Buch lesen: «Квадрат жизни. Грань первая. Путешествие», Seite 15
Спорт
Теперь каждое утро, после того помешательства на берегу лесного озерка, решаю напоминать себе о важности путешествия, буквально заниматься самовнушением. Система контроля сознания продолжает давить на мозги, навевая разную чушь и уводя внимание в сторону. Если судить по силе и частоте подобных приступов, с приближением к центру давление растет. Даже думать не хочу, что случится при восхождении. К счастью, сегодняшнее помешательство уже прошло без тяжелых последствий, всего-то поговорил с собой, как душевнобольной. Сейчас же мой путь пролегает через луга, раскинувшиеся в невероятно широкой горной долине. Они еще вчера пришли на смену царству вечной осени, с ее большерогими обитателями.
Дорога под ногами на редкость ровная, поэтому беззаботно разглядываю карту на ходу. После обеда мне предстоит выйти к не самому приятному участку пути. За долиной начинается природный коридор, эдакая змейка с десятком извивов, многократно увеличивающих расстояние. Наверное, первый раз в жизни завидую птицам, но отрешаюсь от будущих тягот, глядя на горизонт. По волнистому простору, поросшему невероятно густой и зеленой травой, идется легко и приятно, всегда бы так. С двух сторон поднимаются острые пики гор, словно зубы дракона, впрочем, они так и называются на карте. На них приятно смотреть, но приближаться или карабкаться вверх даже не думаю, продолжая своеобразный отдых, шагая по лугу.
Царящую вокруг благодать, нарушают неясные возгласы и шум. На первый взгляд никого не вижу и сразу думаю о силе эха в здешней пустоте и тишине. Здесь и за тысячу шагов голос различить можно. Нарушители спокойствия обнаруживаются через полчаса, когда тропа неожиданно виляет к подножию гор, поросших островерхими старыми елями. Представшее моим глазам зрелище, на миг вынуждает остановиться, хорошо, что рот от удивления не открыл. Много чудачеств в парке видеть приходилось, но только не спортивные состязания. Перед стеной леса вытоптана и обустроена вполне основательная площадка для бега с препятствиями.
С десяток людей, в роли заправских спортсменов, носятся по кругу, скользя по траве, разбрызгивая грязь и ловко преодолевая очередной барьер, обычно перепрыгивая его. В скорости и проворстве участников заметна отличная подготовка, годы тренировок и неудержимое желание победы. Трудно предположить, чем они занимаются во внешнем мире, вряд ли по грязи бегают и через пни сигают. Может здесь и олимпийцы затесались, всем славное будущее хочется. Разумеется, не обошлось без зрителей. Шумят именно они. Так стараются, будто работу оплачиваемую выполняют.
Один из болельщиков, замечает мое приближение, перестает исступленно кричать слова поддержки и, не меняя громкости, орет мне:
– Эй, давай к нам иди, тут финал состязания, такое нельзя упускать, – и он снова возвращается к своему занятию, принявшись хлопать в ладоши, истошно голося.
Не отказываюсь, ноги сами собой останавливаются и просят пощады, ибо, как всегда, вышел с первыми лучами солнца, и двигался до сих пор без привала. Чувствую себя не в свое тарелке, потому что с детства наблюдать состязания не люблю, и не понимаю, что в них другие находят. Снимаю невесомый рюкзак, решаю просто на людей поглядеть, ради разнообразия. Счет мне неизвестен, а разобрать что-либо внятное в нескончаемом шуме оказывается невозможным, хотя народ и выкрикивает какие-то числа. Решаю взглянуть на состязание с другой стороны, с возвышенности. К счастью, мы находимся не на стадионе, и можно свободно ходить вокруг площадки. Обойдя самую большую толпу, замечаю отдыхающую команду участников.
Во мне сразу опознают новичка, и приветливо машут. Думаю, что из вежливости стоит перекинуться парой ничего не значащих слов. Обращаюсь к тощему и длинному парню:
– Привет. Давно состязание идет? И в чем смысл? Только что на вас наткнулся.
– Здорово. Ты сегодня уже не первый, вон еще парочка подтянулась, уже с час как. Мы-то пятый день бегаем, сейчас последний тур и награждение. Правда, наша команда выбыла, но все равно весело, – он умолкает, усаживаясь на траву, и приглашает меня расположиться рядом.
– Площадка – ваших рук дело? Тут, гляжу, на славу потрудились, столько деревьев перетаскали.
– Нет, мы точно в этом не участвовали. Когда сюда добрались, здесь уже другие люди бегали. Одни ушли, другие пришли, только Санёк со своими дружками и подругами давно сидят, правда сами не бегают. Можно у них спросить, – длинный оглядывается, ища взглядом видимо того самого Санька. – Только они сейчас не отвлекутся, крикуны. Но куда без поддержки, иногда помогает.
Легкоатлет вновь сосредоточивается на соревнованиях, что-то мне поясняя в последние решающие минуты. Не хочу вникать в суть происходящего. Внутренне посмеиваюсь над старой знакомой картиной. Вспоминается юность, когда за компанию с друзьями посещал городской стадион. Разница сейчас лишь в антураже. Как всегда забавно следить не только за спортсменами, но и за зрителями, за их усердными эмоциональными порывами. Наверное, устают не меньше бегунов. Вот уж где абсолютное погружение, и хорошо, что сам не разделяю такие развлечения.
– Ты, наверное, не в настроении? – спрашивает тощий парень. – Сидишь тут, как медитируешь.
– Просто не вливаюсь в общую волну. Под конец будешь уставший и мокрый, а зачем мне оно.
– Откалываешься от коллектива, – журит меня собеседник. – Разве не весело?
– Мне больше самому участвовать нравится. Только не всерьез. Ладно эти крикуны, пошумели, чувства излили и разошлись, а профессионально тренироваться, выжимать из себя больше возможного… Не знаю, мне просто здоровье поддерживать нравится.
– Глядя на твои руки и вообще всего, не сказал бы, что ты несерьезный, особенно если один идешь.
– Ну да, тренируюсь немного, но без фанатизма. А если соревноваться, то на интерес готов, да и то в домашней атмосфере. Для меня это, скорее приятное приложение к жизни, чтобы не скучать.
Парень отворачивается от площадки с бегунами. Видимо, мои слова пошатнули какие-то основы его временно урезанного восприятия. С нескрываемым сожалением спрашивает:
– Не обидно свой потенциал в землю зарывать? Что может быть важнее своего совершенства? А на соревнованиях-то можно не только имя себе сделать, а вообще все…
– Не трудись, у меня другие приоритеты, правда, пересмотрел их недавно. А совершенствоваться можно разными способами, и каждый сам выбирает, на что время тратить, по-моему, очевидная вещь. Кстати, ты сейчас в абстракцию лезешь. За что хоть соревнуются?
– Кубок победителя. Чего же еще? Мы его все вместе два вечера мастерили…
Меня непроизвольно пробрало на тихий смех. Про себя подумаю, что площадку могли сотрудники туристической фирмы организовать, и потеха и очередной фильтр для истинных победителей в глобальной игре. А эти погруженные, видимо вспомнили былые занятия, здесь совершенно не лишние. Но вслух говорю мягче:
– Не знаю, на что вам этот кубок сдался, но в восхождении он точно не поможет, если вообще успеете. Хотя у вас ноги сильные, бежали бы они в нужную сторону. А то, как белки…
Разговор прерывается, неожиданно резким воплем отчаяния, со стороны болельщиков. Один из них лежит на земле, а кричит видимо девушка. Она безуспешно пытается привести упавшего в чувство. Мой опытный глаз различает постепенно возникающую рябь, вдоль спины лежачего. Соревнование продолжается, видимо событие сочли нормой. В следующие мгновения бесчувственное тело плотно покрывается защитным полем и с нарастающей скоростью направляется в восточном направлении, уносимое светящимся лучом. Большинство болельщиков проводят его взглядом, и вновь возвращаются к состязанию. Девушка с еще одним человеком так и остаются сидеть не земле, шокированные внезапной потерей товарища.
Сцена окончания временного цикла этого путешественника нагоняет на меня легкую грусть. В голове противно зудит чужая мысль, но голос худого спортсмена выводит меня из транса:
– Ты в порядке? Первый раз что ли видишь, как у людей срок выходит? Не парься. Такая участь всех ждет. Поэтому к вершине и не спешим. Прямо здесь призы срываем.
– Ну-ну, призы. Понимаю, у всех путешествие закончится. Вопрос лишь в когда. Один может по скале лезть, в часе от вершины, вот ему особо обидно. Другой в войнушку играть с местными фракциями, третий в лагере дурью маяться. А это так чужой игрой увлекся, что про себя забыл. Всего-то и пользы, что другим урок преподал, – мне перехотелось развивать длинную мысль, но ум сам продолжил ее мысленно. – Сам-то хорош, особенно во внешнем мире. На что только время не транжирил, хоть и одумался. И благо, что здесь такие ошибки не смертельны.
Забег, тем временем, заканчивается. Счастливая команда в черных банданах, почти потерявших свой цвет под слоем грязи, выражает дикий восторг от долгожданной победы. Болельщики ликуют, находясь на пике накала страстей, вновь оглашают окружающие луга визгами и гиканьем. Больше всего смешен самодельный приз, ввиду отсутствия спонсоров, хотя мне мало что известно. Может им и зачтут состязание после путешествия каким-то особым образом. Но этих чумазых людей подобные мысли не тревожат. Они обнимаются и качают друг друга, как после победы над вселенским злом, повторяя типичные жесты триумфа.
Рядом со мной слышится голос уже знакомого спортсмена из выбывшей команды:
– Ничего, ничего, мы еще свое отыграем, – он обращался к своим приятелям. – Вот увидите, новички заявятся, уговорим их. Нельзя же так уходить просто, – он поворачивается ко мне и собирается что-то произнести.
– Дай-ка угадаю, ты сейчас предложишь мне составить вам компанию, и совместными усилиями утереть нос кому-нибудь менее ловкому?
– С чего бы вдруг? Много о себе думаешь. Иди уже, куда шел. Не интересно с тобой.
Мне больше нечего было смотреть, да и передохнуть успел, а на резкие слова не обиделся, ибо мне все равно, что люди говорят. Подбираю рюкзак, вовремя соображаю, что для вида надо разыграть ощущения тяжести. На ходу прокручиваю в голове увиденное. Складывается целая теория о циклическом механизме. Мысленно представляю как, рядом работает специфический транслятор, навевающий азарт и борьбу. Благо, что под раздачу попадают люди с подходящими интересами и ценностями. Снова убеждаюсь в слабости воли и способности людей легко отвлекаться от главного, даже в такие невинные ловушки попадают и радуются. Мой внутренний монолог, обрывает чей-то оклик. Невысокая женщина в сером камуфляже машет моей шляпой. Не ожидал от себя такой рассеянности. Пришлось вернуться.
Наваждения
Путь по зеленым лугам завершился ближе к вечеру. Мое одиночное странствие продолжается в широком ущелье, которое образуют все те же две гряды гор. На самом деле для ущелья довольно просторно, хоть и мрачновато. Глубокая и быстрая река несется со стороны далекой вершины, зажатая почти отвесными скалами, и лишь один берег годится для пешей ходьбы. Мой привал напротив одиночного лога, устроенный ради ужина, несколько затягивается. Удивительно, но даже в это суровом и неприветливом месте мне не дают побыть наедине со своими мыслями. На ветвь кряжистого кедра садится старый и крупный ворон. Видимо преклонный возраст не позволяет ему опускаться до никчемного карканья, поэтому он молча глядит на меня то левым, то правым глазом.
Ум мучают сомнений в выборе пути. Мне сейчас не хватает Вани, дабы унять свою редкую нерешительность, а так стыдиться некого, вот и терзаюсь теперь. Покончив с едой, думаю, что ворон сойдет за собеседника, ведь гадают некоторые самыми причудливыми способами, поэтому обращаюсь к птице, решив, что ее или его «кар» обозначит наилучшее решение, глупо наверное.
– Пернатый, слышишь меня, – говорю и тут же смеюсь, сочтя себя окончательно спятившим, но продолжаю уже серьезнее. – У меня классическая дилемма. Выбор между короткой дорогой направо по болоту, за которым меня ждет непонятный горный массив, или размашистый зигзаг по реке, о которой уже наслушался всякого.
Птица молчала, втягивает голову, только левый глаз моргает с равными промежутками. Приходится продолжить свою речь, надеясь на дурацкую подсказку:
– Видишь ли, друг, мне ясно, что сидя здесь, не узнать где хуже, где лучше. Может все оказаться одинаково невыгодным, и в итоге разницы нет. Медленно идти и утонуть в трясине также обидно, как долго шествовать по берегу быстрым шагом, и опоздать. Риск, разумеется, не по мне, тонуть не готов, просто из-за кучи недоразумений уже столько дней потерял, что хочу углы резать, но боюсь. Ну, так что, болото? – специально делаю паузу, ожидая реакции. – Или долгая река?
– Идиот, какой тебе из меня друг. Что же ты, отстраненный, ответственность на других перекладываешь, – раздается хриплый и скрипучий голос, вынуждая меня осмотреться. – Не делай вид, будто не понял, кого слушаешь, – говорит ворон, и мне даже удается заметить синхронно открывающийся клюв.
– Сам такой, – не пойми зачем огрызаюсь на птицу, продолжая думать, что мне мерещится. – Может это потребность у меня такая, в дополнительном мнении, чтобы в своем утвердиться.
– Вспомни себя, свою независимость. Плюй на сложности и тяготы, главное идти, не отвлекаясь на жалобы с сомнениями. Подумаешь болото, подумаешь скалы, тьфу. Если суждено сгинуть, ты прямо здесь шею свернешь, на корнях запнувшись. Между прочим, в срезании невозможных углов у тебя уже есть удачный опыт, – ворон топчется на ветке, будто собираясь с мыслями. – Тебе же безразличны комфорт в дороге, за пейзажами не охотишься, все принимаешь, так экономь свое время, сокращай путь, если со счету еще не сбился. Ну как, доволен?
Пока он вещает, у меня задерживается дыхание, то ли от ужаса, то ли от крайнего удивления. Но все же нахожу в себе силы, отстранился от подозрений в личном безумии, и отвечаю:
– Хитришь друг. Хочешь меня тем же путем послать, куда все идут, чтобы снова с человеческую ловушку вляпаться, или надеешься в болоте из меня, тонущего, глаза добыть? Только здесь они тебе не достанутся, где бы мой путь не оборвался. Неудачная попытка. Мне не только от людей отстраниться не сложно, но и от твоего трепа, или клекота, уж не знаю, как назвать. Обойдусь без гаданий и подсказок. Лети-ка отсюда, – договорив, закрываю глаза, начав считать до шестнадцати, как с молодости привык, ради избавления от дурных снов.
Медленно размыкаю веки. Ворона нет. Хотя шума его огромных крыльев не слышал. Во рту становится сладко, колет в подмышках, и волна мурашек марширует по груди. По всем признакам мой организм испытывает ужас. Не паникую. Складываю рюкзак дрожащими руками, и решаю для себя, что в очередной раз столкнулся с наваждением от следящей системы, ибо нынешняя техника еще и не такое может. Некоторые время стою на перекрестке трех дорог и силюсь вспомнить куда собрался и что, вообще, происходит. Спустя пару минут память проясняется, но события этого дня, как и всего похода, воспринимаются так же тяжело и смутно, как утренний сон.
Краем сознания вспоминаю то ли слова Ворона, то ли галлюцинации собственного, неудачно погруженного разума. Решительно начинаю идти вдоль берега, выкинув из головы короткие пути, ибо второй раз вместе с углом можно срезать под корень все путешествие. В мыслях царит полный бардак, но разбираться с ним сейчас нет желания. Сейчас важнее пройти побольше, до заката, и избежать скуки, вместе с новыми забвениями. Отлично знаю, сколь умиротворяюще на меня действует быстрая ходьба, и вместе с тем, на память приходит благое состояние после давешней игры на лютне, еще в начале пути, но этого средства отдохновения сейчас нет, а жаль. Пока иду по каменистой тропе, ежась от холодного ветра, завывающего среди серых и безжизненных скал, думаю только о том, чтобы не спятить в ближайшее время, и не пойти вспять, забыв о цели и смысле путешествия, как большинство погруженных.
Зарубка на память
Место привала начинаю искать задолго до заката в нескончаемом коридоре ущелья. Чем ниже садится солнце, тем больше прибавляю шаг. Уже практически бегу. С двух сторон равнодушно холодные скалы, внизу такая же холодная река, и ей нет дела до жаркого лета. Только узкая полоска леса из вязов и тополей, напоминает, что тропа проходит все ещё в живом мире. Когда светило скрывается за верхушками скал, замечаю группу, неспешно бредущих людей. Молча беру на обгон. Краем глаза замечаю красные повязки. Игнорирую их. Меня тоже не замечают. Сильно оторвавшись вперед, решаю устроиться где попало, но пройдя еще сотню шагов, нахожу неожиданно широкий участок берега. Приходится пару минут переждать, опасаясь совместной ночевки с Красными провожатыми. Обошлось. Пока ждал, неожиданно разжился призовым завтраком, обнаружив знакомый ствол инжирного дерева. В спальный мешок, спустя четверть часа, забираюсь из последних сил, и мгновенно проваливаюсь в темноту.
Будильник почему-то не сработал, а вместо привычной темноты уже светает. Понимаю, что проспал, зато чувствую себя на редкость хорошо отдохнувшим. Тяну руку в поисках коммуникатора, дабы разобраться с причиной выключенного сигнала. Столика рядом нет, и куда-то пропал ночной светильник. Резко поворачиваюсь набок, понимаю, что рискую упасть с кровати, и судорожно вцепляюсь в матрас. Ощутив в руках что-то тонкое и упругое, прихожу в замешательство. Лишь спустя пару минут бездумного разглядывания маленького пространства палатки, до меня доходит, что нахожусь вдали от дома, и уже больше недели иду к вершине. Нежданный приступ забвения, превосходит все былые наваждения и заставляет крепко задуматься над опасностью своего положения. На ум приходит неприятная мысль о некой негативной компенсации от следящей системы, за сохранение полного восприятия и памяти, если не считать отсутствие защитного кокона.
Завтрак из собранного в прибрежных деревьях инжира, провожу в раздумьях. Перебираю идеи спасения собственных памяти и рассудка, отбрасывая одну за другой, ввиду их абсурдности или бесполезности. Отказ от сна без элементарных стимуляторов для меня вещь запредельная, на такое редко какой модифицированный боец способен. Метафизическими практиками за день не овладеть. Записку сочту за бред. Разве только на себе писать, а лучше вырезать, без лишней жестокости. По своему опыту знаю, что болезненные моменты отлично запоминаются.
Лезвие ножа чистое, но для порядка мою его и беру как карандаш. Подавляю страх с брезгливостью, представляю себя тату-мастером, и на всякий случай закусываю губу. Спустя несколько минут самоистязания, на моей руке красуется изображение горы с подписью: «Помни и дойди». Наверно любой путешественник покрутит у виска и назовет меня сумасшедшим, но мне нет дела до чужих слов. Пока сворачивал ночную стоянку, ворочаю в голове новую идею. После похода можно легко вылечить руку, а можно и на память оставить. Решения так и не принял, зато рану напряг, и пришлось повязку накладывать.
Беспощадный берег
Полуденное солнце, нещадно печет мою голову, начисто игнорируя шляпу. Равнодушно переставляю ноги по выжженной добела дорожной пыли. Мрачная, и одновременно спасительная тень ущелья осталась позади, и уже сутки мне приходится довольствоваться редкими передышками под одиночными деревьями. Здесь почти нет теней, лишь безжизненный широкий берег, белая почва, белые скалы, и невозможно белое солнце. Зато позади все время маячит черная клякса, не то ворон, не то иллюзия, но стараюсь не обращать внимания. Глядя на непреодолимые стенки жёлоба, в который вчера превратились горы, иногда жалею об отсутствии принадлежностей для альпинизма. В голове зудит дурацкая мысль, о том, что болото было бы лучшим выбором, но гоню ее прочь.
Светило уже давно высушило меня до состояния изюма, ибо воду стараюсь не пить, все равно она испарится, только мокрый буду. Тихо смеюсь над персональным катарсисом. Бодрю себя, растирая уши, ибо не спал ночью, из-за неуловимого комара, подло проникшего в палатку. Сначала отмахивался, потом устроил охоту, потом смирился, и теперь иду с квадратной головой, да еще с зудящими укусами на шее. Видать под утро задремал. Погода снова меняется, третий раз за последний час, словно капризная модница перед зеркалом, не знающая, что надеть. Два раза выпадает дождь, тут же высыхает, устраивая парилку, и сейчас снова налетели непонятные тучи. Мне кажется, будто парк свалил на меня все возможные беды разом, за отрицание уловок следящей системы и вообще отрешение от чего бы то ни было.
Солнце неподвижно стоит в зените. Дохожу до ближайшего вяза, снимаю вымокшую шляпу, открываю твердый пакет, с плодами инжира. В таком пекле нет аппетита, но обедаю по привычке, и с целью отвлечься, а может, ищу хоть какую-то радость. На всякий случай кручу в сознании намерение дойти, напоминаю себе о цели и самом себе, то и дело бросая взгляд на гравированную вчера руку. Отдых проясняет мысли, и дает надежду, что временное помешательство пройдет вместе жаркой дорогой, уже совсем скоро. Десятый раз на дню сверяюсь с картой, глядя на предстоящий остаток пути. Ощущаю знакомое томительное ожидание, как в момент загрузки важного файла, продвижения в очереди или честного просмотра неинтересного фильма. Хочется сказать: «Ну когда же это кончится», но молчу, а то поболтал уже с одной птицей.
Налетевшие облака зависают над выжженым берегом и раскаленными скалами, подарив мне душную темень. Обед завершается необычно быстро, ведь Ванёк остался далеко позади, некому меня тормозить. На миг жалею о его отсутствии, ведь глядя на погруженного, мне было легче встречать новые трудности, являя приятелю пример для подражания, да и галлюцинации тогда не приходили. Собираюсь, выхожу, ускоряюсь, ощутив легкую прохладу в тени. Однако дышать тяжело, даже в правильном ритме. Сразу радуюсь, что иду один, ибо выбором такого пути уморил бы любого спутника. Потом начнут припоминать, претензии предъявлять, а мне трудности не обидны, все готов стерпеть ради вершины.
– Бесхитростный мечтатель, – слышится за спиной странно знакомый, клокочущий голос. – Ему сама судьба руками глупых людей редкостный дар вручила, а он все о вершине думает, хотя ключи от настоящего счастья в кармане несет.
Медленно оборачиваюсь. Сзади сидит давешний ворон. Падальщик перелетает ближе, словно ожидая моей реакции. Нехотя бормочу в ответ:
– Не знаю, какие ты ключи выдумал, ибо здесь замок с шифром, но такими смешными соблазнами можешь только самых последних слепцов стращать, а у меня и глаза и ум на месте.
– Зря думаешь, что люди непроходимые тупицы, – перебивает меня ворон. – Чутье на ценности у них не отнимешь. Избавишься от груза, вовек себе не простишь. Сел бы вечерком, подумал бы над замком. Не огорчай меня. Иногда нужно отступать от своих правил. Отвлекись немного, ради здравого рассудка. Думаешь, просто так парк погодой тебя испытает? Подсказывает, что ошибаешься в своем упорстве. От людей хватило ума избавиться, так еще немного мозгами раскинь.
– Твоими мозгами раскину, только камень хороший подберу, – тихо огрызаюсь навязчивой галлюцинации. – Титаном духа меня не назвать, и до того аскета из степей мне далеко, но пока хватает разума отличать ловушки от ступеней. Уж не знаю, может подготовка меня выручает, или везение. Как ни крути, ты меня не одурачишь. Сгинь уже.
Ворон еще некоторое время преследует меня, прыгая за спиной. Но видит мою демонстративную отстраненность, и взмывает ввысь, улетая вперед, и словно тает в воздухе, как мираж. Даже вглядываться не хочу, дабы проверить наличие следов. Включить это наваждение в привычную картину мира и иду дальше. Настроение безнадежно испорчено, зато ощущается некое злорадство, из-за повторного избавления от чернобокого вещуна. Через час бездумной ходьбы река перестает извиваться, а еще через два желоб раскрывается, выпуская меня на простор. В дымке горизонта виднеется та самая вершина, перед ней расстилаются многоярусные предгорья. Они, как всегда, меняют свой цвет, от прозрачно-голубого, к пепельно-зеленому на ближайших покатых склонах. Исполнившись благодарности неизвестно к кому, замираю на месте, глядя вдаль. Цель далека, но уже обозрима, и это придает сил.
