Сегодня я могу отдохнуть. Вчера был концерт. Завтра – тоже выступление. Я уже подготовил Адажио Барбера. Красивая музыка. Очень непросто передать оркестровое произведение на фортепиано, но я попытаюсь.
(дата зачёркнута)
Я и не думал, что девушке может быть понятна глубина музыкальных произведений. Я познакомился с ней на прогулке вчера. Она сказала, что я «очень хорошо» выступил с «красивой пьесой». Честно, в моей душе что-то зашевелилось, когда я понял, что нас что-то сближает – что-то возвышенное. Мы должны встретиться через день-другой.
(дата зачёркнута)
Той самой девушки я не встретил, зато встретил моего друга – англичанина. После пробежки я просто брёл домой, а он возник из ниоткуда:
– Привет, Иван! Я слышал, тебе нечего делать летом? Мы собираемся у меня дома, в среду, через неделю, вечером.
– Здорово.
Англичанин помолчал.
– Ты будешь? – наконец спросил он.
– Ну, да. Вообще… да. У меня планов нет на среду.
– У тебя стёрты пальцы: опять кому-то что-то завинчиваешь и вкручиваешь? Гвозди забиваешь?
Я хотел ответить, что я везде понемногу: столяром, слесарем, плотником и даже кузнецом, но решил, что это тщеславие, и остановил себя. Англичанин подождал, осознал, что мне нечего добавить, и спросил:
– М-э… Красивый фасад! – он указал на фронтон здания XIX века.
– Да. Его, верно, реновировали. Русты чистые, белые. Пилястры не обшарпаны. Стиль здания смешанный, похож, конечно, на классицизм, но… – вид сооружения был действительно очень интересный.
У нас в городе много таких построек, напоминающих дворянские дома, однако используются они для самых разных целей. В некоторых из них, я знаю, расположены комбинаты и заводы. То есть снаружи оно выглядит, как царский дворец, а внутри – рабочий цех.
– Напоминает … – продолжил я и, вот же блин! Забыл имя одного архитектора.
Англичанин подумал, что мне нечего сказать и спросил:
– Слушай, э-а, в округе тут есть табачный магазин, мне туда надо.
Я показал ему «Дымный гастроном» – ближайший отсюда магазин. Англичанин откланялся и побежал в указанную сторону. Я почувствовал, будто от меня только что избавились.
(дата зачёркнута)
Сегодня я вспоминал ту самую девушку. Как она улыбалась, какой у неё нежный голос, какое у неё прекрасное лицо. Я уверен, что мы встретимся на этой неделе. Я выучил известные произведения для фортепиано и гитары (в конце концов, гитара есть у каждого второго). Ещё я прочитал несколько интересных книг, чтобы можно было быть интересным собеседником.
***
Я постепенно начал заниматься гимнастикой и акробатикой: без экстрима, только кувырки вперёд и назад. Растяжка. Мне нравилось. Ощущались прогресс и некоторое спокойствие, дескать, веду теперь активный образ жизни. Я даже сделал пробежку вокруг дома.
После столь интенсивных нагрузок на столь изнеженный организм я пошёл, мокрый и уставший, за водой в местный магазинчик. Вода нужна была, чтобы пить и чтобы мыться. Я жил в бедном районе, но современные удобства здесь были. Поэтому, приобретя воду, я подошёл к хостинг-будке и набрал номер Вана. Он рассказывал, что у него нет громоздкой будки, как на улице, а видео записывается и воспроизводится через небольшой аппарат.
– Салют! – я увидел широко улыбающиеся зубы Вана. Таким жизнерадостным я не запечатлевал его давно.
– Как дела? – я спросил, зная, что не получу негативного ответа.
Ван поговорил на нескольких языках о своих делах, из которых я понял только по-английски и по-французски, потом перешёл на мой язык, коротко сказав:
– Всё нормально.
И я не мог не улыбаться при виде такого Вана. Несколько секунд мы ничего не говорили, а просто смотрели друг на друга. Ван сказал:
– Недавно с англичанином встретился. Рад, что у него всё хорошо, – его зрачки сильно расширились и сузились. Это было видно даже через не очень качественный экран будки. Потом мы снова помолчали.
– Что-то ты недоговариваешь. Ты сияешь прямо! – улыбка не сползала с его лица.
Он лишь хихикнул. Затем он начал:
– Мы, кстати, с англичанином и компанией собираемся скоро. Тебя там насекомые не съедят?
Услышав это, я осознал, что всё моё тело зудит от укусов.
– Ну, ладно, давай – счастливо! – я махнул Вану рукой. Он махнул мне в ответ, и связь прервалась.
Что бы ни происходило в его жизни сейчас, я очень рад за него. В приподнятом настроении я дошёл до квартиры, не чувствуя усталости, и…
***
(дата зачёркнута)
Этот день был знойным. Пот с меня стекал ручьями, реками, морями и океанами. Я шёл в английский район. Он, к слову, очень симпатичный.
Мостик через ручеёк, зелёные низкие деревья, похожие больше на кусты, чем на «привычные» для меня деревья. Дорожки здесь ровные, чистые, на немецкий манер. Автомобили тут редко встречаются, и я иногда забываю, что в этом районе движение левостороннее. Зайдя за тёмную калитку участка с ухоженным газоном, я встретился с немцем. Француза не было.
Ровно в 17:00 брат англичанина открыл нам дверь. Лицо его мне не понравилось. Он был похож на англичанина со скрюченным носом и бородкой.
– Привет, математик, – брат протянул мне руку. «Может, он неплохой человек?» – подумал я. Мы вошли в уютное помещение с ковролином, сзади ко мне с сигаретой в зубах подошёл француз.
«Привет», – шепнул я. Француз ничего не ответил, а просто пожал мне руку. Я раньше не был в английских домах. Я знал, как они выглядят примерно (из книжек) и осматривался, как бы проверяя, всё ли на месте.
Что-то больно дёрнуло меня. Это был дикий гогот из гостиной. Неприятный. Похабный. Я вошёл в комнату, откуда доносился этот рокот. На четырёх стульях-шезлонгах расселась компания. Орал на весь квартал брат англичанина. Он просто визжал, как свинья. Одной рукой он держал неоткрытую бутылку с пивом, а второй накидывал себе в рот какую-то сухую смесь, типа закуски.
– Давай, ещё постой, – я увидел, что брат англичанина обращается ко мне.
Рядом с французом было не занято сиденье, и я был рад, что находился подальше от остальных. Каждый уже сидел с откупоренной бутылкой и дымящейся сигаретой в руке. Как я и ожидал, начались «мусорные» разговоры. Сплетни, поношения, глумления, грубые шутки, дилетантские мнения, не принимающие никакой критики и основанные не на доводах, а на тупом повышении тона.
Немец ждал возможности вставить что-то умное в разговор, когда говорили другие. Как только англичанин ошибался из-за своего вранья, или его брат оступался, потому что был тупицей, немец блистал самодовольно знаниями, которым все вроде удивлялись. И слово «гений» я нередко слышал в его адрес. От такого театра мне захотелось потушить их сигареты о свои глаза, а уши залить их пивом.
Англичанин врал, что шёлком шил, потому что, когда он говорил правду или выражал собственные мысли, не заискивая, его переставали слушать. Я видел ужас в его глазах, когда он ошибался подобным образом: страх за то, что тебя выгонят из группы, хотя я бы о таком лишь мечтал. Англичанин лгал даже тогда, когда на то не было причины. И от такого вранья на моей голове дыбом встали волосы, которые я чуть не начал рвать прямо при них.
Его брат не произносил матерных слов. Зато он язвил каждому и унижал каждого, потому что таково его понимание шутки; жрал как свинья и своим гнусавым голосом говорил о совершенно примитивных вещах, повторяя одни и те же фразы, так как его глупая башка не способна созидать. Низкие, как его лоб, интересы отражались на его слащавом, уродливом лице, которое всем, кроме меня, видимо, нравилось. И мне захотелось разбить его свиное рыло, оставив вмятины на его черепе.
Брат англичанина громко спросил немца, как меня зовут, и обратился ко мне:
– Слышишь, Иван? Отнеси пустые бутылки в кладовку.
– Хорошо, – я взял у ребят пять бутылок и пошёл искать узкую дверку в доме.
Только сейчас я понял, насколько устал за день. Я зашёл в ванную комнату, умылся и посмотрел на себя. Я почему-то выглядел на несколько лет старше своего возраста, хотя на мне не было ни бороды, ни просто щетины. Я так и не понял, из-за чего конкретно произошла такая перемена. Я посчитал, что сейчас самое время ребятам поговорить опять об автомобилях или о часах, потому что это мужские вещи. А, как известно, о мужских вещах допустимо говорить четырнадцатый раз за день.
– Спорим? – я услышал гнусавый крик. – СПОРИМ?! – крик перешёл в ор и смешался со звуками стремительных шагов.
Я вышел из ванной и увидел, как компания стоит рядом с лестницей на второй этаж, а по ней почти на карачках забирается брат. Он заполз наверх и опёрся на деревянную балюстраду локтями. Тут я осознал, что сейчас произойдёт горе.
Сердце застонало до того, как он изменил свою позу. Брат англичанина ухватился за перегородку, перевернулся через голову и вместе с оторвавшейся деревяшкой полетел, махая руками, вниз. В эти страшные секунды этого человека стало необычайно жалко. По положению правой руки в пространстве я понял, что она сломается.
Я заметил испуганные лица ребят. Англичанин раскрыл глаза, челюсть слегка отвисла, пальцы на руках растопырились и напряглись. Немец открыл рот и вдохнул полную грудь воздуха, глаза его прищурились, брови сомкнулись. Француз курил, смотря на летящего брата англичанина обычными глазами. Его брови сошлись, на лбу образовались две складки, а губы с силой сжали сигарету во рту.
Брат англичанина плюхнулся лицом в пол, выставив локоть правой руки перед собой. И спустя мгновение гробовой тишины он заорал. Я не помню, где я тогда взял бинты и шнуры, но шина из деревяшки через минуту уже была наложена на плечо. Брат ревел, как медведь. Сквозь этот рёв скорая помощь едва могла расслышать адрес, названный по телефону.
– Выживет? – спросил француз с сигаретой в зубах.
– Фрактурэ умери6, редкая травма, через три месяца будет здоров, – я сообщил французу самый оптимистичный исход и искренне в него поверил сам. Француз ничего не ответил и просто вышел на улицу.
***
Спустя долгое время я встретился с Ваном. Я ехал на автобусе до дома. На одной из остановок зашёл Ван.
– Привет, И-Ван, – я сделал пригласительный жест на место напротив меня.
Ван откликнулся не сразу. На меня посмотрело тонкое, замученное, строгое лицо, которое я бы не признал за Вана, если бы не белые выпуклые глаза с огромными чёрными дырками.
– А, привет, – зрачки его сузились, и он сел, – Как дела? Нашёл заработок? – он неестественно для себя, но искренне улыбнулся.
– Да, там мешки всякие таскаю. В полсмены кончаю – меньше платят, а мне и достаточно.
Ван долго смотрел на меня, постепенно расширяя зрачки, а затем согнулся, свесив голову, закрытую капюшоном, вниз.
– Ты какой-то измученный… Ты от филармонии?
– Да. Концерт был.
– Кто играл?
Ван немного помолчал.
– Я.
На шутку это не было похоже. Я ещё раз удивился таланту моего друга:
– Ого, что играл?
– Импровизировал. Какая музыка тебе нравится? – Ван посмотрел на меня.
– Мне – разная…
И я рассказал ему о своих вкусах. Он часто кивал и всячески поддерживал беседу. Я даже и не знал, что могу говорить о музыке с таким увлечением. Заметив, что автобус уже отъезжает от нужной мне остановки, я спохватился:
– Блин, я остановку пропустил.
Ван расширил зрачки на миг и едва заметно улыбнулся:
– Для la télépathie можешь ещё почитать русских философов. Тебе сделать перевод?
– Я почитаю на английском, – ответил я, не задумываясь о том, как Ван угадал, о чём я сейчас думал.
Я вышел в неосвещённое пространство, ощутив наползающий холодок вечера. «Может, ему не стоит брать так много на себя?» – промелькнула мысль.
***
(дата зачёркнута)