами, провыла я. – Я ведь тебя люблю! Я в тебе все люблю, я… даже навоз из-под тебя выгребать люблю! А тебе бы только жрать… у-у, жеребец! – и я погладила его по гладкой шелковистой морде. Гнедой дончак фыркнул и снова потянулся к пакету с яблоками.

– Вот что тебе не нравится? – Лида из старшей, спортивной группы, ввалилась на конюшню, походя сунула морковку выглянувшей из своего денника¹ Симке (она же – Семирамида, серая кобылка орловских кровей). – Там конюшня в три раза лучше, корма отличные, он еще знаменитым станет – чем плохо?

– Я его с трех лет заезжала! – жалобно проныла я, намекая, что неплохо бы получить хоть чуть-чуть сочувствия в моем горе. Ага, фиг дождешься!

– А ты не знала, что с конем придется расстаться? – весело удивилась эта злая, бесчувственная девушка. – Может, ты и Димку заезжать не будешь? Его ведь тоже когда-нибудь продадут, или обменяют, или другому спортсмену передадут, а твое нежное сердце не выдержит такого потрясения. Ладно, уговорила – беру Димку себе!

– Эй, отвалила от моего Димона, у тебя свой конь! – я от злости чуть дверь денника не вынесла, не хуже чем любимый копытом. Тем более что конь у нее совершенно роскошный ахалтекинец.

– Точно как у всех: сегодня я этого коня выезжаю, а завтра р-раз – и отдали! – пробурчала Лида. – Кончай рыдать, а то солома отсыреет, и займись Димоном, пока хоть он у тебя есть!

Я глубоко вздохнула. Лидка права: работаешь не свою лошадь, неважно, государственную или частную, будь готов с ней расстаться. А своя лошадь – пока недостижимая мечта. Седло там, краги², перчатки родители мне покупают, хотя и это не дешевое удовольствие, но лошадь – совсем другие деньги, если конечно брать такую, на которой выступать можно, а не просто собственную попу по полям катать. Жизнь – боль.

Я в последний раз обняла любимого за шею, погладила шелковистый лоб с белым пятном звезды, пока он тыкался мордой мне в руки, выпрашивая яблоко, изъяла два яблока из принесенного для него пакета, и закрыла за собой денник. Симка немедленно высунулась в коридор, требуя свою дань.

– Хорошо устроилась, морда лошадиная, все-то тебя кормят! – я протянула ей яблоко. – А ты скажи: все вы на мне ездите, ваша святая обязанность меня кормить! Ну что же делать, если ты у нас такая хорошая конкурная кобыла, умница девочка… – я прижалась лбом к ее теплой ласковой морде. – Вот Димку поработаю, и приду, потерпи часик. – и я направилась к деннику с надписью «Дипломат».

– Прими! – скомандовала я и он послушно подался вправо. – Ах ты ж мой хороший, запомнил! – я немедленно сунула ему оставшееся яблоко. Он довольно захрупал, а я достала из ящика щетки и принялась надраивать его роскошную шкуру. – Эй-эй, стоять! – Димка слопал яблоко и плавно так, типа – никто никуда не идет – попытался выбраться из денника. – Во-первых, уважающий себя конь не может появиться на людях недочищенный, как полкартошки. Так что извольте подождать пока я закончу, сударь! А во-вторых, без ногавок никуда не пойдешь! – я присела застегнуть ногавки и огребла хвостом по физиономии. – Уздечку оденем, и я тебя выведу. Нет, дорогой мой, хочешь-не хочешь, а если нам с тобой работать, трензель³ нужен. Я знаю, ты эту железяку жевать не любишь. А яблочки ты жевать любишь? Яблочки – только для тех, кто работает, а кто не работает, тому, извиняюсь, фигушки. Вот молодец! – я вывела Димку в коридор и тут увидела Лиду, в задумчивости застывшую перед денником.

– Ты что тут, так все время и стоишь? – обалдело охнула я, оглядываясь на своего полностью вычищенного и снаряженного Димку.

– Нет, вообще-то я уже успела конюшню по кругу оббежать. – рассеяно обронила Лида. – Сашь, ты Банни не видела?

Я оглядела пустой денник с табличкой «Ганнибал» и отрицательно покачала головой.

– Мне Светлана Викторовна велела его почистить и промять, тут скоро прокатчики кататься приедут… а его нет! – развела руками Лида.

Банни, он же – Ганнибал, еще совсем не старый, одиннадцатилетний клеппер, помесь пони и лошади, споко-о-ойный… как пуфик на ножках. И как все клепперы не сильно высокий – самое то детишек и не сильно толстых мамаш катать. Все девчонки в нашей конно-спортивной школе в первый раз в седло именно на нем садились! Он такой классный, как глянет на тебя из-под челки, так ты ему все отдашь: и сахар из карманов, и морковку из сумки, и йогурт из своего обеда.

– Наверное, кто-то его уже работает… – неуверенно предположила я.

– Ага, а Светлана об этом не знает! – фыркнула Лида.

– Ну если из старших кто-то взял. – прикинула я.

– Разве что Костян. – буркнула Лида и в голосе ее звучало явное неодобрение. Костя, и еще Ольга – это наша элита, кандидаты в мастера спорта. Лидка до них пока не дотягивает, но старается.

– Хотя на фига Костику клеппер, если ему Арсенала отдают? – процедила Лида.

Я сочувственно поглядела на Лиду – не только у меня горе. Арсенал – тот самый ахалтекинец, совершенно потрясающий конь! Барьеры берет чистенько, верхние жерди не сбивает, всадников в автономный полет по высокой траектории не запуливает, в общем, конь-самовоз, в смысле, сам неплохо соображает что на конкурных соревнованиях делать. Конечно, чтоб он таким стал ого-го сколько труда вбухать пришлось, но его же не одна Лида тренировала, там и Костик работал как проклятый, и Ольга. А что на чемпионат страны на Арсенале поедет Костик, мы все догадывались. Костяну единственному к чемпионату восемнадцать исполнится, а Арсенал даже конкуриста в сто раз хуже способен на первое место вывезти. И будет у нас новый мастер спорта, школе это нужно! Но Лиду я понимала как никто: плевать чего там школе нужно, за такие соревнования и такого коня убиться можно!

– Не расстраивайся. – забормотала я. – Ты все равно выступишь, пусть на другом коне, но ты классно ездишь.

– Только хуже Костика! – злобно «самокритикнулась» Лидка. – Вот и дали бы Арсенала мне! Все-таки берут меня в Англию учится. – после короткой паузы буркнула она. – С середины сентября можно начинать. И стипендию дать могут… Но это только если будут победы.

– Круто. Поздравляю! – пробормотала я.

– С чем? – криво усмехнулась она. Я в ответ только кивнула. Ну да, принять-то ее в английский колледж – приняли, а жить на что? Без стипендии приглашение на учебу так и останется красивой бумажкой. На то, чтоб добыть стипендию Лидке остается меньше трех месяцев, и Арсенала отдали Костику…

– Светлана Викторовна уперлась, и ни в какую… – Лидка безнадежно махнула рукой.

Ну и чем я могу ей помочь?

– Я сейчас Димку работать буду. – решительно объявила я. – Посмотрю, где Банни, а если увижу Костю, спрошу его!

– Ладно. Только Светлане не говори. – Лида замялась и наконец выдавила. – Когда мне про Арсенала сказали, я того… выступила по полной. Если сейчас еще окажется, что Банни пропал…

Похоже, Лидка и впрямь неслабо выступила, если так тушуется – конники вообще стеснительностью не отличаются, а Лида даже среди нас виртуоз художественного слова.

– Я пока денник отобью. – Лида взялась за лопату, и принялась наводить в деннике чистоту, соскребая навоз и подмокшую солому с пола, а я ухватила Димку за узду и повела ходить.

– Держаться слева на уровне плеча лошади… – как молитву бормотала я себе под нос. С первым конем, моим любимым, Светлана Викторовна меня всему учила: и как «с земли» работать, ну, когда рядом идешь, и заседлали мы его в первый раз вместе, и на барьер я его при ней повела. А с Димкой, типа, я уже все знаю, сама-сама! Ну да, вот я помню, с чего три года назад с любимым начинала! Вот и мучаюсь: Интернет перетрясла, книжек по лошадиной психологии накупила, и чем дальше, тем больше боюсь, что сделаю не так. А это плохо, лошадь мои бренчащие нервы сразу чует. Конь не собака: даже мелкая чихуахуа, по сути, хищник, одомашненный для охоты и защиты человека. А конь, хоть и здоровенная зверюга, а травоядная, и сам от всадника ждет защиты. Нет, мой Димон, он и подраться с другими жеребцами не дурак, но стоит появиться хоть чему-то непривычному, так он мне б на шею запрыгнул и всеми четырьмя копытами держался: спря-я-ячь меня, я боюсь! Зато если чует, что я сама боюсь, все, до свиданья, типа – какой с тебя толк? И нечего тут распоряжаться, а я, великий и могучий скакун, буду делать как сам захочу!

– Ты что тут делаешь? – раздался за спиной резкий, чуть гнусавый голос.

Я с перепугу подскочила… а-а, блин, повод дернула со всей дури! Димка заплясал на месте, пофыркивая и мотая головой.

– Спокойно, все хорошо, совсем ничего не случилось! – руку, там, где по ней проехался повод, жгло так, что хотелось ее засунуть в рот по самый локоть! Не переставая поглаживать нервничающего Димку, я обернулась. Ну вот, явление. Не помню, ни как называется его должность, ни как его самого зовут, но этот мужик руководит нами от городской администрации. Раньше у нас другой был, мы с ним четыре года жили душа в душу: мы тут, в школе, а он у себя в администрации, разве что Светлана Викторовна к нему с отчетами ездила. А потом были очередные выборы, тот, старый, оказался коррупционер, поэтому уже две недели у нас новый – и таскается сюда через день, зараза такая!

– Я спросил, что ты здесь делаешь? – в голосе этого… Администратора появились визгливые нотки, Димка снова попятился и попытался выдернуть у меня повод.

– Хожу. – коротко буркнула я, пытаясь успокоить жеребца.

– А лошадь зачем за собой таскаешь?

– А зачем мне ходить, если без лошади?

– Если тебе нужна компания, возьми подружку и с ней ходи!

Моя рука замерла на Димкиной шее – я вдруг выразительно представила как натягиваю узду на Лиду и держась у ее левого плеча шагаю с ней по территории!

– Тут конная школа, сюда не для того приходят, чтоб ходить! Тут скакать надо! – и он выразительным жестом указал на Димку.

Я невольно шагнула вперед, прикрывая коня собой:

– На нем еще нельзя скакать! У него спина слабая!

– И кто ж тебе разрешил выводить больную лошадь?

– Он не больной! – я почувствовала, что офигеваю. – Он еще маленький!

Мужик поглядел на возвышающегося над моим плечом жеребца. Ну да, Димка крупный, но это же не мешает ему быть маленьким!

– Ему всего два с половиной года!

– Лошадь – не человек, девочка. – на меня поглядели снисходительно. – Два года – вполне взрослое животное.

– Это кот в два года взрослое животное! А у коня еще позвонки не срослись! – я провела ладонью Димке по спине. Спокойно, я же терпеливая, мне потому и разрешают молодых лошадей заезжать, но с лошадьми проще, лошадь тебя разве что башкой о барьер приложит, а вот люди… – Его сейчас надо с земли тренировать: вот так ходить с ним рядом, учить останавливаться… В бочке работать потихоньку… – и пока этот псих не начал объяснять мне, что лошадь в бочку не влезет, я ткнула пальцем в сторону широкого натоптанного круга с пятачком для человека посредине. – Это вон там, берешь коня на корду… веревка длинная такая… рысь с ним тренируешь, галоп…

– А вот я узнаю, можно ли тебе брать лошадь и делать с ней что в голову взбредет! – угрожающе выдал Администратор.

Тяжело человеку в пятнадцать лет: ты уже видишь все взрослые глупости, но послать по-взрослому еще не можешь.

– Вон наша завуч едет, ее и спросите! – с облегчением выдохнула я.

– Светлана Викторовна? – мужик подозрительно прищурился, глядя на громадного черного коня, в седле которого сидела маленькая женщина в клетчатой рубашке, темных бриджах и крагах. А чего он ожидал – что завуч конно-спортивной школы будет ходить в деловом костюме и с журналом подмышкой? Ага, верхом на Бахтате, который прет как танк и то и дело в галоп сорваться норовит! – Кстати, до сих пор не могу понять: какой учебой она заведует – вашей или лошадячьей?

Ну что ж делать, если ты такой непонятливый!

– Она заведует тем как мы обучаем лошадей.

Судя по злобному взгляду Администратора, он решил, что я прикалываюсь. А я – нет, все так и есть.

Легкой рысью Светлана Викторовна погнала Бахтата к нам. Из-за ее спины выехал Костя на том самом Арсенале, а за ним Ольга на гнедом орловце, и неспешной рысью двинули к барьерам на конкурном поле. Я невольно залюбовалась. Какие кони, а у ребят – какая посадка! Просто песня! Я аж носом шмыгнула – мне до такого еще пахать и пахать.

– Кос… – попыталась окликнуть я и осеклась. Лида же просила, чтоб Светлана Викторовна не знала, и вообще, если Костя Арсенала работает, значит, он точно не брал Банни.

Бахтат подлетел к нам и вкопался копытами в землю буквально в полушаге от меня: морда шкодная, фырчит, косится – дескать, как я вас, а? Я к его фокусам давно привыкла, а мой четвероногий Дипломат и этот двуногий… Администратор шарахнулись. Димку я за повод удержала, а админ-мужик чуть на два метра не улетел с перепугу! Вот что бывает, если позволять всяким Администраторам лазать по территории без уздечки!

– Сашь, куда наша коневозка делась? – с седла поинтересовалась Светлана Викторовна.

Нет, я не Саша, меня пора переименовывать в Справочную, Гуглу Яндексовну! То я должна знать где Банни, то – где коневозка.

– Твоего любимчика пора отвозить, а ни коневозки, ни дяди Гриши…

Дядя Гриша – наш главный «за все»: и конюх, и столяр, и водопроводчик, и шофер. Вот теперь и любимого он повезет. Я уже собралась впасть в печаль по этому поводу… Стоп. Нет Банни. Нет коневозки. Нет дяди Гриши. Светлана Викторовна не знает, где они. Пропажа Банни из денника выглядела достаточно… странно, а одно-другое-третье-четвертое вместе приобретает прям таки зловещий характер!

– У вас тут вообще порядка нет! – процедил Администратор.

Светлана Викторовна обратила на него внимания примерно как на воробья, чирикающего у дороги. С высоты Бахмата она обзирала выметенные до блеска дорожки, конкурное и выездковое⁴ поле, сеновал и далекое здание конюшни – словно твердо знала, что под ее требовательным взглядом искомые объекты не замедлят материализоваться. Объекты не замедлили. Ворота школы послушно распахнулись и внутрь вкатил пропавший фургон-коневозка с дядей Гришей за рулем. Светлана Викторовна тронула Бахтата пятками и этот хулиганистый супер-танк покорно зацокал к фургону.

– Дядя Гриша! – Светлана Викторовна нагнулась с седла – ее возмущенное лицо возникло в окошке водителя, пока задумчивая морда Бахтата тыкалась в лобовое стекло. – Вы куда коневозку гоняли, когда лошадь перевозить надо?

– Так это… Уже! Отвез! – дядя Гриша высунулся в окошко.

Светлана Викторовна недоуменно оглянулась на конюшню…

– Куда отвезли? Я пять минут назад там была – конь в деннике!

В деннике, в деннике – сама любимого только что там обнимала напоследок. Мы с Димоном потихоньку придвигались поближе с разговаривающим – заодно и от Администратора подальше.

– Как же в деннике, если я его отвез! – дядя Гриша начинал злиться.

– Стоп. Спокойно. – Светлана Викторовна слезла с Бахтата, похлопала коня по шее, давая себе время на вот это самое спокойно. – Что-то мы друг друга не понимаем: какого коня и куда вы отвезли?

– Так какого велено, куда велено! – возмутился дядя Гриша, но под взглядом Светланы Викторовны взял себя в руки. – Банни! На бойню!

Мои мысли дружно поднялись в галоп, грохоча копытами прямо по черепной коробке. Какая… б-р-р, бойня? Это же Банни, лапушка-солнышко, зайчик наш копытастый, да первого бы, кто такое предложил, Светлана Викторовна сама на сосиски пустила…

– Банни? Зачем на бойню? – эхом откликнулась Светлана Викторовна.

– Так я думал все, конец конику, раз ветеринар вчера приезжал. – недоуменно ответил дядя Гриша.

– У Банни обыкновенный запал, ранняя стадия, все с ним нормально будет! – волоча за собой Димона, рванула вперед я.

– Мне-то откуда знать… – забормотал дядя Гриша, затравленно глядя на нашу завуч, на меня, даже на Бахтата… – Не, ну не сам же я придумал его туда везти! Вот, вот! – он нырнул в салон, выдернул из бардачка листок бумаги и принялся тыкать его Светлане Викторовне в руки. – Под дворник было засунуто, еще вот карандашом приписано – срочно! Я и решил, может, заразное что, чтоб другие лошади не заболели, и рванул…

– Бахтата примите! – рявкнула Светлана Викторовна, ухватила дядю Гришу за ворот рубахи и выдернула из кабины. Для женщины, способной на галопе остановить полтонны разогнавшейся «лошадятины» – не такой уж подвиг. Дядя Гриша пошатнулся, едва не ляпнувшись на асфальт, и замер: мистер Обалдение, руки опущены, рот приоткрыт…

– Кто-нибудь – со мной! – прыгая за руль, скомандовала Светлана Викторовна. Дядя Гриша только шумно сглотнул, шало поглядел на зажатый у него в руке листок – ветер трепал уголок с четко видной синей печатью. Так он еще год медитировать будет! А там малыш Банни…

– Держите! – я сунула поводья Димона дяде Грише, в два прыжка нагнала уже тронувшуюся с места коневозку… Рванула дверцу… и ввалилась на пассажирское сидение.

– Какого черта, Александра? Я вообще-то дядю Гришу звала! – Светлана Викторовна утопила педаль газа в пол – останавливаться из-за меня она явно не собиралась.

Я подобрала руки-ноги и кое-как умостилась в пассажирском кресле.

– Ну он как-то того… завозился… а мы ж, вроде, торопимся? – я потянулась за ремнем безопасности. Если прыгаешь в машину на ходу, надо сразу же пристегнуться… пристегнутую сложнее выкинуть на фиг из кабины! Завуч покосилась на меня и только фыркнула, выворачивая руль.

Коневозка вылетела из распахнутых ворот. На повороте на миг открылся двор школы: Бахтата и мой Димон, ошалевший дядя Гриша, скачущая от манежа Ольга, бегущие со всех сторон люди… И только одна фигура, оставалась неподвижной посреди этой истеричной движухи: похожий в своем неизменном костюме на серый штрих карандаша Администратор стоял на дорожке и глядел нам вслед. Выражение его лицо отсюда различить было невозможно.

Картинка мелькнула и пропала, коневозка мчалась по дороге, стремительно загоняя серую ленту асфальта под колеса.

– Почему Банни – на бойне? – наконец выдавила я. – Почему дядя Гриша…

– Понятия не имею. – не отрывая глаз от дороги, бросила Светлана Викторовна. – Но выясню… сразу как вытащу клеппера оттуда.

– А вы знаете, куда ехать? – заикнулась я.

Светлана Викторовна не ответила, я и заткнулась. Каждому, кто имеет дело с большими животными, приходится знать это треклятое заведение – бойню. Просто потому, что природа – она такая равнодушная, и на наше «не хочу, не надо» ей плевать с высокой горки. Не все болезни можно вылечить и не с каждой болезнью лошадь может жить. Но ведь с Банни же ничего не случилось, это же наш Банни… Это он три года назад, в мой самый первый день на конном нес меня на спине, как хрустальную вазу, и я чувствовала его снисходительное: «Не бойся, не уроню!». На нем я первый раз прыгнула через барьер – и первый раз грохнулась, а он стоял надо мной и ободряюще сопел, и я знала – не сейчас, так в следующий раз, все получится! Да он был моим тренером ничуть не меньше, чем Светлана Викторовна или Петрович!

Фургон заскакал по колдобинам. Ха-ха-чу-о-обратно-на-а-ло-ошадь! Там хоть коленями держаться можно! Наш фургон завалился на бок – меня распластало по дверце – вильнул тяжелым задом, вырвался на шоссе, и понесся, лавируя среди машин, оставляя за собой шлейф гудков, скрежета тормозов и густого, как повидло, мата водителей.

Сзади вспыхнули синие сполохи и механический голос грозно взвыл:

– Фургон номер … , немедленно остановитесь!

– Полиция! – выдохнула я.

– Да, удачно. – кивнула завуч… и вдавила педаль газа до упора. Кенгуриным прыжком коневозка сиганула вперед. Сзади истошно взвыла сирена и полыхающая синими огнями мигалки машина ринулась за нами в погоню. Ни фига себе удача!

– Тебя никто за мной не тянул. – словно отвечая на мои мысли, отрезала завуч и до белизны в пальцах стиснула руль. Поворот! Я снова повисла на ремне – мы на полной скорости свернули на старую грунтовку. Мелкий щебень яростно забарабанил в днище. Бабах! Позади нас словно крылья развевались – запор сорвало и теперь задние дверцы фургона яростно колотили в борта, а наружу градом сыпалась незакрепленная снаряга. – Дзанг! – вертясь, как бумеранг, старая подкова вдребезги разнесла полицейскую мигалку. Сполохи синего света в последний раз ярко вспыхнули и погасли. Шарах! – фургон ухнул колесом в яму, меня тряхануло, так что звонко лязгнули зубы. Мотор взвыл, коневозка завертела колесами, точно распаленный галопом конь рыл землю копытом, и снова ринулась вперед. Выпорхнувшая из распахнутых дверей вальтрап⁵ развернулся в воздухе, закрывая ветровое стекло полицейской машины. Следом вылетело седло. У Светланы Викторовны только уголок рта дернулся, но она не затормозила, гоня машину прямо к серому забору с торчащими за ним трубами. Неужели это… она… оно? На вид и не скажешь, вроде фабрики обыкновенной. Лента грунтовки уперлась в наглухо закрытые ворота. Светлана Викторовна ударила по тормозам, фургон понесло в разворот.

– А-а-а! – нас завертело, железо заскрежетало о железо, и машина встала, подпирая задом створки.

– Считай, постучалась. – Светлана Викторовна вылетела из-за руля и ринулась к проходной. – Ты сидишь тут! Чтоб никуда!

Ага, щас! Меня вынесло из машины одновременно с ней, но догнать нашу завуч я все равно не смогла. Я ворвалась в узкий коридорчик проходной… Местный охранник – бомжевато-небритый мужик в грязном камуфляже – задумчиво сидел в углу своей стеклянной «будки» и осмысливал. Нормальная реакция неподготовленных людей на нашу завуч. Конкурным прыжком я сиганула через закрытый турникет и выскочила на бетонный двор. И замерла. Яркий летний день с зелеными деревьями вдоль обочины и чуть пожелтевшей под горячим солнцем травой остался за порогом. Здесь было сумрачно и стоял шум. Он накатывал на меня со всех сторон, механический, неумолимый и равнодушный, безразличный к боли, страданию, отчаянью. Решетчатые загоны, похожие на издевательскую карикатуру на денники в конюшне, были забиты животными. В одном, спрессованные плотно, будто их туда кулаками утрамбовали, стояли коровы. Я увидела блестящий, неподвижный в отупелом покорном отчаянии глаз, потом корова отвернулась и принялась мерно двигать челюстями, пережевывая давнюю жвачку.

Протяжное, безнадежное ржание прокатилось над бетонным двором. В соседнем загоне были лошади. Всего три: лохматенькие пони, будто малыши, жмущиеся к высокой кобыле редкой кремовой, как у нас говорят – изабелловой, масти. Красавица отчаянно взвилась на дыбы… и со всего маху опустила копыта на решетку своей тюрьмы. Решетка ответила громким и каким-то злорадным гулом. Лошадь опустилась на передние ноги, голова ее поникла, ухоженная светлая грива свесилась едва не до земли… и снова заржала – гневно, яростно и безнадежно, на краткий миг перекрывая безжалостный механический шум. Из голубых глаз изабелловой кобылки покатились самые настоящие слезы.

Я заорала:

– Светлана Викторовна, здесь еще лошади! – и повисла на решетке, тряся ее изо всех сил, точно рассчитывала вывернуть на фиг.

Бегущая по похожему на железные мостки проходу завуч остановилась в дверях полукруглого ангара:

– Стой там! Рядом с ними! Не смей за мной ходить! – и нырнула в темный проход.

Я и не собиралась никуда идти – меня теперь отсюда силой не оттащишь! Я вцепилась в решетку, не отрывая глаз от лошадей.

Из проходной выскочили двое полицейских – выглядели они так, будто побывали в аварии. Ой, а они ведь да, в смысле, побывали!

– Девчонка! – оба полицейских притормозили возле меня. – Она, что ли, за рулем была? – они недоуменно переглянулись.

Из дверей ангара птичкой, будто ему придали ускорения сапогом для верховой езды, вылетел мужичонка в заляпанном темном халате. Вцепился в перила мостков, точно боялся, что сейчас его будут отдирать силой… и увидел полицейских.

– Товарищи менты, помогите! Хулиганят! Убивают!

– Так убивают или хулиганят? Статьи-то разные. – пробормотал молодой полицейский.

– Убивают хулиганским образом! – немедленно откликнулся мужичонка.

– Похоже, наш лихой водила тут!

Светлана Викторовна выскочила на двор. Менты охотничьим прыжком рванули ей навстречу… и замерли.

– С-светлана Викторовна? – заикаясь, пробормотал один. – Это вы тут… хулиганите? Аварийную ситуацию создаете… – выражение лица у него было как у добросовестного школьного дежурного, ненароком отловившего директора, когда тот тайком перекуривал за школой.

– Здравствуйте, мальчики! – Светлана Викторовна мило улыбнулась. – А вы теперь в ДПС?

Точно, они у нас занимались, почти год, когда конную полицию организовывали! Вон тот, кажется, Володя… А этот Сергей! Он еще просил научить его барьеры брать: «чтоб догонять нарушителя, если тот убегает по-за кустом!» Научила, чо! Нормально у него получалось, он даже в соревнованиях пару раз проехать успел, хотя никакого места и не привез.