Что мы будем делать с Фрэнсис?

Предисловие

Спасибо нужно сказать всем причастным, и даже непричастным. Потуги написать первое произведение длились больше десяти лет, и теперь этот путь пройден. Бескрайне рад поделиться этим текстом, пусть и ждать его пришлось долго.

Все персонажи, имена, фамилии, совпадения вымышлены, случайны донельзя и не имеют ничего общего с реальностью. Даже размер груди девочки, побывавшей в Сквот-кафе на чтениях стихов новоявленных поэтов.

Call me if you get lost…

Тайлер Грегори Оконма.

Глава 1

– На почте эта сука мне и говорит^[1]…

– Постой, ты в итоге получил квитанцию об утере?

– Нет.

– Стесняюсь спросить, а почему?

– Я же рассказываю, Джен. Эта сука мне и говорит: – Пришли без бумажного извещения, у вас нет нашего мобильного приложения, на телефон не пришло СМС-оповещение о пропавшей бандероли. Как я могу вам ее отдать, если ее нет? Тут уже я рассердился, заорал…

– Замямлил?

– Нет, я был строг! Я сказал, чтобы они немедленно позвали управляющего и чтобы он лично проследил в каком конкретно месте она была утеряна!

– И ее у тебя нет, – хитро сказала она.

– Да, ее нет. Слушай, если бы эти колхозники на почте работали как надо, то и вопросов бы не было. Откуда я должен был знать о почтовых премудростях?

– Конечно, ты ведь и в почтовый ящик не заглядываешь никогда. Ты даже не знаешь, как выглядит эта квитанция.

– Это обычная бумажка.

– Да, обычная важная бумажка по которой выдают посылки на почте. С этим каким-то образом справляются пенсионеры с деменцией, школьники-энтузиасты, покупающие всякие электрические детальки на алиэкспрессе, наш сосед Джоэл, от которого лифт воняет на три километра, даже он умудряется ходить на почту… А здесь всего-то надо было получить квиток, в котором было бы написано, где конкретно сейчас находятся мои щипчики для бровей… Тебя просто не о чем попросить…

– Они вызвали управляющую! Но и она не смогла ответить, что вообще произошло с этими несчастными щипчиками из Детройта!

– Они дизайнерские!

– Ну не достал я их… Нет их, они в другом отделении…

– Марк… Я отправила тебя только за квитанцией. Тебе ничего нельзя доверить – если посадить слона в свинарник, ты будешь думать где он еще 5 минут.

Оба замолчали. Из чайной кружки Джен шел легкий пар. Марк насупил губы и сел за кухонный стол. Витиеватый узор стола напоминал об африканских племенах, охоте, кровопролитных сражениях за еду посреди дикой пустоши. В этой «саванне» лежала пустая пачка от соленых крекеров, нож без режущей кромки и зерненый творог в большой упаковке. Отчетливо было слышно, как в соседней комнате кто-то сосет соску и бренчит подвесными погремушками. Это была Фрэнсис. Весьма счастливый и здоровый ребенок, с яркими зелеными глазами и необычным загривком из едва отросших волос.

Марк недовольно поцокал и пошел в детскую. Он пробормотал под нос: – Лучше бы Fedex’ом отправили…

Перед входом в детскую комнату лежал синий синтетический ковер, купленный однажды на распродаже. Джен считает, что его очень легко пылесосить, потому что пыль не въедается внутрь волокон. Марк поправил ковер большим пальцем ноги и подошел к кроватке. Малышка беззвучно пялилась на пластиковую ракету с красной дюзой, нависшую над ней, как кашпо с монстерой где-нибудь в переулках на севере Италии над пьяненьким, довольным от улова рыбаком. Едва увидев папу, она одарила его широкой улыбкой. И слюнями.

Если о ком-то сложно было сказать в двух словах, то о Марке невозможно было рассказать и в целом абзаце. В 30 лет многие достигли большего, но многие не достигали ничего. Он любит рубашки и классическую обувь, но надевает их с совершенно неподходящими вещами. Как вам старческие бежевые бриджи, серые носки с черной полоской посередине и строгие туфли с круглым носом? Это наряд Марка для похода на блошиный рынок.

Работа Марка – поиск чистейших алмазов в горах необработанных, да и откровенно попахивающих графоманией текстов. Да, он редактор, который ищет соплежуев, снующих по квартире с сигаретой туда-сюда, бредящих немыслимой славой писателя, гонорарами как у Паттерсона, смыслом как у Пинчона, а главное – женщинами! Женщинами с ростом дюймовочки, телом изящной керинейской лани и, безусловно, стильными нарядами фасона 60-х годов прошлого столетия… Ладно, тут я увлекся.

Но погодите… Ведь не каждый мечтатель-писатель – мужчина. Женщины тоже любят писать и помногу. Тонны неисчисляемых любовных романов ежегодно опадают семянками одуванчика на прилавки книжных магазинов, пытаясь хоть как-то подстегнуть подыхающую индустрию писанины. Женщины пишут и крутые вещи: символьная эзотерика; приключения мальчика-мага; депрессивные романы о кончине бывшего капитана подводных и надводных странствий или сложные, ступенчатые выводы о происхождении рода человеческого; детективы, где дело распутывает одинокая, но никогда не унывающая тетенька с привычкой курить синий «Голуаз»^[2]…

Женщин склоняют писать и выражать свои мысли в текстовом формате с детства – недаром на полках детских магазинов в канцелярских отделах лежит множество пестрящих дневников с реально кликбейтными заголовками: «Расскажи мне, кто твой краш?», «Спрячь от мамы свои секреты!» и иже с ними. Когда же необходимость писать перерастает в работу, местами безалаберную, лишенную живых идей и источающую тонкий аромат гнильцы, здесь обладатели яиц чувствуют себя как эласмозавры, брошенные в пустой аквариум с толщами сношающейся сельди.

Работа Марка как раз заключается в поиске золотых жил во всем месиве гуглдоксов и doc-файлов (а иногда и txt). Как он это делает? С переменным успехом. В этом году, это пресная повесть Паркера Сэттера про супергероя со способностью быстро выращивать деревья, и детская книга миссис Доэрти «Господин Пектин». Ни одна ни другая больших денег ему не принесли, но поиски продолжаются.

Марк страдает холодильной слепотой; у него 43-ий размер ноги; могли бы быть черные, смоляные волосы, но получились темно-русые; достаточно высокий рост и мягкие толстые губы; у него нет татуировок, но есть родимое пятно в форме морского конька; его “утренний” голос сражал девчонок наповал, но со временем сменился кряканьем и кашлем от электронных сигарет.

Но эта глава не о нем.

Эта глава о том, как злится Джен, Клинок Микеллы. Фурия, разящая подлыми ударами клинка между лопаток. Настоящая и жуткая Хель, раздирающая плоть соперника и готовая убить одним прыжком двумя ногами в шейный позвонок. С ней лучше не шутить, ведь шуток фармацевтические агенты не понимают.

А задевает ее буквально все: В автобусе ей кажется, что каждый второй мужик предпенсионного возраста дрочит на нее в маленьком укромном уголке из плаща цвета хаки. В больнице все только и думают, как не пустить ее сдать свой анализ мочи в одноразовой баночке, за которую еще утром она дралась с Марком, чтобы тот не положил туда ключик для сим-карты. В супермаркете каждый, кто криво смотрит в ее тележку, обязан нарваться на пронизывающий, как ветер в Сен-Лоренсе, взгляд, доводящий до испуга даже бывалых охотников на медведей. А в Сен-Лоренсе летом ураганы почти каждую неделю.

Джен взрывается как вулкан, орошая все вокруг токсичной лавой из ругательств, неодобрения и чистой злости. Можно подумать, что это происходит крайне редко, но вы просто не знаете удачу Джен – если есть хотя бы минимальная возможность, хотя бы один вариант из 14 000 605-ти^[3], что что-то пойдет не так…

* * *

Сентябрь, ярмарка Биг Бонанза,15:37

– 415-ый, я база, ответьте, 415-ый, я база, ответьте.

– Доусон на связи, слушаем.

– Что у вас там? Женщина звонит в отделение 6-ой раз. Она не может внятно описать, что произошло.

– База, потерпевшая, если можно так выразиться, пытается вскрыть игровой аппарат с четвертаками.

– Зажевало монету?

– Она не хочет ничего говорить, но орет про свои деньги. Мы попросили ее показать документы, в ответ она запульнула сумкой в Шеппа. Ему поцарапало лицо острым хольнитеном.

– Хольни чем?

– Заклепка, сэр.

– Отдайте мою ебаную монету!

– Мэм, мы вернем ваши деньги, но сейчас вы должны отойти от машины и убрать руки за голову, мэм. Это для вашей же безопасности. Вы покалечили полицейского, это серьезный проступок.

– Я выиграла в этом хватателе честным путем, а этот сукин сын зажал МОЙ лишний четвертак! Я это так не оставлю!

– 415-ый, что с Шеппом? Нам вызвать скорую?

– Он разговаривает со спутником потерпевшей. Кровь остановил, это мелкая ссадина.

– Уладите конфликт?

– Стараемся, сэр.

– И не смейте подходить ко мне! Марк, не разговаривай с ними!

– Мэм, мы все пытаемся помочь вам, но вы никак не можете успокоиться. Один звонок в сервисную службу автомата отделяет вас от ваших денег, но для этого вы должны слушать то, что я вам говорю. Пожалуйста, мэм, поднимите руки, медленно отойдите от машины и встаньте на колени…

– Я?!? На колени?! Да пошел ты нахуй, чмошник в погонах! Я даже ради минета на них не встаю!!! Подтверди, Марк!

– Это правда…

– Мэм, этот тон не доведет вас до добра… База, ответьте. Потерпевшая идет за сумкой. Кажется, она замахивается в Шеппа.

– Боже, каждую ярмарку одно и то же – полоумные кретины жаждут халявы…

Я что, Джек Бойд^[4] какой-то? Хорошо, что в этот раз обошлось без фанатов покемонов… Ладно, 415-ый, применяйте тазер.

* * *

Где-то зашелестело фантиком. Небольшой двортерьер белого цвета с черными пятнами жмурился и копал рядом с конфетой. Потом ненадолго останавливался, как бы нашептывая себе что-то про награду за хорошее поведение, потом опять жмурился и копал. Увидев Марка, заходящего в комнату, пес ринулся к детской кровати и отчаянно завиляв хвостом, принялся ревниво копать кокосовый матрас Фрэнсис. Тут и там на пододеяльнике с Черепашками-Ниндзя (его купила мама Марка) виднелись небольшие продолговатые следы от когтей. Избавиться от этой надоедливой привычки псу не помог ни ветеринар с 15-летним опытом работы, ни успокоительные капли, которые посоветовал выгульщик собак.

– Что? – спросил у собаки Марк.

Пес приоткрыл рот и нервно тявкнул.

– Тебя тоже любим, не переживай.

Пес опять тявкнул, но теперь гораздо тише. Он убрал лапы с матраса и подошел к Марку, опустив голову вниз. Тот почесал ему темечко и собака убежала из комнаты. Снова зашелестел фантик.

– Марк!

– Джен, тссс! – прошипел он.

Фрэнсис почти засыпала под колыбельную, доносящуюся из ракеты. Малышке едва исполнился год, и все что её заботило – это хорошая бутылка подогретой в микроволновке смеси и здоровый 4-х часовой сон. Марк попятился из детской, норовя задеть тумбу у двери ногой, но в этот раз его неуклюжесть дала сбой, и аккуратно закрыв дверь, он выдохнул.

Джен нарезала желтый болгарский перец на новой пластиковой доске, тоже купленной в мегамаркете на распродаже, только ко дню всех святых. По всему торцу красовались злые волшебники с рогами и в колпаках. Они образовывали гирлянду. Рядом стояла собака и с искрой в глазах выпрашивала себе кусок перца. Бабблз был всеядным. Он еще не знал, как ему повезет, когда Фрэнсис вырастет и будет раскидывать по полу недоеденные остатки, например, пиццы или шоколадного батончика.

– Ягнятина, которую я вчера купила… Можешь понюхать?

– А что с ней?

– Просто запах… Не знаю. Проверь, мне она пахнет носками.

– Джен, это молодой барашек. Он молочный.

Она посмотрела на него косо и вскинув одну бровь.

– Конечно, главный нюхач в доме – это я, – сказал он себе под нос.

Приоткрыв сорванную пленку, Марк продегустировал запах. Плечико ягненка пахло очень недурно, учитывая что его еще не приготовили, но слегка отдавало кровью, как свежее, едва срубленное с каркаса мясо. Положив лоток на стол, он сложил пальцы и поцеловал их на «итальянский» манер.

– Экстра примо гуд, мистер Колман, сэр^[5].

Джен усмехнулась и принялась начищать клубни картофеля экономкой. Ее, кстати, давно хотели выкинуть, потому что любой, кто к ней прикасался резал себе пальцы и происходило это с завидной регулярностью. Проблема была в лезвии – оно было не плоским, а с зазубринами. Попадешь таким по пальцу и одним пластырем уже не отделаешься. Но у Джен был опыт. Тоненькая шкурка сорта Марис Пайпер падала в раковину, голая картошка в свою очередь прыгала в кастрюлю, пальцы были в безопасности, а маленькая белая собака с черными пятнами тихо, едва заметно поскуливала, надеясь получить что-то вкусненькое.

Марк посмотрел в телефон. Было без 5 минут 5 вечера, а это означало только одно – скоро будет передача Томаса Эспозито, его любимого ведущего. Эспозито был главной фишкой и двигателем прогресса канала BGC. Его смотрели от мала до велика, в основном те, кому была небезразлична судьба родной страны. Да, в наше время его все чаще называли пропагандоном, либералы снимали целые расследования о его виллах и ранчо, но персона Эспозито казалась непотопляемым ледоколом. Его нарочитый оптимизм, белозубая улыбка во весь рот, красивый загар и зачес на правую сторону оставались его неизменными атрибутами уже 23 года. За этот срок он пропустил лишь одну съемку, да и ту из-за того, что на выборах президента снимался в агитационной рекламе кандидата от республиканцев. Поговаривали, что за эту съемку телеведущий получил в вечное владение один из этажей нового ЖК в столице, с видом на башню BGC. Слухов о ведущем было предостаточно, но он не считал нужным хоть как-то отвечать своим противникам. Его незыблемость в глазах постоянных зрителей шоу вызывала тошноту у противников, едва те слышали первые мелодии джингла передачи.

Марк никогда не был ярым патриотом. Он начал смотреть Эспозито еще в детстве, когда была жива его бабушка. Она смотрела каждый эфир и была уверена в честности и правоте взглядов ведущего. Нет, она не была тупой и наивной, прекрасно понимая, что все домыслы о его огромном состоянии скорее даже были преуменьшены. Просто Томас Эспозито с каждым годом все больше и больше трансформировался из человека в символ. Его фанаты воспринимали его как Санту, который трижды в день сообщал о том, что интересы государства растут, ширятся, и оно простирает свое влияние все дальше за пределы реальных амбиций. Враги же воспринимали его как говорящую голову, которая получает деньги за оды в адрес правительственных деятелей, представителей вооруженных сил, и тех, кого ведущий лично считал героями страны, а таких было много.

Насмотревшись на Томаса в детстве, Марк решил не изменять этой традиции после кончины бабушки, и продолжил смотреть ведущего № 1. Когда они съехались с Джен, (которая, кстати, придерживалась довольно радикальных взглядов) ей было сложно понять, зачем он смотрит эти выпуски новостей. С течением времени и благодаря многократным просмотрам, она научилась вычленять для себя весь смех ура-патриотизма, которым Эспозито орудовал как астрофизик, объясняющий теорию струн восьмикласснице, и уже не так противилась этой привычке Марка. В конце концов даже у дерьма есть поклонники.

– Тыкни в пульт, – протянул Марк.

Джен посмотрела на него и потрясла руками, которые были грязными от картошки. Марк виновно кивнул и сам взял пульт со стола. Цифры 1 и 2 на нем были затерты и навсегда скрылись от посторонних глаз. Он нажал на них и телевизор через секунду ожил. Там шла реклама подгузников.

– Кстаати… Джефф звонил вчера, он сказал, что сможет достать со склада 4 упаковки нашего размера, – сказал Марк. – Каждая будет по полцены.

– Удачно ты с ним познакомился.

– Услуга за услугу.

– Ты же еще не помог ему, да?

– Я и не буду. Младшие справятся.

– Здравствуйте, я старший редактор Марк Бикер, – начала пародировать его гнусавым голосом Джен. – Эти пидоры все сделают за меня!

– Ты же знаешь, я никогда не пользуюсь своим положением…

– А то, что на прошлой неделе ваш стажер бегал тебе за тыквенным соком в стеклянной банке? Это была часть обучения?

– Корпоративная этика, – улыбнулся Марк.

Заиграл джингл передачи, Марк постукивал пальцами в такт. По экрану носились цифры, тянулось и развевалось синее нарисованное полотно, как подол платья Монро над вентиляционной шахтой. По очереди появились три буквы канала: B, G и С. Аббревиатура значила Big Giumot Communications, по фамилии владельца телесети, Адриана Гиймо. Впрочем, он отошел от дел лет шесть назад, и лишь состоял в совете директоров, иногда корректируя вектор развития компании. Буквы скрылись, появился дальний план стола, за которым восседал в чудовищно дорогом кресле сам Эспозито. Он улыбался и его зубы сверкали как квазар, случайно пролетевший мимо Земли.

– Привееет страна. Пять часов, а это значит, что пора разомнуть косточки, освежиться и напрячь свои ушки! Рабочий день идет к закату – заводчане уже мчатся на электричках попить парного молока из грудей своих жен, школьники только доделали домашнее задание и играют в Brawl Stars на планшетах своих родителей, а бизнесмены потягиваются в белоснежных перинах, пытаясь преодолеть лень и начать подсчитывать барыши!

Громкий закадровый смех.

– С вами Томас Эспозито и наш вечерний выпуск.

Небольшой оркестр начал музицировать, аплодисменты прошлись по залу, включилась камера номер два с ближним планом и акцентом на экране позади Эспозито. Его карие глаза блестели, как у юнца, впервые получившего приглашение на кастинг в роли ведущего. Будто и не было стольких лет эфиров, количества денег и, конечно, любви от фанатиков.

– Наш покорный слуга, мистер Джей Браунинг, заместитель министра по ЧС, сегодня разошелся не на шутку, и в пух и прах разнес гадостные выкрики оппонента в послеобеденном обсуждении УУН о разоружении на границе 138-D. Ей богу, каждому из нас надо быть такими продуктивными после обеда.

Закадровый смех.

Эспозито провел рукой по воздуху, приглашая зрителя посмотреть видео встречи представителей УУН. В ролике лысоватый участник обсуждения в сером пиджаке и с красным бейджем неразборчиво орет без микрофона. В зале стоит тишина, но в какой-то момент встает мистер Браунинг, старенький политик, проведший больше полжизни в таких залах, вытирает от пота свой большой нос картошкой, сводит губы в гармошку и постукивает пальцем по микрофону. Крики прекратились.

– Не знаю, чем Вы отобедали, но после хорошего еле прожаренного стейка и, простите, пинты пшеничного, хочется побыть добрым.

Браунинг улыбнулся и посмотрел на коллег, сидевших позади него, ища одобрение в рядах дипломатов. Послышались жидкие хлопки, которые тут же были смыты шквалом аплодисментов, благодаря звукорежиссеру.

– Каков мужчина? – хвалебно прорычал Эспозито.

Он выдержал небольшую паузу, дав зрителю насладиться моментом и тут же продолжил.

– Переговоры между нами и воинствующей стороной продлятся еще четыре дня – это 8 раундов по три часа в каждом. И можете не сомневаться, – ведущий сделал серьезное лицо и нахмурил брови, камера-1 почти наехала на него. – Мы остановим перевооружение врага у границы! Не мы в отдельности, и не мистер Браунинг в частности, но наши доблестные воины, которые лишь благостно ждут момента, когда по воле родной страны… – Томас сделал драматичную паузу и поднял кулак вверх. – Они остановят любого…

В зале заохали от счастья, аплодировали все приглашенные на съемки, а тех, кто почему-то делал это спустя рукава, мотивировали мигающие красные буквы «ХЛОПАТЬ».

– У меня стойкое ощущение, что так уже говорил какой-то президент, – сказала Джен.

Марк читал в телефоне рабочую почту. В папке спама висели предложения по кредитному анализу платежных способностей для одобрения займа на квартиру. Они не собирались ее покупать, но ему было интересно, сколько денег может предложить банк. Он отправил письмо во входящие.

– Не припомню такого… Знаю только, что Эйзенхауэр, супер-вояка который, когда-то на барбекю с семьей уронил здоровенный рибай в угли. Он был таким жадным сукиным сыном, что достал его, очистил от золы и съел. И теперь кулинарные блоггеры всех мастей прославляют его, как первооткрывателя «грязных» стейков.

– Твой отец сделал тоже самое прошлым летом! – захихикала Джен.

Марк стесненно улыбнулся. Он не любил говорить о своем отце. Его детство не было сложным, он взрослел чувствуя любовь и поддержку близких людей, но именно с папой они стали слишком рано расходиться во мнениях, взглядах. Для старика последней каплей стали отношения с Джен – в глубине души он терпеть ее не мог, но у него была завидная выдержка. С тех пор как они начали встречаться, он не произнес ни одного плохого слова в ее адрес, но взамен совершенно охладел к своему чаду. Они созванивались лишь пару раз в год на праздники, а встречались и того реже.

– Кстати о мясе, – сказала Джен копаясь в алюминиевой баночке для приправ. – У нас нет розмарина… И кто-то хочет гулять!

Она указала на Бабблза, а тот с укоризной и исподлобья посмотрел на нее. Да, он услышал одно из ключевых слов для любого пса, но все равно оставался недовольным. Ему так ничего и не досталось со стола.

– Пойдем, дружок. Только приправы?

– Если там еще есть сангрия по скидке, то ее тоже.

– Ты еще то розовое не выпила…

– Хочется чего-то сладкого, – выпалила Джен и начала раскладывать картофель в форму для запекания.

Марк накинул куртку, проверил содержимое карманов. В одном было пусто, в другом лежали права, кредитка, два чека из магазина растений и жвачка с цитрусовым вкусом. Выкинув чеки в мусорку, он достал одну подушечку и уже хотел предложить ее Джен, но тут Эспозито заорал из телевизора.

– А что им остается, друзья? ЧТО ИМ ОСТАЕТСЯ? Никому никогда…

Марк одернул руку, показал Бабблзу на дверь и они вместе вышли из дома.

* * *

Погода шептала. Солнечные лучи поглаживали прохожих, одаряя их почти последним осенним теплом. Народ шел в чем попало: трое подростков – все как на подбор без носок и в коротких джоггерах нейтральных цветов; парень лет 30-ти кутался в легкий акриловый шарф с добавлением альпаки; у пожилой женщины под первым набором толстых колготок проглядывали дополнительные – утепленный вариант. Люди даже не шли, а плыли, разморенные, но обласканные приятным ветром. Черный забор перед подъездом четы Бикеров нещадно сносили рабочие. Двое в зеленых робах тянули забор кверху, еще один пытался разбить лопатой бетонные основания. Из-за надвигающейся зимы грунт твердел, а бура у рабочих не наблюдалось, зато наблюдался прораб с идеальной осанкой и небольшим рупором – хоть он и стоял в десятке метров от работяг, но все же пытался командовать и комментировал их действия.

– Да тяни ты его, еб твою мать! Вот, вот так! Тащи, тащи! Подбей еще сбоку, там от лунки не отходит!

Чуть дальше забора была небольшая вечнозеленая аллея с кустарниками, у которых не опадали листья. По ней гуляло несколько мамочек с колясками. Сидеть им было негде – лавочки уже успели демонтировать. В общем чате дома люди негодовали, ведь в голосовании они выбрали вариант «оставить как есть до весны», но местному управлению было до лампочки – выигранный тендер на демонтаж уже был на столе у директора в письменном виде. Каждая дама считала своим долгом повозмущаться на рабочих, мол, «шуму много». Прораб не вел бровью на любые замечания.

Слева от дома Бикеров располагался двухэтажный музей зажигалок 20-го века имени Джозефа Пак Джи, корейского эмигранта и коллекционера. В свое время он был совладельцем табачной компании, принесшей ему несколько десятков миллионов. Бизнес рос, аппетиты тоже. Пак Джи хотел славы, и выпросил у администрации города старенькое ветхое здание под свои нужды. После года реконструкций и скупки всевозможных лотов в аукционных домах, музей открылся. Билет стоил 3.50. Кореец бывал там каждые выходные, и немного картавя, здоровался с каждым посетителем. Доходы были невесть какие, но главная цель – заиметь немного славы – была достигнута, правда, уже через два года после открытия в город, вместе с новым мэром, пришло антитабачное лобби и Джозеф был вынужден продать свою долю в компании. Музей продолжил работать под другой вывеской, уже без упоминаний табачной фирмы, но трафик желающих только вырос. А вот по выходным уже никто не слышал картавой трели Пак Джи и маленький, но горделивый силуэт корейца, не шаркал больше размеренно по коврам музея. Говорят, кореец занялся продажей воды со вкусом абрикоса в столице. Говорят, что женился на супермодели и хочет вернуться на родину. Говорят, что он уже вплотную занялся инвестициями в табачный рынок Кореи и хочет представить населению новый вид испарителей, ставший доступным по причине развития технологий в индустрии. В общем, много что говорят.

Спустя полквартала Бабблз и Марк дошли до ближайшего продуктового. Он был открыт с 8 утра и до 12 вечера каждый день, практически без выходных. Заведовал им мистер Клэм – довольно высокий и крепко сбитый чернокожий мужчина средних лет. У него была короткая седая щетина и большой приплюснутый нос. Выглядел он всегда неопрятно – то рубашку застегнет не на ту пуговицу, то забудет подбрить пару волос прямо на щеке, оставляя их торчать как головы фламинго, выглядывающие из-за мангровых зарослей. Но свое дело Клэм знал: помнил наизусть весь ассортимент магазина, всегда подсказывал с рецептами ужина, и, наверное, легко бы мог участвовать в викторине «угадай товар по этикетке». Никто не знал, почему его зовут Клэм, ведь это не было его настоящим именем, но именно так он всегда представлялся.

– Мистер Клэм, – сказал Марк, распахнув дверь и кивнув головой в сторону продавца.

– Марк, мальчик мой. Давно тебя не видел, небось опять заказывал все онлайн, да?

– Есть грешок, каюсь.

– Ничего, ничего. Вот когда там будут работать одни черные, вот тогда заживем, – подмигнул Клэм и моментально переключился. – Сегодня очень свежие вонголе. Вряд ли они прямо из Средиземного моря, но пахнут даже лучше.

– У нас сегодня баранина…

– Розмарин, херес? Стоят почти рядом, – Клэм показал пальцем вглубь магазина.

Марк еще раз кивнул и пошел к стойке с приправами, а Бабблз остался у двери с вежливым видом, но ненадолго.

– Пупсик! – крикнул Клэм и собака, услышав его добрый голос, в три прыжка очутилась под прилавком у кассы. – Для тебя моллюсков нет, зато чудесный, почти королевский огрызок ветчины у меня всегда есть…

Жопка ветчины была заключена в фиолетовую упаковку. Продавец одним движением выдавил из нее кусок мяса индейки, порвал на две ровных части и дал Бабблзу. Песик не верил своему счастью (впрочем, как и каждый раз, когда продавец его подкармливал), его глазки округлились и почти вылезли из орбит. Он жадно, но с упоением поедал угощение.

В магазине было гораздо теплее, чем на улице. Посетители снимали с себя шапки и шарфы, будто приходя на прием ко врачу, и кидали их на батарею у входа. Многие так и уходили без своих вещей, что категорически не нравилось уборщицам. Клэм заставлял их фотографировать забытое, и вывешивать фотографии в папку «Вы забыли!», которая находилась прямо у главной двери. Но поскольку магазин находился прямо на перекрестке, подавляющее количество покупателей забредали в него случайно, а значит и найти хозяина какой-нибудь кожаной перчатки фирмы Marks & Spencer было невозможно. «Чистая совесть лучше грязных рук», – мотивировал уборщиц Клэм.

Выбор в магазе был широк – директор давал добро на закупку заграничных продуктов. Были здесь турецкие печенья Ulker, сладкие, но с добавлением кристалликов соли; много корейской и японской лапши, весьма острых вариаций; целый отдел морских гадов, половина из которых действительно приезжала из-за границы, а половина выращивалась искусственно в предназначенных для этого озерах на юге страны; мешанина конфет, мармелада и вафель, продававшихся россыпью; и то, ради чего все горожане заскакивали сюда, а туристы хвалили местечко в гугле – джамбалайя по секретному рецепту, 250 грамм в пластиковой таре за 6 зеленых. Секрет был прост – луизианский “плов” закупали в замороженном виде в городе Шривпорт, где преподаватели пары кулинарных техникумов любили поглядеть, как Гордоны Рамзи местного разлива справятся с национальным рецептом. И поскольку экзамены в четвертях там шли каждые два месяца, проблем с поставками не было. Конечно, сыграло на руку и каджунское происхождение директора, но о нем не знал никто из сотрудников, включая Клэма.

Марк рассматривал сырный отдел, примыкающий к йогуртам. Он помнил, что пару дней назад Джен купила здоровый кусок маасдама, ненавистный ему. Предпочтение свое Марк отдавал терпким, более пряным, твердым сырам, но таких было всего два вида – Вермонт и Пекорино. Он поморщился из-за мук выбора, и взял первый. Подойдя к специям, он начал вспоминать, что обычно добавляют в ягненка.

– Розмарин мы берем точно… Зеленый перец тоже… Зира?

Он уставился на пакетик с молотым кумином. Маленький барашек с красочной упаковки ответил тем же. Марк прищурился. Барашек не смог. Пакетик отправился в корзину.

– Ах, да… Сангрия…

Побродив еще немного и выбрав алкоголь на вечер, Бикер отправился на кассу, где Клэм уже вовсю орудовал своими ручищами, пробивая товар быстрее, чем Джон Ирод^[6] обращался с взведенным курком револьвера. В очереди перед Марком было всего двое – женщина в коричневом берете и сером дафлкоте, и темнокожий пенсионер в потертом костюме и с большой кожаной сумкой через плечо.

Женщина мило улыбнулась Клэму и протянула телефон к терминалу. Телефон дзынькнул, чек вылетел как язычок-гудок на дне рождения недовольной девочки в костюме подсолнуха^[7], дама взяла свой картонный пакет с рисунком цветов и ушла. Пенсионер подошел к кассе.

– Сэмюэл! Рад тебя видеть!

– Здравствуй, Клэм, – сказал с актерской интонацией старичок.

– Как внучка? Больше не ругали из-за одежды?

– Лакиша дала ей втык. Ну, мелкая и смирилась, теперь не носит эти юбки. Сам понимаешь, время такое, – сказал он на выдохе.

– Слушается и то хорошо.

– Но когда ее ухажер заезжает, все повторяется… Мы в 16…

– Сэмми, вас в 16 и в школу-то не пускали, – перебил его Клэм.

– Я не такой старый, – улыбнулся старый темнокожий мужчина.

– Ага, а я Стив Харви^[8] на полставки.

Оба разразились негромким, но хохотом. Марк смущенно улыбался, потому что «Сто к одному» он никогда не любил. Последний раз он видел его по телевизору, когда ведущим был парень, когда-то намывавший айсберг для бургеров рядом с принцем Замунды^[9].

Клэм пулеметной очередью закидывал продукты в ячейку слева от кассы, старичок медленно их подбирал и играл в тетрис. Когда настала пора расплачиваться, он вытащил две банкноты, протянул руку к продавцу, но тут же машинально отодвинул ее. Все его действия были неестественно грациозны.

– Еще мне стики нужны, бронзовые. Две штуки.

– Сэмми, скоро восьмой десяток, – покачал головой Клэм.

– Это Лакише.

– Она берет желтые, сэр.